Нежеланная императрица, или Постоялый двор попаданки (СИ) - Мэо Ксения

Ну нет! Еще не хватало влюбиться в этого деспота! Хотя… Меня уже тянет к нему неведомой силой. Но это наверняка просто шалят гормоны. Меня так долго никто не касался с таким жаром и нежностью — да что там, даже муж из прошлой жизни не трогал меня так, чтобы мое тело реагировало подобным образом.

Сопротивляясь внутреннему желанию стоять так и смотреть в эти странные, горящие нечеловеческим огнем, глаза, отстраняюсь. И Эдвард меня не удерживает. Хотя во взгляде мелькает сожаление.

— Легко же ты готов заменить настоящую Аделину на незнакомую женщину, — с укором бросаю в его красивое мужественное лицо.

И зачем я это сказала? В груди скручивается пружина страха. Ведь Эдвард меня сожжет. Как пить дать — сожжет! Он же воспламеняется, как спичка, и взрывается, как динамит. Но сказанного не воротишь.

Эдвард мрачнеет, но не злится. В глазах вспыхивает печаль и натуральная боль.

— Не легко. Она была моей женой, и я ее любил. И в самый важный для нее момент меня не было рядом. Это непоправимо. Как и то, что я поверил в ее измену. Но больше я не допущу ничего подобного.

— Ты не понял… — произношу с горечью и отхожу, отворачиваясь лицом к розовеющему восходу. Опираюсь на широкие перила и тихо продолжаю. — Я — не она! Мы с тобой друг друга совсем не знаем. Аделина любила тебя и отдала свою жизнь, пытаясь тебя предупредить. А я — другая. Меня с тобой ничто не связывает, кроме этого тела.

Эдвард облокачивается на массивные перила рядом, и произносит:

— Думаю, я знаю тебя очень хорошо. И уверен, что ты примешь меня, когда поближе со мной познакомишься. По крайней мере, я всё сделаю, чтобы добиться тебя. Но сначала надо покончить с предателями.

Он резко отталкивается от перил и бросает мне:

— Пойдем. Нам предстоит многое сделать.

Мы проходим в кабинет Эдварда. И моё тело начинает покрываться мурашками возбуждения. Особенно при виде королевской софы сапфирового цвета. Кажется, я краснею еще больше, хотя это уже нереально. Не знаю, куда деть глаза.

Но Эдвард бодро шагает к столу и дергает висящий над ним красный шелковый шнурок с золотой кистью. И ждет. Это человек из стали! Он махал крыльями всю ночь, а сейчас бодр и собран. Словно и не было этого перелета через полстраны.

Через некоторое время в кабинет почтительно входит ненавистный советник, от вида которого у меня учащается сердцебиение и ноет затылок. Эдвард тут же произносит:

— Приветствую, Альфред. А вот и наша пропажа. Я наконец решил, как поступлю с предателем, — меня пугает то, какой свинцовой тяжестью налился его голос. — И ты прав: ссылкой тут не обойтись. Нужна достойная кара.

На лице Альфреда появляется хищная улыбка. Он жаждет моей крови. Ему мало было убить меня один раз.

55

Утреннее солнце заливает титанический тронный зал через окна до потолка и отражается от гладкого пола. Помещение поражает воображение размерами.

На троне восседает Эдвард. По левую руку от него стоит Альфред, который с трудом скрывает торжественную улыбку при каждом взгляде на меня. По правую — мужчина с непроницаемым лицом и умными глазами. В нем угадываются знакомые черты моего постояльца Эгберта. Старший родственничек?

Я стою прямо напротив мужа. У меня за спиной стража, а на значительном удалении толпа вычурно разодетых людей. Видимо, местная знать пожаловала на судилище.

Все чего-то ждут. В конце концов сквозь толпу стражники проводят могучего мужчину в возрасте, закованного в кандалы. Светлые волосы, не тронутые сединой, величавая стать, красивые благородные черты и глаза — точь-в-точь как у меня, то есть у Аделины.

Он бледен и, кажется, не очень здоров, но держится с непревзойденным достоинством. Когда его взгляд падает на меня, в нем вспыхивают пронзительная любовь и боль. Он невольно дергается, чтобы как бы защитить меня, но стражник грубо удерживает его. И мужчина вскидывает на императора испепеляющий взгляд.

