Когда родилась Луна (ЛП) - Паркер Сара А.

Ритмичного стука крыльев больше не слышно…

Неужели мы… приземлились?

От предвкушения, скручивающего кишки, у меня под языком покалывает.

Творцы, вот оно. Сейчас меня выплюнут в гнездо и съедят.

Я не хочу быть съеденной.

Вокруг меня раздается грохочущий звук, и дракон разжимает пасть, между остриями его чудовищных клыков ― каждый из которых намного больше меня ― тянутся ниточки слюны. В увеличивающуюся щель пробивается яркий свет, режущий мои глаза до боли.

Я все еще щурюсь, когда зверь опускает голову, просовывает язык под бревно и выплевывает меня, как кусок мусора.

Мое сердце подскакивает к горлу, когда я взмываю в небо, давя в себе крик, грозящий вырваться наружу.

Благодарю.

Я отказываюсь умирать с воплем на губах. Я буду рычать, проклинать и огрызаться на этих маленьких, колючих, огнедышащих ублюдков, пока они не вырвут мне глотку.

Гравитация тянет меня вниз, и я падаю лицом во что-то теплое… рыхлое… через то, что невозможно дышать. Гораздо мягче, чем я представляла себе гнездо Саберсайта. И жара не обугливает кожу, как я ожидала, хотя я уверена, что его отродья устранят этот недостаток.

Столб, к которому я до сих пор привязана, дергается назад и снова опускается, так что я оказываюсь лежащей на нем, а не наоборот ― как идеально поданное блюдо на палочке.

Эти детеныши должны быть огромными. И сильными. И им, должно быть, нравится играть со своей едой.

Чудесно.

У меня сводит желудок, и слюна саберсайта поднимается к горлу. Я поворачиваю голову и меня рвет, я кашляю, хриплю, кишки сводит судорогой, когда из меня извергается… все.

Между каждым очередным спазмом и стоном я приоткрываю глаза и вижу стоящего надо мной мужчину со скрещенными руками и хмурым выражением красивого лица. До боли знакомого мужчину, который теперь наблюдает, как меня рвет на очень мелкие камешки, которые, должно быть, являются песком.

Я слышала об этом. Первое впечатление имеет значение, и, к несчастью для этого песка, который сейчас царапает мои глазные яблоки и облепляет все лицо и волосы, мы начали неудачно.

Однако я жива и в данный момент не сгораю заживо и меня не рвут на части. Осознание этого превращает мои рвотные позывы в смех, сотрясающий всю мою грудь и звучащий как один из маниакальных приступов Клод.

― Я так рада, что это ты, ― выныриваю я между приступами утробного смеха. ― Теперь я наконец-то получу удовольствие от того, что убью тебя.

― Я только что спас тебе жизнь, ― бурчит в ответ король-инкогнито, подняв брови, черный плащ развевается под порывами ветра, который швыряет мне в глаза еще больше гребаного песка. ― Может, благодарность будет уместнее, чем кинжал, приставленный к моему горлу?

― Если бы ты почти утонул в слюне саберсайта, ты бы с этим не согласился, ― заявляю я, вглядываясь в его задумчивое лицо с уверенностью того, кто не закован в железо и не привязан к столбу. ― Как насчет того, чтобы поменяться местами? Посмотрим, что ты почувствуешь, когда немного помаринуешься в его пасти. Уверена, ты захочешь перерезать мне горло.

Король наклоняет голову набок, его голос звучит раскатисто, когда он произносит:

― Ты бы предпочла, чтобы я вытащил тебя из твоей камеры? Увез тебя из Гора, оставив Гильдию знати неудовлетворенной, все еще жаждущей крови твоей мятежной группы? Возможно, ты ударилась головой в пасти Райгана, потому что все разумные мысли ее покинули.

Райган…

Значит, это король Пекла ― Каан Вейгор. Вполне уместно, и мне просто в очередной раз повезло, что меня похитил внушающий страх таинственный король, а не тот, кто, по-видимому, все еще оплакивает свою умершую королеву. Похоже, у того есть сердце. А у этого, как я слышала, есть только очень голодный дракон и связь с Булдером, достаточно сильная, чтобы разрушить город одним словом.

Прекрасно. Думаю, я попрошу Райгана снова схватить меня и доставить прямо в Гондраг. Выплюнуть в гнездо. Лучше я попытаю счастья с кучкой голодных птенцов.

