Дж. Уорд - Восторг
В ушах Мэлс начало звенеть.
– Других опознавательных знаков нет?
– Очевидно, татуировка. Я пытаюсь достать фотографии тату, равно как и всего тела. Но мои источники работают медленно. – Он сузил глаза. – Откуда такой интерес?
Навороченный бронежилет. Без отпечатков.
– Что с оружием?
– Нет. Видимо, его обчистили. – Эрик откинулся в кресле. – А скажиии-ка мне, ты не пытаешься уговорить Дика на соавторство в этом материале, ведь так?
– Господи. Нет. Просто любопытно. – Она отвернулась. – Спасибо за информацию. Я ценю это.
Глава 22
Когда телефон зазвонил примерно через полчаса, Матиас просто смотрел на устройство. Должно быть, Мэлс перезванивает ему.
Черт возьми, какой бардак…
После того как Джим ушел заказывать завтрак, отдавать распоряжения или еще какое дерьмо, Матиас, оставшись в одиночестве, первым делом позвонил Мэлс и попытался выяснить, правдива ли история про отца и сына из Бостона. До него не дошло, что она слышала о произошедшем в подвале, но, да ладно, тугодумие на лицо. О заварухе трещат по всем новостям. Даже не-журналисты, кто особо не следит за новостями.
Телефон прекратил электронный звон. Но Мэлс наберет заново.
Боже, ее голос во время их разговора. Он звучал подозрительно, и так для нее лучше. По стольким параметрам. Но это убивало его.
Когда телефон снова затрещал, Матиас не смог вытерпеть. Схватив трость, он подошел к двери в номер и слепо направился к лифту. Спускаясь, он не представлял, куда направляется. Может, за завтраком.
Определенно за завтраком.
Вот что делают люди в девять утра во всех уголках страны.
Иииии, разумеется, единственный открытый ресторан оказался тем, с которым он так интимно познакомился прошлой ночью… и, проходя мимо стены из цветного стекла, он решил покинуть земли «Мариот»…
– Матиас?
Услышав женский голос, он резко развернулся. Медсестра из больницы, та, что протянула ему руку помощи, образно выражаясь. Вне работы она была свежа как маргаритка, темные волосы распущены по плечам, бледное платье было ниже колен.
Она выглядела почти как невеста.
– Что ты тут делаешь? – спросила она, подходя ближе. – Я думала, ты выздоравливаешь дома.
Люди проходили мимо нее, они пялились, мужчины с фантазиями во взглядах, женщины – с разнообразной степенью зависти и неприязни. Но, с другой стороны, она была сногсшибательно красива.
– Я в порядке. – Он попытался не пялиться на нее. Так же жжет глаза, когда ты смотришь на солнце.
– Моя мама приехала в город. Или, точнее, она должна была уже приехать. Ее самолет должен был приземлиться полчаса назад, но его задержали в Цинциннати[78] из-за бури. Я гадала, подождать или же отправиться домой… мы собирались позавтракать. Ты ведь в ресторан направляешься?
– Эм, да.
– Ну, тогда платим вскладчину? Я умираю с голоду.
Ее черные глаза буквально сияли, ярко, чем напомнили ему о ночном небе. Но этого мало, чтобы усадить его в…
– Окей, – услышал он свой ответ, будто кто-то третий говорил его ртом.
Они вдвоем подошли к стойке метрдотеля[79].
– Нас двое, – сказал Матиас, когда мужчина начал внимательно рассматривать медсестру, а потом замер, словно олень перед светом фар, очевидно одурманенный прелестной внешностью.
– Я хочу сесть у окна, – сказала она, медленно улыбаясь парню. – Может вон…
Только не окно, из которого он вчера выпрыгнул, подумал Матиас.
– … там.
Бинго-мать-твою.
– О, да, именно там. – Метрдотель усек программу, подхватив пару книжек в кожаном переплете и указывая путь. – Но есть места лучше, с роскошным видом на сады?
– Мы не хотим, чтобы солнце светило слишком ярко. – Она положила ладонь на руку Матиаса и слегка сжала, будто хотела, чтобы он знал, что она следила за его плохим зрением.
Блин, ему на самом деле не нравилось, когда она прикасалась к нему.
Пока они шли по комнате, женщина произвела полный фурор, мужчины пучили глаза поверх своих «Уолл Стрит Жорналов», чашек с кофе и – иногда – поверх голов своих жен. Она отнеслась ко всему хладнокровно, будто такое внимание – привычное дело.
После того, как они устроились у окна, над которым надругались они с Джимом, появился кофе, и они зависли над меню. Цивильная рутина, приходящая с обсуждением и выбором завтрака из пятидесяти разных блюд, играла на нервах. И он не хотел есть с медсестрой, хотя, если быть совсем честным, он вообще ни с кем не хотел завтракать.
Дела с Мэлс – это проблема. Да, он позвонил ей с просьбой найти информацию, но по правде говоря, он просто хотел услышать ее голос.
Он соскучился за эту ночь…
– Мыслями не поделишься? – мягко спросила медсестра.
Матиас выглянул из окна на здание через улицу.
– Я просто осознал… я не знаю твоего имени.
– О, прости. Думала, его указали на вывеске на твоей палате.
– Возможно, так и было, но эта табличка могла быть подсвечена неоном, и я вряд ли бы заметил ее.
Разумеется, это ложь. На самом деле, там не была указана медсестра, только лечащий врач, а на ее форме не было именной таблички.
Что, если задуматься, казалось немного странным…
Она подняла изящную ручку и положила на грудь… как приглашение осмотреть ее декольте.
– Называй меня Ди.
Он смотрел ей в глаза.
– Сокращённое от Дэйдры?
– От Девины. – Она отвела взгляд, будто не хотела вдаваться в подробности. – Моя мама всегда была набожной женщиной[80].
– Это объясняет твое платье.
Ди печально покачала головой и пригладила юбку.
– Как ты узнал, что это – не мой стиль?
– Ну, с одной стороны, этой одежде место на сорокалетней женщине. Джинсы и парка больше подходят твоему возрасту.
– И сколько мне, по-твоему?
– В районе двадцати пяти. – Может, поэтому ему не нравилось, когда она прикасалась к нему. Она была молода, слишком юна для кого-то вроде него.
– Двадцать четыре, на самом деле. Именно поэтому моя мама приезжает. – Она снова коснулась груди. – Именинница.
– С днем рождения.
– Спасибо.
– Твой отец тоже приедет?
– О… эм. Нет. – Сейчас она полностью закрылась. – Нет, он не приедет.
Черт возьми, последнее, что ему нужно – лезть в ее личную жизнь.
– Почему нет?
Она покрутила чашку кофе на тарелке.
– Ты такой странный.
– Почему?
– Я не люблю говорить о себе, и вот я откровенничаю.
– Ты рассказала не так много, если тебе станет легче.
– Но… я хотела бы. – На мгновение ее глаза опустились на его губы, будто она думала о том, о чем ей на самом деле не следовало думать. – Я хочу.
