Юлиана Кен - Хищность
— Я делаю это ради Арии! Ради моих родителей и всех тех, кто погиб в моем селении! Я отомщу! Я…
Верен сурово качал головой. Он был непреклонен.
— Отлично. Тогда я пойду одна.
Я выбежала из его палатки и бросилась в сторону проселочной дороги. Вернулась бы я в город хищников в одиночестве? Да. Но через несколько минут я услышала знакомый рев красного байка, а за ним и желтого, которым управлял Роман, а к нему, в свою очередь, дерзко прижимались Анна.
Димитрий подхватил меня, и мы помчали по проселочной дороге, время от времени подпрыгивая на ухабах и придорожных кочках. Только спустя несколько часов во время одной из остановок на пути в город хищников Димитрий рассказал мне о реакции Верена на мой протест. Учитель гордо изрек: «Она готова», — и давая последние наставления, несколько раз употреблял выражения «вы четверо», или «обе женщины», что значило, что все его поручения касались и меня.
Что я чувствовала по отношению к Димитрию? Я выгоняла из себя все чувства. Я больше не была юной невинной девушкой, которая когда-то, годы назад, находила восхитительной бешеную пульсацию крови от близости хищника и рёва его байка. Я не была и его сломленной женщиной, чьим наркотиком, жутким и рвущим на части, являлся он сам. Эмоции умерли. И я полагала, что воскреснуть им не суждено никогда. Было какое-то равнодушие, апатия. Я прекрасно понимала, что жизнь моя может прерваться в любой момент. Но я нисколечко не волновалась. Я, как робот, делала то, что считала нужным и правильным. И только.
Димитрий никогда не говорил о его чувствах той наивной девочке. Он доламывал меня, жестоко убивая мою суть. А теперь вот сказал, прошлой ночью. Слишком поздно. И зачем теперь это? Но я только удивилась. Удивилась и только. Может быть, я стала хищницей? Может быть, то живое, что осталось внутри меня, переродилась, и каким-то непонятным мне образом пробралось из крови моей дочери в нутро меня и изменило все?
Мы сняли две дешевых комнаты в мотеле на окраине пригорода.
— Эй, подруга, иди сюда, — Анна оперлась о косяк и, скрестив руки, указательным пальцем подозвала мне к себе.
— Что надо? — мой хриплый голос прозвучал враждебно, вызвав одну лишь ее усмешку.
Она показала банку с черной жидкостью и кисть.
Я прицокнула языком и вошла в их с Романом комнате, а парни сухо бросили:
— Мы в бар.
Отлично. Они предпочли оставить нас с Анной наедине. И напиться. Как типично для Димитрия. Как необычно для Романа. Хищник ломает все, к чему прикасается.
В отличие от меня, тела Димитрия и Анны были сплошь покрыты татуировками. Роман, так же, как и я, годами ранее очистил свою плоть. Но не она. Видимо, Анна считала татуировки частью ее самой.
— Забавно. Твой муж заставил меня стереть тату. А ты рисуешь их снова.
Не стоило мне злить девчонку прежде, чем она сделала бы свое дело. Зеленые глаза зловеще сверкнули. На мгновение мне показалось, что она вот-вот запустит в меня банкой с краской. Хищница сдержалась и взяла себя в руки. Я стянула майку и завалилась на широкую кровать.
— Что тебе рисовать? — сквозь зубы спросила Анна.
Что мне рисовать? Испытывала ли я омерзение от татуировок, как в далеком детстве, или возбуждение и интерес, как в то время, когда жила с Димитрием? Мне просто было наплевать.
— Рисуй что хочешь.
Я чувствовала, как холодная влажная кисть касается моей кожи. Как там я говорила прежде? Умопомрачительная зябкая ласка… Я хохотнула, и кисть дрогнула. Это была просто какая-то дрянь, в которой пачкалась моя кожа.
Что будет, если Анна изобразит что-то уродливое? Потеряю ли я интерес и внимание Димитрий? И снова апатия. Она накрыла. Тогда я и поняла, что чувствую себя преданной всеми, Романом, Димитрием, чувствую, что больше не доверяю никому. И так стало хорошо и свободно. И появилось понимание, что никто и никогда больше не сможет причинить мне боль. Никто не сможет, если никому не доверять. Если никого не любить.
— О чем думаешь? — вопрос Анны прозвучал язвительно.
— О вас с Романом.
Она хмыкнула.
— И что же мы?
— Я понимаю, за что ты любишь его. Но не понимаю, почему он простил тебя.
— Это не твое дело!
Кисть начала двигаться быстрее, нажим стал ощутимо сильней.
— Я, например, не понимаю, как можно любить такого, как Бешеный!
— Не люблю, — холодно бросила я. — Только сплю с ним.
— Но ты же вега!
— Да сколько можно повторять?! Вега, хищница… Я начинаю понимать Верена. Праведник сказал, что не видит разницы между нами и вами. На самом деле в лагере никто не уверен, кем является он сам.
— Я всегда жалела, что родилась одной из них.
В голосе Анны прозвучало так много боли. Что-то внутри меня дрогнуло от сострадания к той маленькой девочке, которой она была. Но что толку сожалеть о прошлом? Его не вернуть и не изменить. Можно только забыть, попытать забыть.
— Что мы должны сделать? Что включает в себя задание Верена?
Анна долго молчала.
— Он велел не говорить?
— Просто я не собираюсь рассказывать об этом тебе! Пусть тот, кто потащил тебя с нами, и рассказывает.
Я посмеялась чересчур громко.
— Ты не боишься меня? Ты же была там вчера и видела, как я дралась.
Я бросила надменный, как я надеялась, взгляд через плечо и увидела ее оскал. Больше мы не разговаривали. Только когда я подошла к зеркалу и взглянула на свою разрисованную в лучших традициях хищников спину, я тихо произнесла «Спасибо» и вышла из номера. Кажется, Анна удивилась. А, может, только показалось.
Димитрий вернулся за полночь. Я почувствовала запах крепкой выпивки прежде, чем ощутила, как простынь сползает с моей спины. Мои кулаки крепко сжали ее края, но Бешеный был сильнее. Рывок, и белая материя скинута на пол, а я оказалась под ним.
— Грубое животное!
— Тебе нравится это животное, не так ли?
Я судорожно вдохнула.
— Я считал, что ты ненавидишь меня, пока ты не пришла…
— Ненавидеть тебя невозможно. Что бы ты ни делал.
— Даже это?
Его жадные лапы с треском разорвали тонкую ткань моей хлопковой рубашки.
— Особенно это.
Много позже я лежала на широкой мускулистой груди и слушала биение его сердца. Интересно, различаются ли наши сердца? Ритм Димитрия неровен, слишком тороплив и звучит очень гулко. А у меня?
— Ты моя женщина, Элена.
— Я просто женщина, Димитрий. Без ярлыков. И сейчас я с тобой.
Его челюсти сжались, но Бешеный промолчал. Только снова попытался доказать мне, а может и себе, что я его. Хищник. Мой хищник.
Я причесывалась, когда заметила в зеркале, что темные и глубокие как две черные жемчужины глаза распахнулись и смотрят на меня.
