Проклятые (ЛП) - Форрест Аделаида

Жизнь сломала меня. Мой отец сломал меня.

Но Грэй разрушил меня.

Я не дам ему времени и возможности сделать это снова, даже если это означает обречь себя на возвращение в, то место, где ничто не имеет значения. Ирония не ускользнула от меня.

У Грэя не было сердца, чтобы любить меня, но он был готов на все, чтобы вернуть его.

Только для того, чтобы я была готова выбросить свое.

— Я буду там, — сказала я и мягко улыбнулась Ибану, когда он, не говоря ни слова, отвернулся от меня.

Я предоставила ему собирать тех, кто нам нужен, зная, что Делла и Нова, по крайней мере, будут стоять рядом со мной и тихо поддерживать, пока мне не придется уйти, чтобы сделать то, чего я хотела избежать больше всего на свете.

— Ты в порядке? — спросила Нова, подойдя ко мне.

Делла избегала моего взгляда, торопясь найти Джульетту. Мне оставалось только надеяться, что она ни в чем ей не признается, хотя я не смогла бы ее винить, даже если бы она это сделала. То, что я была готова пожертвовать своим сердцем, не означало, что я ожидала того же от нее.

Не всем приходилось выбирать между любовью и долгом, между тем, что они хотели, и тем, что было правильно. Иногда любвь просто имела смысла. Они вписывались в рамки реалистичных и ожидаемых отношений, больше напоминая медленный рост корней под поверхностью, чем молнию, бьющую в ветви. Мы с Грэем сожгли бы весь мир дотла, если бы я позволила нашей любви расти, принимая ее как часть меня, хотя это было неестественно.

— Нет, — призналась я, глядя в серые глаза подруги.

Нова грустно улыбнулась и кивнула, словно понимая.

Но она не понимала. Никто из них не понимал.

— Знаешь, это нормально — быть не в порядке. Тебе не обязательно всегда быть сильной ради нас, — сказала она, прислонив свою голову к моей.

Я поборола слезы и кивнула головой.

— Возможно, мне нужно, чтобы ты была сильной какое-то время, но сейчас я должна продолжать бороться, — призналась я, отказываясь смотреть на нее. — Потому что это то, кто я есть.

Эхо слов Грэя отозвалось в моей груди, и я поняла, что именно к ним я обратилась за утешением. Это было не воспоминание о маминых объятиях или ее поддержке, а о том самом человеке, которого я планировала убить этой ночью.

Я медленно отошла от Новы и направилась к классу Грэя. Он стоял у входа, казалось, его не беспокоило отсутствие сна накануне вечером. Я едва держалась на ногах, когда подходила к нему, заставляя себя не обращать внимания на тех, кто наблюдал за нами через открытую дверь.

Он вскинул бровь, увидев, что я стою перед ним.

— Ведьмочка? — спросил он, положив мел на металлическую подставку у основания доски и скрестив руки.

— Я ненавижу тебя, — тихо сказала я.

Он напрягся, готовясь к спору, которого, как я знала, он ожидал. Мы исполняли эту песню и танец слишком много раз, чтобы он мог ожидать чего-то другого, и я сжала руки в кулаки, впиваясь в ногти, подыскивая слова, которые могла бы ему сказать.

Если я собиралась вычеркнуть его из своей жизни, если я собиралась попрощаться с ним, то я хотела хотя бы раз признать свою правду.

— Уиллоу… — разочарование просочилось в его голос, заставив меня сделать еще один шаг к нему.

Он встретил меня у края стола, и его лицо смягчилось, когда он понял, что я испытываю беспокойство. Он понял, что я пытаюсь сказать. Он знал, что на самом деле я не говорила ему, что ненавижу его.

— Я знаю, — мягко добавил он.

— Знаешь? — спросила я, наклонив голову в сторону. — Знаешь, каково это — не желать ничего, кроме как вырезать тебя из моего гребаного сердца? Знаешь как я ненавижу человека, который проявил ко мне больше всего доброты, человека, которого я по идее должна презирать?

