Ольга Горовая - Жажда ночи
Вампир держал свою любимую в объятиях, закрывая от всех, от всего мира, и все, что было видно ведьме — только ее, склоненную на его плечо голову.
Но и это изображение было размытым, стертым.
Сила Сирины охватывала весь замок. Пусть и не настолько плотно, как саму хозяйку, но защищала и других вампиров.
Ничего, главное, что ей известно место их пребывания, и то, что все идет по плану.
Еще один скупой жест, и в разводах темной воды появился нечеткий образ Каталины, лежащей в руках Грегори.
Девушка была мертва. Для этого мира мертва.
На самом же деле, ее сердце, медленно, но неуклонно продолжало сокращаться, проталкивая измененную, уже другую кровь по сосудам той, кому предстояло стать самим порталом. Открыть путь для другой, потусторонней силы, которую так хотела старуха заполучить.
Ее вампир осторожно, тихо укачивая, держал девушку в своих руках. Так, словно та — всего лишь уснула, и нежно перебирал пряди ее волос, терпеливо ожидая момента, когда он сможет прошептать слова заклинания. Те самые, что сама старуха когда-то сообщила Михаэлю, зная, что помогает себе, отдавая древнее знание.
Сейчас, наблюдая за тем, как этот вампир, помешанный на боях, столь бережен с Каталиной, с каким трепетом он отдает ей свое дыхание, разделяя существовании и силу, ведьма была довольна.
Все шло по плану. Так, как было задумано. И почти идеальным был расклад.
Оставалось устранить одну мелкую, досадную помеху.
— Глава 9
Она старалась, чтобы он не ощутил этого. Действительно, очень старалась.
Но смешно было даже пытаться тягаться с тем, кто прожил более тысячи лет.
Лилиана знала, что Теодорус чувствует то, что терзает ее.
Но не желала разговаривать об этом. Не потому, что не хотела бы разделить с ним все. Просто не находила слов, чтобы облечь в них неясную тоску, которая снедала ее изнутри.
Это чувство нарастало исподволь, постепенно.
Казалось непонятным, несущественным томлением, когда Лилиана открыла днем глаза, выплывая из сна.
Словно след от кошмара, который и вспомнить-то было невозможно.
И она почти забыла об этом ощущении, растворяясь в нежности Тео, упиваясь счастьем, о котором и не мечтала никогда. Наслаждаясь каждым прикосновением рук любимого, каждым его движением и жаркой, влажной лаской губ, забывая обо всем, что было кроме Теодоруса.
Даже не вспомнила, когда лежала в его руках в теплой воде, позволяя Тео намыливать свои пряди, и в обмен на это, мыть его волосы. Словно бы случайно, попадая ароматной пеной ему в лицо.
Испытывая безумную радость от чуть удивленного, перемешанного с урчанием, смеха этого мужчины.
Но стоило ему лишь на минуту отойти, оставив Лилиану, закутанную в огромное махровое полотенце, сидеть на кровати — и это ощущение, с троекратной силой набросилось на нее.
Словно гиена, поджидающая, пока насытится лев, чтобы разорвать добычу.
И в этот раз, избавиться от тоски оказалось невозможно.
Она так глубоко вонзила в нее свои ядовитые зубы, так крепко сжала на сердце Лилии изогнутые когти, что и двинуться лишний раз было страшно. Потому что казалось — каждое движение приближает к чему-то ужасному.
К бездне, из которой нет возврата.
Глубоко вздохнув, она прижала струны дрожащими пальцами, и поднесла смычок, стараясь повторить проигрыш из нескольких нот, которые ей показывал Шен.
Нельзя было позволять этой хандре и депрессии захватывать над собой власть. Следовало сосредоточиться на счастье, которое окружало ее.
Но и это не помогало.
Ей хотелось кричать.
Или нет, даже не кричать, тихо выть, забившись в угол и обхватив себя руками, чтобы унять это, рвущее ее ощущение.
Стоп. Надо было сосредоточиться на занятии.
Ведь Лилиана всю жизнь мечтала о том, чтобы научиться играть на скрипке. И у нее получалось сейчас. Серьезно.
Это было не так уж и просто, но Лили столько лет пряталась в кладовке, которая примыкала к комнате сестры, и слушала, как та играла на своих занятиях, что наставления Шена ей давались очень просто.
Звуки скрипки божественно звучали в этом зале. И она, представляла их себе по звучанию, видела эти ноты, мазками вспыхивающего света, переливающиеся в полумраке зала…
У нее было богатое воображение.
Может в этом и вся беда?
Даже красота творимого ею, не приносила радости Лили в этот миг. Не было в ней того восторга, который лишь вчера переполнял Лилиану.
Шен сдержанно похвалил ее.
Да, она, в самом деле, старалась.
Но не ради похвалы. И даже, не потому, что всегда мечтала об этом. Лилиана хотела прогнать эту тоску. Это неясное ощущение, выворачивающее ее изнутри.
Потому и настойчиво заставляла себя играть, не оборачиваясь к Тео. Не разрешая себе того, чего желала больше всего — спрятаться у него на груди.
Но тогда, он будет выяснять причину.
А ее не было.
И отчего-то, сама идея найти источник этой хандры казалась Лилиане ужасной. Словно поиск причины — сделает ее материальной, неотвратимой. Превратит ситуацию в безвыходную.
Какую ситуацию? Лилиана не знала. Просто так ощущала.
Можно было посмеяться над всем этим, но она была из клана Карателей. Она имела силу. Пусть и не была инициирована. Пусть никогда и не использовала ее. Потому и боялась заглянуть внутрь себя, опасаясь того, что эта сила могла говорить. Боясь того, что терзания — наказание за преступление клятвы, данной каждым из клана.
Но и в таком случае, не поменялось бы ничего. Не для нее. Выбор уже совершен.
Закусив губу, Лили снова и снова прижимала смычок к струнам, стараясь в этой мечте, которую он ей подарил, найти успокоение, и не находила…
Тео позади нее, чуть наклонился вперед, упираясь локтями в колени, и подпер подбородок ладонями, словно присматриваясь к ней.
Лилиана видела это по изменению его взгляда, по своим собственным ощущениям, по колебаниям воздуха за своей спиной.
Ей хотелось обнять его, прижаться к его губам. Чтобы прикосновением своих рук, поцелуем, он иссушил любую печаль, забрал все, что терзало ее.
Но Лили не была уверена, что не Теодорус виноват в этой тоске, снедающей ее разум.
Нет, не специально.
Она знала, что он сделал бы все, чтобы оградить ее от любой печали, от любой тоски, вольной ли, невольной…
Однако Тео превращал Лили в вампира.
Она была согласна, желала этого.
Но ведь ее душа умирала, уступая тьме, которую этот вампир вкладывал в Лили, каждым укусом, каждым глотком крови, испиваемым ею — становясь все черней.
Разве не было вероятно, что именно это — смерть души, ее смерть, и служили причиной того, что Лилиана не находила себе места, что вся ее сущность металась, словно стремясь вырваться, избавиться от оболочки тела? Возможно. Логичное объяснение.
