Борщ для эльфа (СИ) - Леденцовская Анна

Как раз зная все это, хозяин дилижанса и позволял себе смелость не лебезить перед богатеньким выскочкой.

— Но все же, господин Мордерсон, — жалобно попытался Вилли качать права и с надеждой еще раз потряс кошельком перед нахмурившимся седым оборотнем, — а нельзя ли остальных пассажиров и почту отправить через неделю? У меня много багажа. Я готов оплатить все места!

— Это невозможно! — фыркнул невозмутимый оборотень и, сплюнув в дорожную пыль, умудрился окончательно деморализовать столичного щеголя. — А еще ваш багаж слишком велик. Гномы точно решат, что там товар на продажу! А он должен перевозиться караваном, иначе гномью таможню не пересечь. Учтите: нарушать расписание и застрять на границе из-за вашей особы я не собираюсь. «Мордерсоны» всегда отправляются вовремя и прибывают в срок. Задержки недопустимы!

— Я не торговец! — Вилли оскорбился так, что аж кончики ушей побелели. — Это необходимые в путешествии вещи!

— Необходимые вещи — это монеты и чековая книжка, — проворчал в ответ не отличающийся утонченными манерами оборотень и почесал когтями, не знавшими маникюра, волосатую грудь в расстегнутом вырезе клетчатой рубашки. — Все можно купить на месте. Один, максимум два чемодана и саквояж — или дилижанс идет без вас. Да и что вы переживаете? Там и так, кроме вас, всего трое пассажиров вместе с почтарем, чего вам еще надо? Вполне просторно будет.

Пришлось нашему несчастному эльфу скрепя сердце отвезти домой большую часть багажа и даже — о ужас! — поторопиться обратно. Уж очень он переживал, что дилижанс уйдет без него.

Теперь горе-путешественник сидел, нахохлившись, как сыч, пытаясь высокомерно игнорировать других пассажиров, и стенал про себя о своей несчастной горькой доле.

Но не тут-то было! Эти крайне невоспитанные личности, едва познакомившись, принялись рассказывать друг другу о себе, доставать пряно и остро пахнущую снедь и есть ее, чавкая сквозь беседу. Еще кошмарнее было то, что эти маргинальные личности без воспитания пытались панибратски втянуть в этот шквал неприемлемых откровенностей самого Вилли.

— А ты, молодка, чай, к родне какой едешь? И как такую отпустили без пригляда? — обратила на него внимание отвратительная, крошечная и сморщенная, как изюминка, старая карга с огромным шевелящимся мешком. Старуха с удобством пристроила на баул свои ноги в аляповато-безвкусных, расшитых цветными нитками башмачках и сверлила Вилли пронзительным взглядом, подслеповато помаргивая.

Рядом с ней пристроился здоровенный оборотень в фуражке почтовика, который на эти слова обидно заржал на весь экипаж и, легонько ткнув бабулю в бок, сообщил:

— Мамаша, это мужик. Просто он из этих… из эльфов! Они всегда такие напомаженные и разряженные, словно девки на выданье. Есть, конечно, и нормальные, но этот из тех, кто без шелкового платочка и нос прочистить не в состоянии.

Наш герой ни за что не стал бы вступать в разговор с такими грубиянами и невежами, но эти слова задели его за живое.

А больше всего почему-то было неловко перед молодой женщиной, гномкой. Миловидная, приятная на лицо дама, что, на его взыскательный вкус, было для гномьей расы чрезвычайной редкостью, сидела в самом дальнем темном углу.

Она, как и все, достала что-то из мешковатой сумки, которая составляла весь ее багаж. Расстелив на коленях чистую тряпицу, девушка аккуратно ела бутерброд с большим куском подкопченного сала и смотрела на эльфа с сочувствием. Сало на куске хлеба было с розоватыми прожилками мяса, обсыпанное смесью специй, которые тут же уловил чуткий эльфийский нос.

Пока остроухий придумывал маленький ответный спич в защиту собственного уязвленного достоинства, от раскачиваний экипажа он неожиданно ощутил незнакомое прежде посасывание в желудке. Сказалось, видимо, напряжение от потраченных нервов.

«Мое проклятие! Оно усилилось! Этот ужасный кусок переперченного жира вызывает во мне аппетит!» — взвыл он про себя с отчаянием, достойным драматического актера.

