Лиза Смит - Дневники вампира: Ярость
Он тогда думал, что никогда больше не услышит ее голос, не почувствует тепло ее прикосновения… Почувствовал. Когда она хотела его убить.
Он опять остановился, борясь с тошнотой.
Видеть ее такой — это пытка даже худшая, чем видеть ее мертвой и холодной. Может быть, поэтому Дамон и оставил ему жизнь. Может, это была его месть.
А может быть, Стефану надо сделать то, что он планировал сделать после того, как убьет Дамона. Дождаться восхода и снять серебряное кольцо, защищающее от солнечного света. Стоять на ярком свету, пока смертоносные лучи не выжгут плоть и не избавят от боли раз и навсегда.
Он знал, что не сделает этого. Пока Елена ходит по этой земле, он не оставит ее. Даже если она будет его ненавидеть и охотиться на него. Он будет охранять ее.
Стефан решил окольным путем вернуться в пансион — нужно было привести себя в порядок, прежде чем он покажется кому-то на глаза. В комнате он смыл кровь с лица и шеи и осмотрел руку. Регенерация уже началась, и, сосредоточившись, он ее ускорил. Сила расходовалась быстро — борьба с Дамоном его вымотала. Однако это было важно. Не из-за боли — он ее почти не замечал, а потому что надо было быть в форме.
Дамон и Елена ждали у школы. Он чуял нетерпение брата и новую, дикую Елену.
— В твоих интересах, чтобы все получилось, — отрезал Дамон.
Стефан промолчал. Школа была вторым местом, где собрались люди. Вообще-то всем полагалось танцевать на празднике Основателей, но теперь те, кто остался, несмотря на шторм, слонялись из стороны в сторону и собирались в небольшие компании. Стефан заглянул в открытую дверь, мысленно выискивая одного-единственного человека. И нашел. Блондин сидел, уронив голову на стол.
Мэтт.
Мэтт выпрямился и озадаченно посмотрел по сторонам. Стефан мысленно приказал ему выйти.
Тебе нужно подышать свежим воздухом, мысленно приказал он подсознанию Мэтта. Тебе хочется выйти на улицу.
Потом он бросил Дамону (тот, невидимый, стоял в тени): отведи ее в класс для фотографирования, она знает, где это. Не показывайтесь, пока я не скажу.
Потом вернулся и стал ждать Мэтта. Тот вскоре вышел. Поднял лицо, посмотрел в безлунное небо. Стоило Стефану его окликнуть, он буквально набросился на него:
— Стефан! Ты здесь! — На его лице надежда, отчаяние и ужас сменяли друг друга. — Они привезли ее? Есть новости?
— А что ты слышал?
Мэтт секунду помедлил, глядя ему в глаза, перед тем как ответить:
— Бонни и Мередит прибежали и сказали, что Елена сорвалась с моста на моей машине. Они сказали, что она… — тут он замялся и судорожно сглотнул, — …Стефан, это ведь неправда?
Он посмотрел на Стефана умоляющими глазами, тот отвернулся.
— Боже… — прохрипел Мэтт, отвернулся от Стефана и стал тереть глаза. — Я не верю, не верю, этого не может быть.
— Мэтт… — Стефан обнял его за плечи.
— Прости, — голос Мэтта звучал грубо и хрипло, — я представляю, как тебе сейчас плохо, а еще я тут…
«Мне еще хуже, чем ты думаешь», — подумал Стефан, и его рука сползла с плеча парня.
Он пришел для того, чтобы с помощью Силы убедить Мэтта, но теперь видел, что это невозможно. Он не мог этого сделать, во всяком случае, не с первым — и единственным — другом-человеком, который у него здесь был.
Еще можно было сказать Мэтту правду, чтобы он сделал свой осознанный выбор.
— Слушай, если бы ты мог чем-нибудь помочь Елене прямо сейчас, — сказал он, — ты бы сделал это?
Будь Мэтт в нормальном состоянии, он бы назвал этот вопрос идиотским, но сил на лишние слова не было, поэтому он, не переставая тереть рукавами глаза, просто и почти грубо ответил:
— Все что угодно. Я сделаю для нее все.
Его голос дрожал, но он смотрел на Стефана с тенью пренебрежения.
Стефан мысленно поздравил его с только что выигранным билетом в мир Теней. В желудке внезапно появилось противное ощущение пустоты.
— Пошли, — сказал он. — Мне надо кое-что тебе показать.
3
Елена и Дамон ждали в темной комнате. Стефан почувствовал их присутствие в прихожей, когда открыл дверь и впустил Мэтта внутрь комнаты для фотографирования.
— Вообще-то эти двери должны быть закрыты, — сказал Мэтт, когда Стефан щелкнул выключателем. Зажегся свет.
— Вообще да.
Он так и не придумал, что сказать Мэтту, чтобы подготовить его к тому, что должно было произойти. Он никогда раньше намеренно не раскрывал своей тайны перед человеком.
Стефан стоял тихо, пока Мэтт не обернулся и не посмотрел на него. В комнате было холодно и тихо, и казалось, сам воздух давил на плечи. Окаменелое выражение горя на лице Мэтта сменилось тревогой.
— Не понимаю… — сказал он.
— Это неудивительно.
Он продолжал смотреть на Мэтта, намеренно убирая барьеры, не позволяющие человеку чувствовать его Силу. Реакция Мэтта не заставила себя ждать — тревога сменилась страхом. Парень недоуменно моргал и тряс головой, часто дыша.
— Что?.. — спросил он скрипучим голосом.
— Наверно, тебя во мне удивляли многие вещи, — сказал Стефан, — например, почему я ношу темные очки на ярком свету. Почему я не ем. Почему у меня очень быстрая реакция.
Мэтт стоял спиной к темной комнате. Его горло дергалось, как будто он пытался что-то проглотить, но не мог. Стефан звериным чутьем уловил, как тихо бьется его сердце.
— Да нет… — растерялся Мэтт.
— Нет, они должны были тебя удивлять, и ты должен был задавать себе вопрос, почему я не такой, как другие.
— Да нет же. В смысле, я не придавал этому значения. Я не в свои дела не лезу.
Мэтт потихоньку продвигался к двери, чуть заметно кося на нее взглядом.
— Не надо, Мэтт. Я тебя не обижу, но и не отпущу прямо сейчас.
Он почувствовал еле сдерживаемый голод Елены и мысленно приказал ей ждать.
Мэтт пошел послушно, не делая ни малейшей попытки сбежать.
— Если ты хотел меня напугать, у тебя получилось. Чего еще тебе надо? — прошептал он.
Вот теперь, сказал он Елене и бросил Мэтту:
— Повернись.
Мэтт повернулся и сдавленно вскрикнул.
Перед ним стояла Елена, но не такая, какой он видел ее последний раз днем. Из-под подола виднелись босые ноги. Тонкие складки белого муслина, прилипавшие к телу, были покрыты сверкающими льдинками. Ее кожа, обычно такая чистая, теперь имела какой-то холодный оттенок, а золотистые волосы отливали серебром. Но главное — изменилось лицо. Глаза были полуприкрыты, как будто она хотела спать, но в то же время в них был какой-то лихорадочный блеск. Чувственный рот был искривлен в голодной гримасе. Она казалась красивее, чем раньше, но красота эта была пугающая.
