Изольда Северная - Ups & Downs
С высоты тридцать седьмого этажа можно было увидеть даже Центральный парк. Он чернел вдалеке, просто островок тьмы посреди моря огней. Живого моря, которое двигалось, дышало, постоянно перемигиваясь яркими, цветными огнями реклам и машин.
И люди. Так много людей, которые идут, суетятся и спешат. Смеются и грустят. И никто из них даже не знает обо мне. Что я тут… и так скучаю по ним.
Поразительно. Но я скучала даже по всем этим бродячим музыкантам в метро, по продавцу газет на углу моего дома, по заполненному желтыми машинами такси Бродвею и по людному и тесному Таймс-сквер.
Прошло всего пять дней, а мне казалось, что вечность.
И естественно, мой палач не собирался выгуливать меня.
За эти относительно свободные пару дней, я изучила свою тюрьму. Возможно, от Блэквуда и не утаился мой изучающий взгляд, но он молчал, наверняка объясняя это моим любопытством.
— Блэквуд. — Обратилась я к нему однажды, сидя перед стеклянной стеной, что отделяла меня от высоты в тридцать семь этажей. Он уже прекратил свой очередной разговор с очередным коллегой. Может я и не оборачивалась, но одно его молчание позволило мне задать вопрос. — А что будет со всем этим потом? После того, как ты уйдешь, а? Дом. Деньги. Твоя компания. Акции.
— После нас хоть потоп, эйки. — Ответил он фразой Людовика Пятнадцатого.
— Ты даже не будешь оставлять завещания? — Не знаю, почему меня это интересовало. Просто… задумавшись над тем, куда попадет после него все это огромное состояние, мне стал действительно интересен ответ на этот вопрос.
— Никто из людей не интересует меня в достаточной степени, чтобы отдавать все это «добро» ему. — Бросил он. Наверняка он сейчас расхаживал за моей спиной, рассматривая и сверяя какие-то таблицы, диаграммы и списки. Шелестение бумаги было слышно, его шаги — нет.
— Слушай, Блэквуд. — Спросила я его в следующий раз, сидя в кресле, в гостиной, пока мужчина работал на ноутбуке. — Ты ведь только два года здесь, да?
— Да. — Бросил он, явно желая от меня отделаться.
— И как так получилось, что ты за пару лет долез до вершины Эвереста? — Он бросил на меня мимолетный взгляд. — Ну, как так получилось, что у тебя есть то, что есть?
— Я не человек, эйки. — Ответил он коротко и ясно.
— Тебя выкинули, да? Я имею в виду, что ты имел, когда оказался здесь?
— Ничего. — Бросил мужчина.
— Что… вообще? — Мне даже интересно стало. Я уже представила себя без всего в Манхеттене… при этом ничего не зная об этом городе.
— Вообще. — Так же коротко ответил он.
— Тогда тем более… ты ведь ничего не знал о нас… об этом мире. Что же ты делал? Людям нужно много лет, чтобы достичь хоть каких-то успехов. Нужно образование… без него никуда. Нужны связи… И деньги. Много денег.
— Нужен лишь ум, эйки. Все это можно получить, если научишься управлять своим главным оружием — знаниями. — Он прикоснулся указательным пальцем к своему виску. — Не нужно много времени, чтобы отметить насколько вы отстаете в развитии.
Отлично, меня только что назвали дауном.
— Твой владыка чертовски умен. Отличное наказание для такого гордого и самовлюбленного как ты. — Хмыкнула я, решая отыграться.
— Таких как я — нет, эйки.
— Спорное утверждение.
— Это факт, маленькая Шерри, тебе ли не знать.
— То, что ты самовлюбленный? Это очевидно. — Кивнула я, подпиливая свои ногти.
В итоге, я ему окончательно осточертела со своими вопросами, потому он купил огромную плазму, которая теперь была установлена в его спальной. И вечерами, когда я не могла заснуть, а это было где-то между десятью и двенадцатью часами, я валялась на его кровати, прикованная за одну руку к кованому изголовью. И обычно, в это время рядом со мной стояла чашка с фруктами или же с M&M. И хотя последнее было вредно, я все равно получала желанное лакомство, стоило мне упомянуть о нем вскользь.
И я старалась вообще не думать о своем ближайшем будущем. Я твердо решила сбежать, потому просто выжидала, твердо зная, что подходящий момент настанет. Я даже знала, что он уже близко.
А пока я кидала драже в рот и смотрела в экран, находясь в своем комфортабельном плену. Как всегда, на этих ста пятидесяти каналах не было ничего путного. Но когда я наткнулась на какую-то интеллектуальную викторину, где разыгрывали очередную баснословную сумму между четырьмя заумными игроками, мой палец замер над кнопкой «off». Я откинула пульт, слушая размеренный голос ведущего, в котором присутствовала даже какая-то… насмешка, что ли. Словно он, такой весь из себя знающий все ответы, возвышался и насмехался над этими алчными людьми, что приползли сюда ради выигрыша. Хотя наверняка все это было подстроено…
Блэквуд, скорее всего, сейчас опять занимался своими играми на рынке ценных бумаг, а я… ну я просто скучала, потому и позволила себе поучаствовать в этой викторине. Хотя, что сказать, навряд ли я бы согласилась нацепить на себя этот дурацкий фиолетовый балахон и поставить себя за этот пульт с красной огромной (чтоб точно не промахнуться) кнопкой… Короче, умными они не выглядели.
Ну а потом этот ведущий, мнящий себя Брюсом Всемогущим, принялся озвучивать вопросы и называть правильные ответы.
— Какую категорию знаний вы выбираете? — Он явно издевался над этими бедными участниками. А эта его улыбка? Хуже чем у Блэквуда.
— Мифы Древней Греции. — Ответил какой-то кудрявый мужик в очках.
— Ваш вопрос… Она — дочь критского царя Миноса — помогла своему кавалеру убить любимую папашину «зверюшку» и благополучно унести ноги. Назовите имя девушки. Ваши пятнадцать секунд.
Время пошло, а я пробормотала отстраненно:
— Ариадна.
— Ариадна. — Ответил будущий обладатель десяти тысяч.
— И это правильный ответ. — Ведущий перешел к другому участнику. — Выбирайте категорию.
— Политика. — Ответила маленькая курносая женщина. Прям по ней видно, что она сведуща в политике.
— Кто из президентов США провозгласил основной принцип американской политики того времени: «Разговаривать мягко, но при этом держать в руках большую дубинку»?
— Рузвельт. — Мы ответили в один голос. Ну что сказать, я проучилась в Колумбии три года.
Получив свои баллы, женщина удовлетворенно кивнула. Она выглядела как спортсмен на олимпиаде, который преодолел предел своих возможностей. Очень довольной, в общем.
— Личности. — Ответил следующий участник, когда ему задали этот вопрос про категории.
— Самой дорогой в его жизни наградой была Нобелевская премия в области литературы за 6-томный труд «Вторая мировая война» По мнению Генриха Енике: «Хотя в анналы истории этот джентльмен вошел как выдающийся политик, политика для него была делом второстепенным: призванием его была война».
