Лара Эдриан - Полночный покров
Он заворчал и перевернулся, ожидая почувствовать под собой твердость пола. Мягкий матрас и хорошо взбитая подушка под головой. Сверху – легкий плед.
Что за черт?! Где он?
Он поднялся и сел, и тут же у него скрутило все внутренности.
– Мать твою... – пробормотал Нико, едва справляясь с приступом тошноты и головокружения.
– Ты в порядке? – Рената была рядом. Вначале он ее не увидел, пока она не поднялась со стула с драной обивкой и, тихо ступая, не подошла к нему. – Как ты себя чувствуешь?
– Кучей дерьма, – плохо ворочая языком в пересохшем рту, ответил Николай.
Он вздрогнул и поморщился, когда щелкнул выключатель настольной лампы.
– Выглядишь лучше. Значительно лучше. Глаза вернулись в норму, и клыки исчезли.
– Где мы?
– В безопасном месте.
Он оглядел странно и беспорядочно загроможденную комнату: разрозненная мебель, у одной из стен – пирамида из складских контейнеров; между двумя картотечными шкафами – живописные полотна разной степени завершенности. Дальше небольшая ванная, полотенца с цветочными рисунками и старомодная ванна на ножках в виде звериных лап. Но особое внимание привлекло окно без ставней как раз напротив кровати. За окном была глубокая ночь, но утром комната будет залита солнечным светом.
– Человеческое жилище, – произнес Николай.
Прозвучало как обвинение, хотя никого обвинять он
не хотел. В том, что он оказался в такой ситуации, была только его вина.
– Рената, где мы, черт возьми? Что вообще происходит?
– Ты был в ужасном состоянии. Было опасно куда-либо ехать в медицинском фургоне, с заходом солнца агенты и, возможно, Лекс начали бы активные поиски...
– Где мы? – требовательно повторил вопрос Николай.
– В социальной гостинице для трудных подростков, она называется «Дом Анны». Я знаю ее хозяина. Вернее, знала раньше... – Горечь, отчаяние и еще какие-то смешанные чувства отразились на лице Ренаты и тут же исчезли. – Джек хороший человек, ему можно доверять. Здесь мы в безопасности.
– Он человек?
– Да.
«Ну просто отлично, лучше некуда», – подумал Николай.
– Он знает, кто я? Он видел меня... в том состоянии?
– Нет. Я насколько смогла укрыла тебя пластиковой пленкой, которую нашла в машине. Джек перенес тебя сюда, ты спал под действием транквилизаторов. Если помнишь, я выстрелила в тебя, но пистолет был заряжен не патронами, а дротиками. Джеку я сказала, что ты очень болен, поэтому находишься под действием лекарств.
«Теперь понятно, почему я не умер», – подумал Николай.
– Он не видел ни твоих глаз, ни клыков, а когда он спросил о глифах, я сказала, что это татуировка. – Рената показала на рубашку и спортивные брюки, лежавшие на столике у кровати. – Он принес тебе одежду. Как только он загонит фургон в какой-нибудь кювет, он вернется и попробует подобрать тебе обувь. В ванной полный набор туалетных принадлежностей. Джек всегда готов к новым постояльцам. Хотя, ты знаешь, у него только одна зубная щетка, ты не против, если мы одной будем пользоваться?
– Господи, мне нужно выбираться отсюда.
Николай отбросил одеяло и взял со столика одежду.
Он не особенно твердо держался на ногах и, когда надевал брюки, потеряв равновесие, плюхнулся голым задом на кровать. Голова кружилась.
– Мне нужно связаться с Орденом и доложить. Думаешь, у твоего хорошего человека Джека есть компьютер или мобильный?
– Сейчас два часа ночи, – напомнила ему Рената. – В доме все спят. Кроме того, я не уверена, что ты достаточно окреп, чтобы спуститься по ступенькам. Тебе нужно еще полежать и набраться сил.
– К черту все эти церемонии, мне нужно вернуться в Бостон, и как можно скорее. – Сидя на кровати, он надел брюки, затянул потуже завязки – брюки оказались ему изрядно велики. – Я и так слишком много времени потерял. Не хочу ждать, чтобы кто-нибудь приехал сюда и пнул меня под вялый зад...
Рената взяла его за руку, немало удивив этим:
– Николай, с Мирой случилась неприятность.
Никогда раньше Нико не слышал, чтобы она говорила так серьезно и с таким отчаянием. Рената была по-настоящему расстроена. Впервые он увидел брешь в неприступно-холодной крепости, которую женщина воздвигла вокруг себя и в которой пряталась.
– Мира в опасности, – сказала Рената. – Агенты забрали ее с собой, когда приехали тебя арестовывать. Лекс отдал ее вампиру по имени Фабьен. Он Миру ему... продал.
– Фабьен... – Николай чертыхнулся. – В таком случае ее, скорее всего, уже нет в живых.
Он не ожидал, что Рената в ужасе вскрикнет. В ее возгласе было столько боли, что Николай пожалел о беспечном высказывании своих мыслей. Не желая того, он нащупал болевую точку неуязвимой Ренаты – маленькая девочка была ее слабостью.
– Нет, она жива, – твердо произнесла Рената, глядя на него затравленными глазами. – Понимаешь, я дала ей клятву. Я обещала, что никому не позволю ее обидеть. И я сдержу свое обещание. Николай, чтобы спасти ее, я убью любого. Если нужно, я отдам за нее свою жизнь.
Николай слушал ее и понимал ее боль и отчаянную решимость; возможно, она даже не догадывалась, насколько хорошо он ее понимал. Когда он был еще мальчиком, он дал такую же клятву своему младшему брату. Господи, как давно это было. И то, что он не смог сдержать обет, едва не погубило его.
– Поэтому ты пошла на такой риск, что пробралась в реабилитационный центр и вытащила меня оттуда? – Теперь Николаю все стало ясно. – Ты надеялась, что я помогу тебе найти Миру?
Рената ничего не ответила, просто смотрела на него и молчала. И это молчание превращалось в вечность.
– Я должна ее спасти, Николай, – наконец произнесла Рената. – И я не уверена... боюсь, мне одной с этим не справиться.
Николай понимал, что судьба пропавшей девочки – не его проблема. Он не собирался вновь связываться с Фабьеном, тем засранцем, который чуть не угробил его в палате реабилитационного центра. Перед Орденом стояли куда более важные задачи, выражаясь высокопарно – решалась судьба мира, черт бы его побрал.
Он открыл рот, чтобы сказать это, но вдруг сердце у него сжалось, он не нашел в себе достаточного хладнокровия, чтобы лишить Ренату надежды.
– Как твое плечо? – вместо этого спросил он.
Николай помнил, как в темноте фургона кровоточащая рана превратила его в дикого зверя, потерявшего контроль над своими инстинктами. Чистая повязка и легкий запах антисептика создавали впечатление, что рана неопасна и процесс заживления идет успешно.
– Джек перевязал меня, – ответила Рената. – Во Вьетнаме он служил санитаром в медчасти ВМФ.
Николай заметил, лицо Ренаты осветилось нежностью, когда она заговорила о Джеке. Он не мог понять, почему в нем зашевелилась ревность по отношению к человеку, тем более преклонного возраста.