И тут до меня доходит: это отец Аделины! Он же всё это время просидел в темнице из-за меня… Вернее, из-за нее. Нет! Нельзя так думать. Ни я, ни Аделина ни в чем не виноваты. Мы такие же жертвы, как и он. Жертвы Альфреда и Джинны!

Сердце сжимается от тоски и печали. Это мои чувства или остатки реакций бывшей хозяйки тела? Да плевать! Невооруженным глазом видно, что отец Аделины безумно дорожит дочерью и любит ее. И что это благороднейший человек.

Не то что мой отец из прошлой жизни, который бросил нас с матерью. А если и возвращался, то быстро сбегал, при этом обязательно что-нибудь прихватив — то новый сервиз, то столовые приборы, то купленную мне ко дню рождения на последние деньги куклу барби. Это из-за него моя мать ушла из жизни слишком рано.

Когда всё закончится и мы покончим с заговорщиками, я не оставлю этого человека. По крайней мере, я постараюсь с ним подружиться и буду его поддерживать. Ему не надо знать, что случилось с настоящей Аделиной.

Мы всё ещё не начинаем. Я и так напряжена до предела. Не понимаю, что задумал Эдвард, но я верю, что он сдержит обещание. Промедление, осуждающие взгляды в спину, полные презрения глаза Альфреда раздражают и вызывают липкую тревогу.

Наконец слышу ритмичный стук каблуков. Оборачиваюсь — какой-то вельможа сопровождает в нашу сторону невероятно красивую брюнетку с фиалковыми глазами и в изумительно роскошном платье под их цвет. Джина! Мнимая подруга-наставница по каллиграфии. Ловко она придумала с письмами, нечего сказать.

Проходя мимо нас, Джина бросает а меня косой взгляд. О! Если я до этого еще сомневалась, что женщина способна так коварно подставить подругу и хладнокровно планировать убийство мужчины, в кровать к которому собирается залезть, то взгляд выдает ее с головой.

Джину подводят к ее отцу, и на ее лице невольно расползается самодовольная улыбка. Дочь своего отца — они одинаково порочны, отравлены жаждой власти и даже не скрывают этого. В мыслях, наверное, уже делят шкуру неубитого медведя, то есть дракона.

Отец Аделины напрягается. От него прямо веет холодной праведной яростью. В отличие от Альфреда, он умеет владеть лицом, выражение которого почти непроницаемо. Но я ощущаю его гнев почти физически.

— Держись, дочка, — почти не разжимая губ, шепчет он мне. — Я хоть и не молод, но постараюсь защитить тебя. Я дворянин, у меня есть еще право на суд поединком. Я сделаю всё, чтобы защитить тебя. Пусть мне хоть со всей гвардией Эдварда придется сражаться.

Суд поединком? Это, наверное, что-то вроде божьего суда в европейском средневековье… Когда правого и неправого выбирали по результатам дуэли. О нет… Он ведь собирается рискнуть жизнью, чтобы спасти мою!

Но я не успеваю ничего сказать, потому что вельможа, который привел Джину, выходит вперед и поднимает руку в знак того, что суд начался. Шёпот, до этого ветерком носившийся над толпой знати, мгновенно растворяется в плотной тишине.

Все зрители и участники застывают в напряженном ожидании.

Теперь вперед выходит старший родственник Эгберта.

— Ваше Величество, — говорящий оборачивается к Эдварду и отвешивает нижайший поклон, затем обращается к собравшимся: — Светлейшие князья, графы, герцоги, бароны, маркизы, эрлы и виконты. Мы начинаем суд над предателями — отцом и дочерью. У следствия имеются крепкие улики и свидетельские показания, которые подтверждают следующее.

Он начинает перечислять:

— Во-первых, что преступники намеревались свергнуть законного правителя Эдварда Первого из династии Дарквеллов, используя узы священного брака. Во-вторых, что имела место государственная измена. В-третьих, что ради достижения плана было совершено несколько покушений, в том числе и удачных.

Публика гневно шумит. Мне в спину сыпятся угрозы и обещания всевозможных кар и изощренных пыток. О некоторых я слышу впервые, хотя за плечами имею несколько книжных проектов про инквизицию, средневековье и жестокость.

Перенести эти страшные мгновения помогает Эдвард. Он перехватывает мой взгляд своими невероятными глазами, и я просто тону в них. Все звуки отходят на задний план. Слышу лишь стук собственного сердца.