— Я понял, что ты моя, как только увидел тебя, а потом провел следующие пятьдесят лет в ожидании тебя. Я долгое время ненавидел тебя, Ведьмочка. Ты угрожала всему, что я планировал и строил веками. Так что да, я понимаю, — сказал он, проведя тыльной стороной костяшек пальцев по моей щеке. — Разница между нами в том, что я не забочусь о моральных нормах. Я беру то, что хочу, без стыда. Ты же предпочитаешь делать из себя мученицу, чтобы чувствовать себя лучше из-за своих чувств ко мне.

— Это нечестно, — сказала я, отпрянув назад от разочарования в его голосе.

— Разве? Чем ты обязана этим людям, которых ты так упорно защищаешь? Еще несколько недель назад ты бы рассмеялась, если бы я сказал, что ты одна из них, — сказал Грэй, и мне стало противно от того, что я не могу отрицать правдивость этого утверждения.

Я хотела только одного: уехать и прожить всю жизнь с Эшем, оставив Ковен на произвол судьбы.

— Они из моего рода. Без Ковенанта на пути…

— Ты можешь использовать их в качестве щита лишь до поры до времени, Ведьмочка, — сказал он, взяв со стола книгу. — Мне нужно готовиться к следующему занятию, так что если ты пришла просто поспорить, то советую тебе уйти.

Я вздохнула, коснулась пальцами верхней части его книги и сдвинула ее вниз. Он посмотрел на меня поверх страницы, заставив меня сглотнуть от разочарования.

— Я не использую их как щит.

— Не используешь? — спросил он, убирая мои пальцы с книги.

— Почему с тобой так сложно? — спросила я, отвернувшись от него.

Я направилась к двери, решив дать ему возможность уединиться, чего он так отчаянно хотел всего минуту назад.

— Со мной? — спросил он, фыркнув от смеха. — Ты пришла сюда, чтобы поссориться, а потом имеешь наглость злиться на меня, когда я задаю тебе вопросы, которые ты не готова сама себе задать.

Я вздохнула, опустив руки по бокам, так как борьба покинула меня.

— Я пришла сюда не для того, чтобы ссориться, — призналась я.

— Я не уверен, что ты знаешь, как не ссориться, — сказал он, но на его лице расплылась улыбка. — Что тебе нужно, любовь моя?

— Я хотела попросить прощения. Я была не права вчера, когда позволила Ибану поцеловать себя. Этого больше не повторится, — сказала я, наблюдая за тем, как Грэй склоняет голову набок.

Он аккуратно положил книгу на место, сократив расстояние между нами. Когда он наклонил голову в сторону, у него в голове было только две мысли.

Либо он собирался быть жестоким, либо думал, что я вот-вот сломаюсь.

Я не знала, какая его реакция была бы больнее в тот момент, зная, что я собираюсь сделать. Его жестокость причинит боль сейчас, но облегчит ее потом, а его доброта — наоборот.

Он медленно подошел ко мне и, остановившись прямо передо мной, снял мамино ожерелье с моей шеи. Он стал играть с ним, удерживая мой взгляд.

— Я знаю, что этого не произойдет, и я ценю твои извинения, — сказал он, позволив ожерелью снова опуститься на мою шею. — Но это не то, что ты пришла мне сказать, и уж точно не то, что я хочу услышать.

Я сглотнула, сожалея о том, что сделала выбор, придя к нему. Я не могла найти слов, которые казались такими легкими, когда на меня не смотрел его золотой взгляд.

Золотого взгляда, который я, возможно, увижу еще только один раз, когда жизнь полностью угаснет в нем.

— Это была ошибка, — сказала я, покачав головой и отступая.

Грэй схватил меня за шею и развернул лицом к себе. Его рот грубо сомкнулся на моем, язык заставил меня открыться. Так же внезапно он отстранился, уводя меня за собой.

— Скажи это.

— Я ненавижу то, что ты заставил меня полюбить тебя, — сказала я отчаянно, едва слышно прошептав.

Я не могла отрицать потребность, пульсирующую в моем сердце, то, как каждый его милый и заботливый поступок прокладывал себе путь под моей кожей. Он мог быть дьяволом и способен на большое зло, но он также заботился обо мне так, как никто другой.

Он показывал мне, что я для него значу, при каждом удобном случае, и эти моменты, как ничто другое, разъедали меня, пока не осталась только эта правда.

— Я знаю, Ведьмочка, — сказал он, и его рот растянулся в ослепительной улыбке.