Лилит Сэйнткроу - Предательства
— Но перед этим он гнался за мной, чтобы убить! — Только тут я осознала, что ору. У меня болела грудная клетка от невероятного груза всей этой путаницы. — В ту ночь он спас мне жизнь. И этому должна быть причина!
Грейвс положил руку мне на плечо.
— Успокойся.
Успокойся? Он хочет, чтобы я успокоилась? Ну уж нет.
Я была на грани взрыва.
— Мы тут чешем языками и ничего не делаем! Что если можно найти Пепла? Мы могли бы ему помочь, и тогда появился бы шанс выяснить что-нибудь еще.
— Слушай, зачем тебе это надо? — поинтересовался Спиннинг. — Ты и тогда на лекции все не могла успокоиться.
Ага. Как раз перед тем, как мы сцепились, и я надрала тебе задницу. Тут я вся похолодела, покрывшись гусиной кожей. Перед тем, как мне захотелось крови. Как вампиру.
— Ты не видел его глаза. — Почти сдавшись, я бухнулась на скамью. — Ты просто не видел его глаза. Я хочу ему помочь.
— Он служит сама-знаешь-кому уже много лет. Еще в Темные времена сама-знаешь-кто с его помощью охотился на его же собратьев. Среброголовых больше не осталось, только Пепел. — Дибс содрогнулся. Он говорил тихо, испуганно и очень печально.
Мои руки сами сжались в кулаки. Я набрала воздуху.
— Но меня он не тронул. И сколько он убил кровососов? Для нашей стороны это ведь совсем неплохо.
И снова по классу пробежало волнение, словно в воду плеснули чернил. Я поняла, что сказала что-то не то.
— «Для нашей стороны». Все вы дампиры такие. Рано или поздно начинаете про стороны. — Губа у Спиннинга скривилась. — Пора волкам приниматься за грязную работу, а вы пока отсидитесь…
Комок ярости снова разросся в моей груди. Десны стало покалывать, и я ощутила, как что-то острое касается нижней губы. Я вскочила на ноги.
— Да пошел ты!
— Не надо так, успокойся… — начал Грейвс.
— Успокойся?! Я могла погибнуть, а это придурок винит во всем меня! — Досада и разочарование бурлили под кожей. Все тщательно упрятанные тайны рвались наружу. — Поищи кого-нибудь другого для тупых подколок типа «ты как они». Я не просилась быть наполовину кровососом! Я даже и не знала, пока за мной не стали охотиться! А папа так и не вернулся! — Я остановилась, чтобы перевести дух. Все молча смотрели на меня. — Теперь никто не может мне сказать, какого черта здесь происходит! Достало чувствовать себя виноватой уже в том, что дышу! Сыта по горло!
— Да никто тебя не винит… — начал Грейвс. К его чести надо сказать, он как мог пытался сгладить острые углы. Но мне надоело, что меня все успокаивают.
— Винит! — Я тыкнула пальцем в Спиннинга. — Вот он! Он говорит, что так мне и надо — по рождению заслужила!
Я выдохлась.
Воздух в классе задрожал ледяным предупреждением. Грейвс хотел снова положить руку мне на плечо, но я увернулась. Дотронься до меня сейчас хоть кто — не знаю, что сделаю.
Жажда крови закипела в груди. С большим трудом я протолкнула ее глубже и заперла на замок. Неужели все дампиры такое ощущают? Каждый раз, когда готовы трансформироваться? Как они выдерживают? Неужели это кто-то может выдержать?
— О, нет. — Один из вервольфов, сидевший на полу у двери, поднял голову и принюхался. — Дампир идет. Препод, наверное.
— Черт. — Спиннинг вскочил на ноги. — Разделимся. Если нас застукают с ней…
— Не волнуйся. — Я уже развернулась, чтобы идти к двери.
Он фыркнул.
— Побежишь докладывать?
— Надо бы, — бросила я через плечо. — Но не суди по себе, придурок. Отец меня правильно воспитал, черт побери. Кто бы там ни был за дверью, я его отвлеку на себя, а вы проваливайте отсюда.
Я выскочила в коридор. В этом крыле было холодно, а кроссовки у меня промокли, и я шла, громко ими чвакая и выкрикивая все, что приходило в голову — в основном ругательства, которые эхом отражались от каменных стен.
Это должно было отвлечь любого препода, который бы сюда забрел. У волков предостаточно времени, чтобы разбежаться по комнатам и уже преспокойненько играть в карты. Или в бутылочку. Да хоть во что. Мне наплевать.
Я ворвалась в столовую, которая оказалась странно пустой. Сквозь высокие окна ее заливало солнце, на столах стояли перевернутые стулья. В ярости я с грохотом повалила один на пол. Ну должен же кто-нибудь прийти на шум! Сердце стучало, как молот, чувство несправедливости подступало к горлу. Комок гнева разрастался в груди, а из глаз брызнули горячие слезы.
— Да пошли вы все! — проорала я. — Кто-нибудь даст мне ответ, наконец?!
— Не стоит так кричать, — сказал кто-то позади меня, и я резко обернулась. Из тени выдвинулся Дилан, тихо скрипнув курткой, и остановился, немного не дойдя до солнечной полосы на полу. — Надо быть осмотрительнее. Если я смог застукать вас в дневное время, то сможет и любой другой.
Секунды две душа выбиралась из пяток.
— Господи Иисусе!
— Нет, это всего лишь я. — Уголки губ поднялись в кривой усмешке, но темные глаза оставались серьезными. И похожие на синяки впадины под ними смотрелись совсем не смешно. — У нас мало времени, Дрю. Пойдем.
Знаете, в любой другой день я бы наверняка просто пошла за ним. Но не сегодня. Надоело ходить то за тем, то за этим, надоело, что меня водят за нос.
— Куда? Что, эта — как там ее? — опять хочет меня видеть?
Дилан вздохнул — так мрачно и так знакомо. Темные круги под глазами подчеркивали напряжение губ. Волосы взлохмачены.
— К твоему счастью, нет. Пойдем, Дрю. Прошу тебя. Мне надо кое-что тебе показать.
Я скрестила руки на груди и не двигалась с места.
— А почему это «к моему счастью»?
— Потому что я не уверен, можно ли доверять миледи. — Он отступил назад в темноту. — Так ты идешь? Или мне ждать своего следующего дежурства?
— Вы были на дежурстве?
Он пожал плечами.
— А как ты думаешь, почему я позволил тебе и твоему юному другу выйти из здания? По крайней мере, я уверен, что он и вервольфы тебя не убьют. Даже если они воры и хулиганы. — Он отступил еще на два шага. Глаза его горели, ипостась дампира то проявлялась, то тускнела, меняя цвет его волос. — Дрю. Поверь мне. Ты захочешь это увидеть. А здесь разговаривать небезопасно.
Здесь?
Я вздохнула. Вот все так и говорят: Поверь мне, Дрю. Доверься мне, Дрю. Дай мне сделать все по-своему, Дрю.
Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Впрочем, как и всегда. А мысль о том, что Кристоф, возможно, не собирается возвращаться, что он, наверное, использует меня как приманку и поэтому я могу застрять здесь навечно, кого угодно выбьет из колеи.
Плечи у меня опустились. Я прижала ладони к лицу — пальцы стали мокрыми.
