Шихан Анна - Долгий, долгий сон
Он убрал палец, и я мгновенно открыла рот.
— Чего не сделаешь? — прошептала я, хотя уже знала ответ.
— Вот это, — прошептал Ксавьер, придвигаясь ко мне.
Время потекло медленно-медленно. Я успела подумать обо всех последствиях, которые наступят, если я позволю ему поцеловать меня. Девять лет дружбы, изменившейся в одно мгновение. Шестнадцать лет, если считать по его мерке. Я помогала менять ему памперсы, когда мне было семь. И вот теперь мы стояли друг перед другом, и он был выше меня, красивый, обаятельный и уверенный в себе. Слишком уверенный… Совсем не похож на парня, который еще ни разу не целовал девушку.
Этой мысли оказалось достаточно, чтобы бросить меня к нему, заставить разжать пальцы и выронить альбом в траву. Как только его горячее дыхание коснулось моих губ, мои руки взлетели ему на шею, зарылись в его незнакомые темные волосы и притянули к себе. Ксавьер был мой! Он всегда был моим. Какое право имела какая-то девчонка отнять у меня его первый поцелуй? Вот же она, я, — стою тут и отдаю ему свой первый поцелуй.
Когда наши губы встретились, мир расцвел вихрем цвета, который я не увидела, а почувствовала. Ослепительная вспышка полыхала с яркостью стазисного сна, только на этот раз все было по-настоящему, и свет был осязаемой, живой и неразрывной связью с моим Ксавьером, моей константой. Мои руки вдруг словно одичали, они пытались притянуть к себе самые разные частички Ксавьера — его волосы, плечо, шею, затылок. Я зарылась пальцами в его волосы. Его руки оказались крепкими, твердыми и прочными, как камень, они обхватили меня так сильно, как только смогли. Его зубы легонько прижали мою нижнюю губу, его язык исследовал мой рот, и я снопа пришла в бешенство от его уверенности и очевидной опытности.
Ревность еще сильнее толкнула меня к нему, и яркие краски моего тела начали выцветать, как и все остальное. Я обвила Ксавьера ногой, пытаясь удержать его, чтобы он не смог от меня убежать. И еще я плакала, даже целуя его.
Ксавьер отстранился. Я уставилась на него, тяжело дыша. Его лицо было серым, и небо тоже было серым, и весь мир посерел. Мне стало нечем дышать.
— Легче, — хрипло прошептал Ксавьер. Если бы он не держал меня, я бы ссыпалась ему под ноги. Ксавьер почувствовал, как я дрожу, и медленно опустил нас обоих на колени в траву. Он губами вытер слезы с моих щек и глаз, потом наклонил голову и тихо шепнул на ухо: — Я все знаю.
Знал ли он, что я чувствовала? Знал ли он, почему я плачу? Вряд ли я сама тогда знала это. Я тяжело дышала, и постепенно кислород вернулся в мой организм, а мир снова обрел краски. Мы держались друг за друга. Ксавьер целовал волосы у меня за ухом. Я уткнулась носом ему в шею, вдыхая его знакомый запах, смешанный с новым, пьянящим ароматом мужского пота, которого не было в последний раз, когда мы виделись.
Когда наше дыхание успокоилось, Ксавьер схватил меня за плечи.
— Ух ты! — выдохнул он мне в ухо, я задрожала от этого ощущения. — Такого я не ожидал, — прошептал он.
— Кто она? — буркнула я.
Ксавьер отодвинулся и посмотрел на меня.
— Кто?
Как он смел задавать мне этот вопрос?
— Девушка, которая отняла тебя у меня. Девушка, которая украла твой первый поцелуй и научила тебя всем этим штучкам.
Ксавьер улыбнулся, правда, с легким беспокойством.
— А это имеет значение?
— Дааааааааа! — угрожающе прорычала я. Разве я думала когда-нибудь, что смогу так ревновать его?
— Ее зовут Клэр, — послушно ответил Ксавьер. — Я познакомился с ней в школе. Но Роуз, честное слово, она ничего не значит! — Он нежно дотронулся до моего лица, оставив дорожки теплого цвета вдоль моих щек. — Она была только… средством на пути к цели. И она всегда это знала. Вообще-то, я не был у нее первым. После меня у нее было еще четверо. А у меня была только ты. Одна ты. — Он со вздохом прижался губами к моим волосам. — Я бы вообще никогда не подпустил ее к себе, но мне ведь нужно было знать, что делать, когда я снова тебя увижу. — Его губы с мучительной нежностью коснулись моего лба, скользнули по линии волос, прошлись вдоль челюсти. — Ах, Роуз, все это время я ждал тебя, — прошептал он с тяжелым вздохом, который моментально убедил меня в его искренности. — Она не любила меня, а я совершенно не любил ее. — Ксавьер потерся носом о мою щеку. — Это было совсем не то.
У меня голова шла кругом от того, что вытворяли его губы с моей кожей, но я все-таки услышала его.
— Ты… ты говоришь, что любишь меня?
Ксавьер отстранился и с искренним изумлением уставился на меня.
— Роуз! — прошептал он. Глаза его потеплели. — Но ведь я всегда любил тебя. — Он снова наклонился, чтобы поцеловать меня, и на этот раз его поцелуй оказался робким, почти дразнящим, вернее, был бы таким, если бы не мольба, застывшая в глазах Ксавьера. Когда наши губы снова встретились, в их соприкосновении не было ни ярости, ни бешенства, а наша страсть была уже не ревущим пламенем, а теплым, нежным и сильным жаром. И это было лучше, чем первые минуты стазиса, лучше, чем убаюкивающая нежность препаратов. Когда мы с Ксавьером поцеловались во второй раз, я сразу поняла, что вернулась домой.
* * *
Нос, ткнувшийся в меня теперь, принадлежал моей собаке, которую напугали слезы, нескончаемым потоком лившиеся у меня из глаз. Завьер слизнул слезы с моих щек, и я глухо рассмеялась. Мой Ксавьер вытирал губами мои слезы. Большая разница.
Я с трудом заставила себя подняться и войти в дом. Завьер ждал, что я пойду в свою студию, как делала каждый вечер, но я знала, что не смогу туда войти. Лица Ксавьера и Брэна будут смотреть на меня со стен, растирая мое сердце в меловой порошок. Поэтому я, не снимая школьной формы, свернулась клубочком на своем розовом покрывале. Я даже не шелохнулась, когда Патти напомнила мне о времени ужина. Я до сих пор почти ничего не ела, а сейчас сама мысль о еде была мне отвратительна.
Среди ночи я дотащилась до ванной и выпила стакан воды, чтобы восполнить потерю влаги, вылившейся со слезами. Ровно через пять минут я бегом влетела обратно и вытошнила воду в унитаз. На этот раз я взяла стакан с водой с собой в спальню и очень медленно выпила его, делая следующий глоток только после того, как желудок примет предыдущий.
Около десяти мой ноутскрин звякнул, но у меня не было сил объяснять Отто, что случилось. Поэтому я проигнорировала вызов, и ноутскрин не настаивал.
Ночь была ужасна. Таблетки одурманивали ровно настолько, чтобы нокаутировать меня в кошмары, но не настолько, чтобы удержать во сне. Я металась между кошмарами и слезами. Этой ночью сны были особенно ужасны, на меня постоянно нападали блестящие, мертвоглазые копии Брэна и Ксавьера, которые снова и снова лупили меня загадочной палкой, точно такой же, какой был вооружен блестящий человек из моего лунатического приключения.
