Пляска в степи (СИ) - Богачева Виктория
Наемники налетели на лагерь с глухим, гортанным кличем. Как-то князь рассказывал, что он значит, да Горазд не запомнил. Все случилось очень быстро. Токмо-токмо летели еще огненные стрелы, и вот уже зазвенели мечи, и послышались глухие удары стали о крепкие щиты. Мимо плеча отрока просвистело копье, и он отшатнулся в сторону, припав к земле. Рубаха Ярослава Мстиславича мелькнула где-то впереди, пламя горящей палатки ослепило на секунду Горазда, он моргнул и упустил князя из вида.
— Не зевай! — кто-то походя сграбастал его за шиворот и поднял с земли на ноги.
Отрок узнал воеводу Храбра, но не успел ничего ответить, как тот куда-то подевался в пылу битвы. В ночном воздухе зазвучали первые, протяжные стоны. Горазд покрепче перехватил рукоять меча и ринулся вперед, туда, где видал последний раз князя. Пару раз он чуть не напоролся на чужой меч, едва-едва успевая отскочить в сторону.
«Где же князь?» — он бежал вперед и оглядывался по сторонам, но видел, казалось, кого угодно, кроме Ярослава Мстиславича.
Вокруг медленно расползался густой дым от догорающих палаток, и вверх поднимались серые хлопья пепла. Краем взгляда Горазд зацепился за наемника, возвышавшегося над валявшимся на земле человеком. Понимая, что не успеет добежать, отрок достал из сапога нож и, не целясь, метнул его вперед. Он почти попал: острое лезвие полоснуло по руке, и наемник дернулся, смазал удар. Лежавший на земле человек оказался Баженом. Улучив момент, он стремительно отполз назад и вскочил на ноги, подобрав меч, который уронил, когда падал.
Наемник оказался здоровенным великаном, чуть ли не на три головы выше Горазда и куда шире в плечах. Одной рукой он сжимал меч, другой — поигрывал топором, разглядывая двух замерших напротив отроков. Его спину покрывала старая, истрепанная медвежья шкура, вся в прорехах и дырах от ударов.
По шее Горазда катился пот, и сердце стучало глухо и быстро, пока он всматривался в лицо врага. У того из ноздри торчал волчий клык, а под глазами на щеках аж до самого подбородка были прочерчены глубокие полосы. Отрок помыслил сперва, что тот так перед битвой себя раскрасил. Он слыхал, так делают многие на Севере. Но вблизи оказалось, что полосы — старые-старые, глубокие шрамы.
— Сосунки, — зарычав, наемник широко улыбнулся, показав наполовину беззубый рот, и метнул в Бажена топор.
Горазд не успел поглядеть, что с ним стало. В мгновение ока великан в медвежьей шкуре налетел на него, непрестанно орудуя мечом, и Горазд позабыл не токмо про Бажена, но и как себя звать. Он едва поспевал отражать мощнейшие удары и медленно пятился назад, не имея сил выстоять под таким напором. Он мыслил лишь, как бы ему не упасть да не оступиться ненароком, тогда-то с ним точно будет покончено.
Сверкая полубезумными, чернющими глазами, наемник улыбался ему в лицо и что-то бормотал на своем языке. Горазд чувствовал зловонный запах всякий раз, как тот открывал рот. Вблизи белые полосы на его лице походили на следы от удара медвежьей лапы. Звериная, дикая ярость плескалась в глазах у наемника, заставляя того глухо рычать.
Пот катился у отрока по всему лицу, застилая глаза. Их нещадно щипало, но мальчишка боялся моргать. Стоит ему отвлечься — и он умрет.
«Я и так умру», — думал Горазд, чувствуя, как слабеют руки.
Он и помыслить не мог, чтобы атаковать в ответ, мог лишь защищаться и отражать чужие удары. Его спас пришедший в себя Бажен. Схватив тяжеленный топор наемника и вложив все оставшиеся силы в удар, он подкрался к нему со спины и замахнулся, целясь ровно в хребет.
У наемника же на спине слово были вторые глаза. Али помогло звериное, безумное чутье, тут уж Горазд не ведал. Но тот успел увернуться от удара в самый последний миг, и Бажен всадил топор ему в плечо, укрытое медвежьей шкурой. Тот громко, нечеловечьи взвыл, пошатнулся, размахивая мечом направо и налево, отчего отроки были вынуждены броситься в разные стороны. Кровь хлынула из раны, когда наемник вытащил из нее топор, и распрямился, заставив Горазда замереть от ужаса. Кого угодно такая рана бросила бы на колени, хоть и промахнулся Бажен, но пробил плечо аж до кости! Горазд, кажется, и хруст в момент удара слышал. Но этому же… все нипочем.