― Я ударилась головой, спасибо тебе большое. А еще я почти захлебнулась слюной твоего дракона, меня чуть не проглотили, и сейчас от меня воняет мертвечиной, которая, наверное, никогда не смоется. А теперь развяжи меня, чтобы мы могли покончить с этим.

― Ты не боишься Райгана?

Я перевожу взгляд с его массивной фигуры на зверя у него за спиной, который сидит на задних лапах, прищурив на меня чернильные глаза и выпуская пар из раздувающихся ноздрей, и игнорирую укол страха, который пытается проникнуть в мое покрытое мозолями сердце.

Я часто думала, что фейри похожи на своих питомцев. Этот случай ― не исключение.

И зверь, и мужчина ― горы мускулов, отбрасывающих тени на песок цвета ржавчины. Их тлеющие глаза пронзают мою душу беспощадными взглядами, пленяя и присваивая что-то у меня в груди, и я понимаю, что любая попытка освободиться не приведет ни к чему хорошему. Что хватка будет только усиливаться, пока мои глаза не выскочат из глазниц, а изо рта не хлынет кровь.

Они оба пугают своей силой и мощью. На обоих страшно смотреть… в совершенно разных смыслах.

Я прочищаю горло, движением головы отбрасываю с лица мокрые от слюны волосы, и, прищурившись, поднимаю глаза на короля, который смотрит на меня в ответ с таким же сухим выражением, как и окружающая нас выжженная местность.

― Ни один зверь не может быть приручен настолько, чтобы держать в пасти живую еду, если она не предназначена для его потомства, а твой зверь, похоже, любит поесть, ― говорю я, бросая еще один взгляд на Райгана и гадая, сколько живых существ он сожрал, чтобы стать такого размера. ― Он бы проглотил меня, если бы я его хоть чем-то разозлила. Веревки. Сейчас.

Каан продолжает наблюдать за мной, не двигаясь с места, он даже не вспотел, несмотря на яростный солнечный свет, бьющий в лицо и подчеркивающий его сильные, выразительные черты, которые грозят отвлечь меня от моих убийственных мыслей.

Снова.

― Быстрее, я начинаю гореть.

― Если ты убьешь меня, то застрянешь на Болтанских равнинах без средства передвижения, без доступа к воде, а с такой кожей ты увянешь, как мунплюм, попавший под солнце, и умрешь еще до восхода Авроры, ― отвечает он, констатируя очевидное. Я уже чувствую, как у меня горит кожа. ― И это в том случае, если Райган оставит тебя в живых после того, как увидит, как я истекаю кровью на песке. Может, сейчас ты ему и нравишься, но я могу заверить тебя, что он предан мне.

Я хмуро смотрю на тварь, которая выпускает из раздутых ноздрей еще больше клубов дыма, из его груди вырывается могучий рев, который заставляет меня представить, как я окажусь между его клыков и превращаюсь в кашу из осколков костей и пенистой крови.

― К тому же у тебя нет оружия, в плече гноится гвоздь, и, если я не ошибаюсь, ты не ела почти две фазы. Как насчет того, чтобы мы снова взмахнули белым флагом и ты подавила желание убить меня до тех пор, пока не поешь, не искупаешься и не перестанешь страдать от инфекции, которая начинает распространяться по твоей крови, а?

Он полон драконьего дерьма.

― Единственная инфекция, от которой я страдаю, напрямую связана с твоим самодовольным присутствием.

― Ошибаешься. ― Его верхняя губа приподнимается, обнажая длинные и заостренные клыки, отчего мышцы внизу моего живота напрягаются.

Странно.

Он приседает, заслоняя солнце, и тянет за ворот моей туники с такой силой, что пуговица отлетает.

― Что ты…

Он засовывает палец в рану на моем плече, и острая боль, словно раскаленная кочерга, пронзает мышцы, сухожилия, кости…

Я вскрикиваю, о чем тут же жалею.

Никто не заставит меня кричать. И уж точно не он.

Его палец с хлюпаньем выходит, и я рычу сквозь оскаленные зубы, делая короткие, резкие вдохи, никак не помогающие утолить ярость, вздымающуюся в моей груди, подобно бушующему драконьему пламени.

Он нюхает свой окровавленный палец, и следующие слова вырываются из него с такой злостью, что они почти осязаемы на моей покрытой мурашками коже.