Мелисса Марр - Коварная красота
Уильям Батлер Йейтс.
Кельтские сумерки (1893, 1902).
Перевод В. Михайлина.
Проснувшись на следующее утро, в воскресенье, Айслинн ничуть не удивилась, увидев бабушку уже на ногах и готовой к разговору. Хорошо хоть позавтракать разрешила.
Потом Айслинн уселась на пол возле ее кресла. Как сиживала часто, когда бабушка расчесывала ей волосы или рассказывала что-нибудь интересное. А то и просто так, радуясь близости родного человека.
Ссориться с бабушкой не хотелось. Но и жить в страхе — тоже.
Как можно спокойней Айслинн сказала:
— Я почти взрослая, ба. Не могу больше убегать и прятаться.
— Ты не понимаешь...
— Понимаю, правда. — Она взяла руку бабушки в свои. — Честное слово, понимаю. Они ужасны. Но я не хочу из-за них всю жизнь скрываться от мира.
— Глупая и упрямая. В точности такой была твоя мать.
— Да?
Услышав это откровение, Айслинн затаила дыхание. Сколько раз она ни пыталась расспросить бабушку о маме, та ничего не рассказывала.
— Иначе она оставалась бы с нами. Из-за глупости своей умерла, — сказала бабушка тихо, голосом очень старого, измученного человека. — Если еще и тебя потеряю, я этого не вынесу.
— Я умирать не собираюсь, ба. И она умерла не из-за фэйри. Она...
— Ш-ш-ш! — Бабушка бросила взгляд на дверь. Айслинн вздохнула.
— Они не могут услышать то, что я говорю, даже если стоят под дверью.
— Ты этого не знаешь. — Бабушка расправила плечи и из дряхлой старухи мигом превратилась в суровую поборницу дисциплины, какой Айслинн помнила ее с детства. — И глупости совершать я тебе не позволю.
— Через год мне исполнится восемнадцать...
— И прекрасно. Но до тех пор ты живешь в моем доме. По моим правилам.
— Бабушка, я...
— Нет. С нынешнего дня — только в школу и обратно. На такси. Никаких прогулок по городу. Ты будешь постоянно сообщать мне, где находишься. — Лицо ее немного разгладилось, но решительности она не утратила. — Пока они не перестанут тебя преследовать. И не спорь, Айслинн, пожалуйста. Случись что с тобой, я не переживу.
После этого говорить было уже не о чем.
— А как же Сет?
Бабушка слегка смягчилась.
— Он тебе очень дорог?
— Да. — Айслинн закусила губу. — И живет в вагоне. Со стальными стенами.
Бабушка некоторое время раздумывала. Потом сказала.
— На такси — туда и обратно. Оставайся все время в доме.
Айслинн обняла ее.
— Хорошо.
— Мы выждем еще немного. В школе и здесь они тебя не достанут. В вагоне Сета — тоже. — Перечисляя безопасные, по ее мнению, места, бабушка кивала. — Но если так и не отвяжутся, ты перестанешь выходить вовсе. Понятно?
Айслинн стыдилась того, что позволяет бабушке верить в безопасность школы и дома Сета, но тщательно, как в присутствии фэйри, скрыла свои чувства. Она ответила:
— Да, понятно.
Утро понедельника в школе Айслинн провела как во сне. Кинан не пришел. И стражники его по школьным коридорам не бродили. Хотя снаружи, на улице, она их видела, когда подъехала на такси.
Что бы это значило? Он уже получил все, чего желал?
По словам Донии выходило, что требовалось ему гораздо больше. Но Айслинн по-прежнему не давал покоя провал в воспоминаниях. Она хотела знать — должна была знать, — что произошло. И ни о чем другом во время занятий думать не могла.
В полдень, не выдержав, она ушла из школы — через парадный вход, не заботясь, что кто-то заметит.
Не успела она сойти с крыльца, как увидела Кинана.
Он стоял на другой стороне улицы, смотрел на нее. И нежно улыбался, словно счастлив был ее встретить.
«Вот кто мне скажет, что произошло, — подумала Айслинн. — Я спрошу, и он ответит. Должен ответить».
Она почувствовала такое облегчение, что бросилась к нему через улицу почти бегом, уворачиваясь от машин.
Того, что он оставался невидимым, она и не заметила, пока он не спросил:
— Так ты и вправду меня видишь?
— Я... — Айслинн запнулась, сбившись с мысли, с вопроса, волновавшего ее сейчас больше всего на свете.
— Смертные меня видят, только когда я сам этого желаю. — Кинан говорил так спокойно, словно речь шла о домашних заданиях, а не о даре, за который Айслинн могли убить. — Ты видишь, а они нет. — Он показал на проходившую мимо парочку с собакой.
— Да, я вижу, — прошептала она. — Я всегда видела фэйри.
На сей раз выговорить это было труднее. Признаться в своем даре ему — тому, кто страшил ее больше всех остальных фэйри, королю волшебных существ, от которых она таилась, сколько себя помнила.
— Прогуляемся немного? — спросил он, словно не замечал, что они уже идут по улице.
Кинан накинул свою обычную личину — медный блеск волос потускнел, шорох ветра в листве сделался тише. Айслинн, молча шагая рядом, попыталась сосредоточиться на том, чтобы задать ему свой вопрос.
И когда они миновали парк, повернулась к Кинану и выпалила:
— Что-то было? У нас с тобой? Я о сексе.
Он понизил голос, словно собирался открыть тайну:
— Нет. Я отвел тебя домой, проводил до двери. И все. Когда кончился праздник, все разошлись и мы остались вдвоем...
— Дай слово. — Айслинн затрясло. Может, не настолько он жесток, чтобы солгать?.. — Пожалуйста. Мне нужно знать.
Он улыбнулся ей, успокаивая, и она вдруг ощутила аромат диких роз, свежескошенной травы, запах дыма... Она их узнала, хотя никогда не бывала ни в лесу, ни в поле, ни у костра.
Кинан торжественно кивнул.
— Даю слово, Айслинн. Я же поклялся, что буду исполнять твои желания, как свои собственные, насколько это в моих силах. И своей клятве я верен.
— Я так боялась. То есть не того, что ты... — Она запнулась, сообразив, о чем собралась сказать ему. — Просто...
— Просто от фэйри можно ожидать чего угодно? — Он криво улыбнулся и стал удивительно похож на обычного человека. — То, что пишут о нас смертные, я читал. Они не всегда лгут.
Айслинн опять глубоко вдохнула чудесные ароматы лета.
— Но мои подданные так не поступают. И впредь не будут... чинить насилие. — Он на ходу ответил кивком и быстрой улыбкой на поклоны нескольких невидимых фэйри. — Не в нашем это обычае. Мы никого ни к чему не принуждаем.
— Спасибо! Я рада. — Айслинн испытала такое облегчение, что чуть не обняла Кинана. — Вы ведь не любите это слово, правда?
— Правда.
Он засмеялся, и ей показалось, будто развеселился весь мир. Сама Айслинн тоже развеселилась.
Она все еще невинна. Эта мысль радовала больше всего, хотя Айслинн прекрасно понимала, что у нее полно других забот.
