Замуж не Напасть, Но как бы Замужем не пропасть (СИ) - Шевцова Наталья

Милдред попыталась отдёрнуть голову, но проку от этого вышло мало. Паутина крепко держала её в плену.

– Но зачем вам это? Зачем вам я? Из-за Сторма? Но нас с ним больше ничего не связывает! Да и не связывало никогда… Я не понимаю! Ничего не понимаю! Я вас даже не знаю!

– Справедливое замечание, – кивнула вампирша. – Боже мой! Где мои манеры? – всплеснула она руками и протянула девушке руку. – Джиллиан Карлингтон.

– Не сочтите за грубость, но боюсь я не смогу пожать вашу руку, – максимально вежливо заметила пленница, указав глазами на своё спеленатое тело.

– Милли, ради бога, попытайся активировать щит! Я верю в тебя! Ты сможешь! – жужжала комаром в её мозгу бабушка-призрак.

Милдред вонзила ногти в ладони, чтобы не завопить во всю глотку, предлагая бабуле заткнуться. – Если бы могла, активировала бы! – мысленно огрызнулась она.

– Ты можешь! Я знаю! Просто ты не веришь в себя! – парировал призрак.

– Возможно, если бы ты меньше жужжала мне на ухо… – раздраженно подумала Милдред.

Однако додумать эту мысль до конца ей было не суждено. Джил  вдруг резко схватила её за плечи и вонзила клыки ей в шею. 

– Не-э-э-э-э-т! – выдохнула Милдред, сердцу которой стало мало места в груди, настолько неистово оно колотилось и билось о рёбра.

Чёрные омуты глаз вампирши поглотили её. Ей казалось, что тьма, плескавшаяся в них, теперь перетекала в неё, отравляя кровь, затуманивая мозг.

Девушка собрала всю свою волю в кулак и изо всех сил тряхнула головой, пытаясь хоть чуть-чуть прояснить мысли. К сожалению, вампирская слюна-наркотик к тому моменту уже проникла в её кровь и теперь наркотическая зараза растекалась по всему её телу.

Очередной удар сердца и она больше, казалось, не принадлежала бренному миру. Она принадлежала миру экстаза и нирваны…

Восхитительное ощущение, чем-то сходное с наслаждением изысканно-тонким и сверхъестественно-лакомым яством, разлилось по всему её телу. Упоительный восторг, неземное блаженство и божественная нега зародившись то ли в её солнечном сплетении, то ли на кончике языка, проникали в каждую клеточку её тела, снимая напряжение с мышц и даря доселе неиспытанное ею упоение чувствами и почти полное удовлетворение жизнью.

Почему же «почти полное»? Да потому что назойливая бабуля-призрак не оставляла своих попыток достучаться до одурманенного наркотическим угаром сознания внучки и истошно вопила и вопила, требуя от той сопротивляться воздействию вампирьей слюны, призывая изо всех сил бороться с наваждением, умоляя вспомнить, кто она есть и что она может потерять!

Милдред очень хотелось (больше, чем что-либо когда-либо) отрешиться от «в печёнках» у неё сидевшего голоса покойной бабули. Однако нечто в глубине её уже практически порабощенной наслаждением души беспокоило её, призывая прислушаться к назойливо жужжащему голосу. И это нечто не позволяло ей полностью раствориться в наслаждении. Возможно, это было потрясшее её воображение воспоминание о беспросветной пучине мёртвых, лишенных зрачков, абсолютно черных глазах вампирши.

А возможно это была боль, испытанная ею в тот момент, когда клыки вампирши вонзились в её горло. Но Милдред не могла отделаться от мысли, что каким бы приятным не был происходящий с ней процесс, было в нём что-то очень и очень неправильное.

Но что? Забилась в её отупевшем сознании мысль, словно выброшенная на берег рыба.

Я должна вспомнить, ПОЧЕМУ испытывать наслаждение – неправильно! Забилась рядом с первой, вторая выброшенная на берег из океана удовольствия мысль.

Я должна понять, что со мной происходит, во что бы то ни стало! Присоединилась к первой и второй – третья.

Но я не могу ясно мыслить! Ударила в набат четвёртая мысль.

Не могу! Сколько бы я не пыталась, не могу! Подвела итог, пятая.

