Наталья Мазуркевич - Право на свободу, право на любовь
Следующий портрет был призван увековечить женщину. Невысокая пышка с добрыми зелеными глазами и рыжими косами. Тирала Аст-Гелей. Жена? Возможно. За ее спиной также проглядывалось безграничное море. Спокойное, равнодушное и невозмутимо чистое. И этого имени не было в нашей официальной истории.
Не было и следующих людей. Гвендолин, Энан, Кардалина, Лорден-Крейтон — все эти имена были для меня чужими, пустыми и неважными, но именно с них начиналась семейная история. Именно они были нашим началом. Среди них не было никого с таким же цветом волос, как и у меня. Никого. За десятки поколений.
Первый портрет светловолосого мужчины появился тогда, когда я уже устала идти вперед. Родители, дети, внуки — здесь были собранны все. И все они отличались от нас нынешних. Все они улыбались. Не губами, там порой плясало пренебрежение к художнику, всей этой необходимости долго стоять неподвижно — глазами, душой, всей позой. Было в них что-то свободное, то, что мне казалось, уже давно утратили мы.
Постепенно блондинов на портрете становилось все больше, перебирались оттенки, пока наконец на появился так хорошо знакомый любому имперцу пепел.
Эйнак Таргелей. Высокий — это было заметно даже на портрете — мужчина, с правильными, но какими-то хищными чертами лица, пронзительными, со светлыми, будто выцветшими глазами, и жесткой ухмылкой. Первый император уже знакомой всем и каждому династии. Ее основатель и благодетель. Человек, подчинивший огромные территории. Великий император.
Я впервые видела настолько четкий его портрет. Казалось, он стоял напротив. Живой, телесный и хмурый. Его глаза прожигали насквозь, не оставляя ни одного уголка твоей души для тебя. Казалось, он видел все.
Я непроизвольно отступила назад, но так и не смогла отвернуться. Он не отпускал меня. просто, не позволял уйти. Страх душил, не давал мыслить трезво, но уйти, разорвать контакт… Нет, это было невозможно. И от осознания невозможности, собственной слабости, безысходности, хотелось плакать.
Первая слеза скатилась по щеке. Холодная, мокрая и реальная. Я моргнула, и видение ушло. Передо мной вновь был обычный портрет. Портрет моего далекого предка, которого я никогда не увижу. Да, никогда не увижу. Больше никогда, мне не будет так страшно. Никогда…
— Кирин?
Я вздрогнула. Слышать собственное имя из этих уст все еще было странно. Даже более странно, чем видеть на лице этого человека тревогу и понимать, что причина ее я.
— Ваше величество. — Я спешно присела в реверансе.
— Это лишнее, — скривился Эйвор Таргелей. — Внутри семьи мы редко соблюдаем условности. Разве что кто-то провинился. В ином случае незачем подвергать семью унижению. Ты со мной согласна?
— Да, ваше величество, — тихо откликнулась я. Император довольно усмехнулся и предложил мне руку.
— Я хотел сам показать тебе галерею, но раз уж ты сама нашла ее, мне остается только присоединиться к просмотру. Полагаю, у тебя возникли вопросы?
— Эти люди, Аст-Гелеи, Гелеи…
— Это наши предки. Такими они были в те далекие времена, — спокойно подтвердил император. Идти рядом с ним было очень спокойно. Такого чувства защищенности у меня никогда не было прежде. И, если бы сейчас мне предстояло вновь вернуться к портрету Эйнака Великого, я бы не испугалась, ведь я знала, что меня защитят. Так глупо, но рядом с императором мне было по-настоящему тепло.
— Они не такие, как мы с вами, — все же решила озвучить свои мысли. С каждой проведенной рядом с этим мужчиной минутой, я все больше начинала верить ему. Почему? Я не могла этого объяснить, но оставаться непредвзятой становилось все труднее.
— Они другие, — подтвердил Эйвор. — Таким был весь наш род до обретения силы. Хельдеран, вероятно, уже рассказал тебе про наш дар.
— Немного, — призналась я.
— Я просил его этого не делать, — улыбнулся уголками губ мужчина. — Но как и все, о чем я его прошу, он выполняет в точности наоборот. Им так легко управлять. Ты же и в список заглянула, верно? Еще до моего разрешения. Он не мог не показать его тебе.
— Простите, но я не знаю, о чем вы говорите, — постаралась, чтобы голос звучал увереннее, но видно актерское мастерство не моя стихия, а уж в присутствии императора.
Эйвор рассмеялся. Весело, звонко. И эхо подхватило его смех, разнося по всей галерее. Хорошо. Что у дверей не было стражи, иначе они бы испугались: так искажал звуки коридор.
— Я не ждал иного ответа от ребенка моей сестры, — пояснил Эйвор. — Ты очень похожа на Эйтину. Внешне. Судьба у тебя будет другая.
— Другая судьба?
— Счастливая, — пояснил он. — Я не смог уберечь сестру, но я уберегу тебя. — Он внезапно остановился, повернулся ко мне и ласково коснулся волос. — Я обещаю защитить тебя от всего.
— Не нужно. — Меня испугала его откровенность. — Лучше защитите меня от себя.
— Это невозможно, — с непонятной мне грустью ответил Эйвор. — Но я найду того, кто сможет. Даю тебе слово императора.
Я молчала, не зная, что можно ответить на такое. Но ответа он и не требовал. Мы продолжили путь, минуя все новые светловолосые портреты, пока наконец не остановились перед одним из последних. С него на нас смотрела моя взрослая копия.
— Мама…
Я подошла ближе, привстала на носочки, чтобы лучше разглядеть каждую черточку дорогого лица. Едва удержалась, чтобы не коснуться холста. Но тогда бы все волшебство видения распалось. И я смотрела. Просто смотрела на такое родное лицо.
Все начало расплываться перед глазами, а мне в руку лег холодный носовой платок. Император.
Я обернулась в поисках поддержки, поймала обеспокоенный взгляд своего… дяди? И бросилась к нему. Больно. В груди все сжималось, становилось тяжело дышать. И слезы, соленые капли так и текли по щекам, губам, подбородку.
Лоб уткнулся в теплую ткань. Меня аккуратно прижали к груди. И принялись гладить по голове, утешая без слов. А слезы продолжали течь.
Не знаю, какая полагается награда за порчу имущества высшего аристократа, коим являлся император. Но я сполна ее заслужила. Рубашка его величества промокла весьма основательно.
— Простите, — что я еще могла ему сказать? Пообещать так больше не делать? Нет. Я знала, что сорвусь снова, если приду сюда. Просто сорвусь.
— Это я должен извиняться. Не нужно было разрешать тебе входить сюда.
— Нет…вы не можете…
— Уже поздно что-либо менять. Но если бы мог, я бы не позволил, — спокойно сказал император. — Идем, твой страж должно быть тебя заждался.
К выходу мы шли медленно. Я то и дело оглядывалась, запоминая дорогу, вспоминания мамино лицо на портрете, пытаясь найти в своей памяти хоть частичку прошлого, где мы были вместе.