А тут еще и бабуля. После слов почтаря она почему-то прониклась к остроухому теплыми чувствами и решила взять под опеку.

— На вот! Пожуй, — прошамкала она, сунув ему на колени замызганный сверток из упаковочной бумаги. — Бледный, тощий. Чисто вомпер в день красной луны.

Вилли огромными от отчаяния глазами неверяще смотрел, как на его брюках расплывается отвратительное масляное пятно, очертаниями напоминающее издевательскую улыбку.

На тех самых щегольских, идеально отглаженных и прекрасно на нем сидящих светло-бежевых брюках, которые он только вчера купил в лучшей модной лавке славной эльфийской столицы.

Глава 5

Попутчики

Чего только не натерпелся наш горе-путешественник за этот нелегкий путь. Отстоять собственное достоинство и убедить в своей значимости остальных пассажиров ему так и не удалось.

Старушенция, ехавшая навестить внуков, оказалась лепреконихой с гномскими кровями. Она пропускала все слова эльфа мимо ушей и обращалась с ним как с малым ребенком.

Почтарь, в роду которого точно были медведи, на первом же привале отвел Вилли за кустик и настоятельно посоветовал ему вести себя с пожилой леди предельно вежливо.

— Ты пойми, братишка, если дама напишет на нашу контору жалобу, мне не поздоровится, — рыкнул он эльфу в лицо, деликатно впечатав столичного франта, не привыкшего к такому ведению диалога, в кряжистый дуб. Больше всего нашего героя впечатлили даже не отросшие клыки верзилы, а тяжелый чесночный дух из пасти, едва не отправивший утонченного ушастика в глубокий обморок.

— Я тоже пассажир и жалобу могу написать! — слабо трепыхаясь в мощном захвате, отчаянно пискнул он.

— Пф-ф… — негромко фыркнув, хохотнул детинушка, отпустил недотепу и лихо сдвинул набекрень форменный картуз. — Ты эльф! Ваши-то к гномам не ездят, только ты такой прибабахнутый поперся. Такую жалобу и читать не станут. А вот фрау Тунс как минимум раз в месяц туда-сюда катается. Можно сказать, почетный пассажир. И ее комфорт превыше всего. Обидишь еще раз старуху — высадим в чистом поле. Так что извинился бы ты, невежа. А еще говорили, что эльфы все поголовно очень воспитанные.

Сорвав по дороге цветочек для молодой пассажирки, оборотень, которого, кстати, звали Пуштель Мёдс, неторопливо, насвистывая, вернулся к дилижансу. Экипаж ожидал путников, деликатно делавших в лесу необходимые на стоянке манипуляции.

Вилли торопливо поправил перекособочившийся костюм, в очередной раз коря себя за то, что ввязался в это опасное и отвратительно некомфортное путешествие.

«Вот ведь прокляли так прокляли. Хорошо, что я не выбрал ни одну из тех девиц. Если их мамаши такие напасти на честного эльфа напустить могут, так тещи из них бы были и вовсе вселенским злом», — размышлял он, соображая, как задобрить обиженную им старушонку.

Наверное, надо в этот момент пояснить для любопытного читателя, чем же так насолил вроде бы интеллигентный остроухий добросердечной пожилой фрау Тунс.

А виной всему те самые пресловутые модные штаны, заляпанные масляными пятнами из свертка.

В пропитанной жиром упаковке лежали потрясающие поджаристые беляши. Мягкие, как пух, с хрусткой золотисто-коричневой, блестящей от масла корочкой, пушистым на разломе мякишем и истекающей соком мясной начинкой. Да с лучком и перчиком.

По крайней мере, так описывал их потом почтарь, которому они в итоге достались. Пуштель жадно и с аппетитом чавкал, некультурно облизывая испачканные пальцы и утробно порыкивая от удовольствия на радость бабусе.

Вилли же наш даже не удосужился развернуть презент старушки. Увидев масляные разводы на ткани, он подпрыгнул так, что чуть не набил себе шишку на макушке о крышу дилижанса. Эльф так стонал над загубленным элегантным стилем путешественника, который ему обещали, продавая данный комплект одежды в бутике, что не заметил двух сверхважных моментов. Сверток упал на пол, а все свои причитания он в сердцах высказал вслух.

И хоть никаких оскорблений в адрес самой почтенной фрау произнесено не было, тот факт, что ее подношение скинули на пол, обидел чувствительную даму.