Наемник сжимал в раненой, окровавленной руке топор, в другой — меч. Он оскалился, глядя на отроков, и бросился вперед, вновь издав гортанный, низкий клич. Первый сокрушительный удар обрушился на Горазда. Он успел подставить меч, и топор не пробил ему голову, но отбросил на несколько шагов назад. Удар о землю был такой силы, что вышиб из мальчишки весь дух, он судорожно хватал ртом воздух, но не мог сделать ни вдоха. На его глазах наемник насквозь проткнул Бажену плечо и провернул вдобавок меч, вызвав громкий, отчаянный крик.
Все еще валяясь на спине, Горазд попытался нашарить свой меч и встать, но ноги не слушались. По лицу вместе с потом текла кровь из пробитого виска.
«Мало я успел послужить князю», — подумал он, беспомощно наблюдая, как наемник неспешно подходит к Бажену с занесенным мечом. Мальчишка даже крикнуть ничего не мог, чтобы его внимание на себя отвлечь.
На их удачу рядом оказался воевода Храбр. Завидев их еще издалека, тот метнул копье, вспоровшее наемнику брюхо. Он покачнулся, но не остановился, лишь глянул в изумлении вниз, на древко, крепко сидевшее в нем изнутри. Он поднял голову, высматривая воеводу Храбра, и сплюнул на землю кровь, все текущую и текущую у него изо рта. Воевода метнул второе копье — прямиком в брюхо к первому, и лишь тогда наемник, наконец, пошатнулся и тяжело, грузно осел на колени.
Горазд изо всех сил рванул вперед, но все еще не особо мог шевелиться, и потому воевода Храбр подоспел первым. Одним коротким, хлестким ударом он отрубил наемнику голову и взглянул на лежавшего чуть поодаль на земле сына. Бажен дышал, хоть и был без сознания.
Битва закончилась, понял Горазд. Куда-то исчез и скрежет стали о сталь, и громкие боевые кличи, и свист от копий. Остались лишь стоны раненых да умирающих, и голоса кметей, окликавших своих.
Когда Горазд подполз к Бажену и воеводе, отрок уже открыл глаза. Отец крепко стягивал ему плечо снятой с себя и порванной на повязки рубахой. Его руки слегка подрагивали. На щеках Бажена пролегли две влажных дорожки, а ресницы были мокрыми от слез. Горазд сделал вид, что не заметил, и отвернулся.
Воевода Храбр был таким же потным и грязным, как и оба отрока, но видимых ран на нем не было. Он окинул мальчишку беглым взглядом и протянул тому кусок рубахи.
— Зажми висок.
Тот сделал, как было велено, и поглядел на тело наемника, валявшегося рядом. Даже после смерти он нагонял жути. В голове не укладывалось, как можно стерпеть столько ударов и не подохнуть…
— Горазд!
К ним, прихрамывая на правую ногу, шел князь. Он уже давно высматривал своего отрока, которого упустил из вида, еще когда занялись огнем палатки, в самом начале налета. Услышав голос князя, мальчишка встрепенулся и принялся вставать, опираясь на меч. Как распрямился, то понял, что как-то умудрился не заметить раньше царапину на ребрах, а нынче она кровила, уж заляпала весь левый бок. Не заметил он, и что разошелся на руке уже начавший затягиваться порез, что появился у него после клятвы на крови перед идолом Перуна.
Окинув отроков и воеводу цепким взглядом, князь склонился над мертвым наемником. Тронул носком сапога голову, всмотрелся в борозды на лице, в обереги и раны. Горазд с затаенной тревогой наблюдал за князем. Больше всего он страшился, что не поспел за ним, а его б ранили.
Воевода Храбр встал сам и помог подняться сыну, придерживая того под локоть здоровой руки. Бажен бледен был, что сметана, и на ногах стоял нетвердо, опираясь на отца. Князь поглядел на них и снова повернулся к обезглавленному телу.
— Их называют на Севере берсерками. Голая рубаха, воин без кольчуги. Не думал, что повстречаю кого-то из их племени так далеко от Северного моря.
Ярослав опустился на корточки перед телом наемника и нашарил у того в потаенном кармане на поясе истрепанный полупустой мешочек размером с ладонь. Открыв его, он принюхался и тотчас поморщился, убрал подальше от лица.
