Бойся пламени (ЛП) - Дарлинг Оливия Роуз

— Следи за своими словами, Эл. Ты начинаешь звучать так, будто заботишься обо мне.

— Я забочусь о своих драконах.

Он наклоняет мое лицо к себе.

— Тогда почему ты опустила глаза, говоря это?

Забота о нем, это язык, которым я окружена, но не знаю, как говорить. Встреча с ним взглядом, словно кинжал, пронзающий мою грудь, и все же я не могу остановиться. У его глаз когти, которые впиваются в мою плоть и держат меня в заложниках. Мой разум умоляет меня вспомнить все причины, по которым то, что он заставляет меня чувствовать, запрещено, но он так близко, и все, что я могу вспомнить, это то, как сильно я хотела, чтобы он сократил расстояние между нами несколько часов назад.

Он наклоняется ближе, чтобы дотянуться до меня, и не отводит взгляда, делая глоток виски.

— Я нашел убийцу, который сбежал. — Я впитываю новости и судорожно вздыхаю, впиваясь ногтями в его стол и ожидая, когда он продолжит. — Это был один из моих солдат. Он работал с ассасинами из Имирата и пропустил их через границу. Полагаю, я потерял счет времени, обучая свою армию тому, что произойдет, если они даже подумают причинить тебе вред и предать меня.

Я медленно киваю, а мой желудок скручивается при упоминании Имирата.

— Полагаю, некоторые из твоих солдат пожелают мне смерти за то, что я принцесса Имирата.

Его лицо не меняется, когда он прямо заявляет:

— Тогда они умрут.

Если бы я его не знала, я бы подумала, что он спокоен, но его глаза выдают тугой поводок, который он держит на своем гневе, готовый выпустить его на волю и превратить в оружие, когда захочет. Иногда мне кажется, что его гнев сожжет его изнутри.

Я рассматриваю засохшую кровь на его щеках, шее, предплечьях и костяшках пальцев. Мое сердцебиение учащается, пока тишина затягивается, и я прихожу к осознанию. Он ласкает мое горло и проводит большим пальцем по моему пульсу, выглядя жутко красивым.

— Ты пришел в замок, не для того чтобы пытать своего солдата. — Шепчу я.

— Закончи предложение.

Я сглатываю.

— Из-за меня.

— Хорошо. — Он снова проводит большим пальцем по моей шее, и его губы кривятся, когда он чувствует, как у меня учащается пульс. Его лицо приближается к моему, но я не двигаюсь, зарабатывая еще один удар его большого пальца. — Знаешь, что случается с предателями в Варавете?

— Нет, — уверенно отвечаю я, несмотря на то, что чувствую себя совершенно не так.

— Обычно командир выбирает солдата, который будет сражаться вместо него, но я предпочитаю сам приводить приговор в исполнение. Церемония начинается с возможности физически сразиться с предателем без оружия и доспехов, а после этого командир может выбрать формы пыток и казни.

Он смотрит на меня сверху вниз, словно ждет, что я его оттолкну, но мысль о том, что он будет сражаться за меня до тех пор, пока костяшки его пальцев не будут запекаться в крови, производит на меня противоположный эффект. Может быть, это потому, что я никогда не видела, чтобы кто-то терял себя, когда мстил за меня или дичал от перспективы моей боли.

— Что ты с ним сделал? — Я чувствую, что едва могу набрать воздуха в легкие, пока жду его ответа. Он следит за моей реакцией, как хищник, выслеживающий свою добычу из кустов.

— Он сказал о тебе несколько вещей, которые я отказываюсь повторять, поэтому я отрезал ему язык, чтобы продолжить казнь без его отвратительного лепета. Затем я очень медленно вырезал эти слова на его спине. Я собрал свою армию для демонстрации. Он был другом для некоторых, но я позаботился о том, чтобы он закончил эту ночь врагом для всех.

Он делает еще глоток виски.

Мои слова плетутся по грязи в моем сознании. Мне нечего ему предложить, кроме тишины.

— Прошу прощения, что не отправил письмо в замок, но я ждал галлокрылов после того, как бросил его в лесу. — Я никогда не видела этих тварей, но слышала истории о змееподобных тварях. Яд в их клыках заставляет кожу гореть и медленно парализует вас. — Мне удалось дождаться, пока их безумие пройдет, и отрубить ему голову, чтобы принести в лагерь. Работы было не так уж много, но я сделал так, чтобы он чувствовал мучительную боль до последнего вздоха.