– Тебя никто не просит мыслить! Тебя просят действовать! – ворчливо напомнил бабушкин голос. – Активируй солнечный щит, чтоб тебя мать твою! Или тебе придётся забыть о карьере кардиохирурга! Потому как понятия: лекарь и кровопийца – не совместимы! Ибо тот, кто видит в людях лишь сосуд для утоления своей жажды крови и звереет лишь от одного её запаха или вида, превращаясь в неуправляемого свирепого алчного до человеческой крови хищника – не может быть лекарем и тем более, хирургом! А значит Милдред, тебе придётся поставить крест на смысле и цели всей твоей жизни! Или я ошибаюсь, думая, что возможность спасать человеческие жизни – это для тебя ВСЁ?!

Поэтому борись, Милдред! Борись, если не ради себя, то ради своих пациентов, настоящих и будущих! Борись за свое право оставаться человеком, за право продолжать спасать, а не начать забирать человеческие жизни! Твои пациенты верят в тебя, внученька! Для многих из них, ты – единственная надежда на спасение! Не подведи их, внученька! Не обмани их надежды! Борись!

Внезапно перед мысленным взором Милдред парадом ярких сияющих в ночном небе комет промелькнули многочисленные лица её пациентов… Точнее, не лица, а больше даже глаза. У неё была плохая память на лица, но глаза каждого своего пациента – она помнила. Глаза эти были разные, большие и маленькие, улыбающиеся и печальные, усталые и полные жизни, серые, карие, голубые, зеленые…

Но одна черта была общая: все эти глаза всегда смотрели на неё, Милдред, с НАДЕЖДОЙ и БЛАГОГОВЕНИЕМ!

Горячее как огненная вулканическая лава чувство ответной любви и благодарности к людям, верящим в неё и надеющимся на неё, а также сопричастность, вера в себя и свое предназначение вдруг в буквальном месте поглотили её.

И под воздействием этого шквала эмоций и чувств ледяная плотина нечестивого, порочного, заставляющего чувствовать себя грязной и недостойной удовольствия сковывающая до этого момента всё её существо, затрещала по всей своей поверхности.

Однако шквал эмоций и чувство на этом не остановился, он продолжал расти и крепнуть, пока от удовольствия не осталось ничего, кроме праведного гнева…

– Про-очь! – выдохнула обессиленная из-за потери крови девушка, с трудом вытолкнув это слово из пересохшего горла.

Выдохнула настолько тихо, что никто и никогда бы, в том числе и сама Милдред, так и не узнал бы, что протест этот вообще был, если бы не грохот её собственного падения, боль во всем теле, вследствие падения, и удивительно-яркое желто-белое пламя, хлынувшее из её груди и охватившее не только всё её тело, завернутое в кокон, но и паутину, и рядом стоящую Джил.

У этого практически беззвучного «прочь» был также и ещё один сопутствующий эффект. Извергнутое душой Милдред пламя, обладало особым гало[2]. Таким гало, которое не просто стационарно светилось ореолом, а с каждой секундой все больше и больше увеличивалось в диаметре, охватывая всё новые и новые территории, подобно распространению ударной волны при воздушном взрыве.

– Что б я был проклят! Во истину, кто ищет, тот находит! – воскликнул Бельфегор, который на сей раз смог не только ухватиться каждой фиброй своего демонического чутья за энергию донёсшейся до него волны, но и точно понять, где именно находится источник света.

[1] Гуманоид (лат. humanoides «подобный человеку»)  – к гуманоидам принято относить не всех человекоподобных существ, а лишь неизвестных науке.

[2] Гало (от др.-греч. ἅλως «круг, диск»); также а́ура, нимб, орео́л –  вторичное свечение вокруг источника света, как правило, имеющее форму круга, кольца, дуги, светового столба или «алмазной пыли».

Глава 27

Вспыхнувшая, словно фитиль восковой свечи вампирша, не просто отшатнулась от Милдред, но отлетела на значительное расстояние.

– Огонь истиной веры?! – шокированно прошептала она. – Ах ты, маленькая стерва! – не сдержавшись, всё же завизжала она. Боль и шок, впрочем, не помешали ей одним щелчком уничтожить и огонь, пожаривший не только её одежду, но и плоть; и исходивший из души Милдред свет. – Миленький фокус! Но абсолютно бесполезный в сложившихся обстоятельствах! Однако пожалуй, ты права, я увлеклась! И поэтому я не особо сержусь на тебя… – шипя словно змея, проговорила вампирша, поднося к своему рту руку и прокусывая себе запястье.