— Но публичная казнь от моего имени означала бы… — Я качаю головой, не в силах осознать это.

— Я поклялся защищать тебя, Элоин. Я предан тебе, и теперь это знают все остальные. — Он скользит рукой к основанию моего черепа.

— Но Эагор…

— Перестань говорить об Эагоре, — резко говорит он.

— Этот договор нужен моему народу, чтобы выжить.

— И они выживут. — Интенсивность его взгляда приковывает меня к месту так же, как и его тело. — Но я не буду стоять в стороне ради дипломатии. Я всегда буду преследовать любого, кто причинит тебе боль, даже если ты меня отталкиваешь. Я не жалею ни об одном крике, который я украл у него смакуя их.

Я не могу понять, как он думает, что его действия могут вызывать у меня отвращение, когда я знаю, что поступила бы так же, если бы была на его месте. Я могу показать Кейдену самые темные стороны себя, те извращенные стороны, которые я скрываю, и найти утешение в осознании того, что та же тьма живет в нем. Он никогда не был моим врагом. Он первый, кто сразился с моим врагом и вместе со мной, и за меня.

Я разберусь с последствиями, когда приземлюсь, но сегодня я устала ходить по тонкой грани. Я отвернулась от него после того, как мы проникли в тюрьму, но я не отвернусь сейчас. Я облизываю губы, выпрямляя спину, чтобы приблизиться к нему. Его губы раздвигаются, и дрожь пробегает по нему, когда я обхватываю его покрытую шрамами щеку. Кейден не хочет брать у меня, поэтому я хочу отдать ему.

Его рука метнулась к моему бедру, крепко прижимая меня.

— Эл?

Мои губы в нескольких дюймах от его губ, и тяга почти больше, чем я могу вынести.

— Да?

— Осторожнее, ангел. Ты даешь человеку вкус спасения, и он может вернуться за добавкой. — Его руки трясутся от сдержанности.

— Это то, что я для тебя? Твое спасение? — шепчу я, касаясь его губ своими.

— Если тебе суждено стать моим проклятием, я с радостью встречу этот конец.

Он сокращает расстояние между нами, и наши губы встречаются в столкновении сдерживаемой страсти. Все остальное вокруг меня исчезает из мира, как будто его никогда не существовало, единственное, что остается, это он. Мои руки обвивают его шею и перебирают его волосы, углубляя наш поцелуй. Стон срывается с моих губ, когда его язык проникает в мой рот, и вся его привязь исчезает. Он тянет мои бедра вперед и прижимает свою твердость к пульсирующему месту между моих ног, которое жаждет его. Я всхлипываю от нового ощущения, и он стонет мне в губы. Боги, это лучший звук, который я когда-либо слышала.

Я выгибаю спину, обхватывая его талию ногами, и получаю награду в виде еще одного восхитительного гортанного стона. Он целует меня, словно я последняя женщина в этом мире. Его тело идеально подходит моему, когда он укладывает меня на стол, а я вращаю бедрами по его затвердевшей длине. Я задыхаюсь ему в рот, и он пользуется этой возможностью, чтобы поцеловать меня в шею, покусывая и посасывая, как ему нравится, одновременно вращая бедрами по моим, повторяя те же самые жадные движения, которые я ему даю.

— Кейден, — стону я, когда он сосет чувствительную часть моей шеи. Мои пальцы сжимают пряди его волос, а мои ноги сжимают его талию.

Он стонет мне в шею.

— Ты погубишь меня.

Боги, это правда, что запретный плод на вкус самый сладкий. Меня уже целовали, но никогда так. Это тот поцелуй, за который я бы убила. Я убираю руки с его волос и провожу ими под его рубашкой, чтобы схватить его мускулистую спину.

— Скажи мое имя еще раз, — требует он, покусывая мочку моего уха. Но его имя застревает у меня в горле от подавляющего сочетания его губ, наших тел, трущихся друг о друга, и его веса на мне. Я так близка к тому, чтобы оттолкнуться от этого стола и потащить его на кровать. — Я же сказал тебе произнести мое имя, — снова командует он, скользя руками вниз, чтобы крепко схватить меня за задницу и сильнее прижаться ко мне.