Сделка (СИ) - Вилкс Энни
Воздух был горьковатым и мутным, словно я смотрела сквозь потертое стекло. Я закусила губу, резко выдохнула, не давая пролиться уже подступающим слезам, и продолжила попытки.
Я тянула до тех пор, пока поврежденная лодыжка не вспыхнула болью, отозвавшейся в колене и натянувшей какую-то струну в бедре. Чувствуя, как подгибается нога, я беззвучно вскрикнула и повалилась назад, на пол, утягивая за собой одеяло, но не Дариса. Нога продолжала пульсировать, и теперь слезы все-таки брызнули, оставляя мигом высыхающие следы на щеках.
Я выпуталась из ткани и дала себе секундную передышку. Теперь, когда покрывало слетело, обнажив грудь и мускулистые руки, я увидела свитые из белесого воздуха силки, опутавшие Дариса сетью и так плотно врезавшиеся в одежду, что выглядели тонкими бороздками. Изредка по плетению прокатывалась едва заметная искра, как если бы оно было перламутровым и переливалось на солнце.
Келлфер не говорил, как именно обездвижил сына. Это вполне могла быть эта воздушная леска.
Я попыталась поддеть одну из нитей, но у меня не получилось.
— Пожалуйста… — прошептала я.
Дым уже вовсю тянулся из-под двери, не тонкой струйкой, а сплошным пластом. Я вскочила, стараясь не думать о хрусте лодыжки, и затолкала покрывало под дверь, закрыв щель. Окно было открыто, и я успокоила себя, что пока не вспыхнуло покрывало, время есть, и что мы всего на втором этаже, а значит, сможем выпрыгнуть.
Страшно было закрывать глаза. Но у меня должно было получиться! Сила билась во мне как волна. Я была полна ею.
Бросив последний взгляд на пока справлявшееся со своей функцией покрывало, я нырнула в разум Дариса, как учил меня Келлфер несколько дней назад.
Тут же приглушились звуки, истончился гул мысленных голосов, отдалились ужасные образы — чтобы несколько мгновений спустя рухнуть на меня новым потоком. В разуме Дариса в этот раз не было ни потока света, ни пятен. Вместо этого я попала в полную тепла и тихой нечленораздельной речи пустоту. Все вокруг было черным и багровым, плотным, невесомым, окутывающим меня со всех сторон, отвратительным кровавым желе. Дарис тоже был тут, беспомощный, как маленький мальчик. Его сон мешался во мне с криками снаружи, с, казалось, уже подступающим жаром, с горьким запахом сгорающего дерева, с шумом начавшего расходиться пламени. Ему снилось, что он плавает в тягучем масле, в темноте, и я терла веки, пытаясь избавиться от ощущения чего-то скользкого на глазах.
«Проснись!»
Дарис, уже давно потерявшийся в отсутствии людей и света, обернулся на мой голос. Я ощущала его вспыхнувшую надежду звенящей нотой во внезапно наступившей в его сне тишине.
«Где ты?» — спросил он меня.
«Проснись!» — закричала я снова.
«Я сплю?» — Его голос был каким-то высоким, юношеским, удивленным.
«Проснись же!» — в третий раз завопила я, более не сдерживая себя, и во сне, и в реальности вкладывая в крик все силы, что у меня были.
Черный сон треснул, как трескается от жара стекло, бесконечные расщелины сначала разрезали его надвое, потом — на шесть частей, рывками эти дрожащие молнии расширились, и все рухнуло. Меня парализовало болью. Глаза залил свет. На верхней губе я ощутила жидкость и слизнула ее, не особо задумываясь — это была кровь.
— Эй! Приди в себя! — сквозь обморок донесся до меня голос Дариса. Он был скорее злым, чем напуганным, и, фокусируя на нем взгляд, я задохнулась от страха. — Распутай меня!
— Я не знаю, как, — прошептала я, борясь с тошнотой и головокружением.
— Я знаю! — отрезал Дарис. — Каждый силок имеет начало и конец. Нужно всего лишь послать слабый силовой импульс одновременно с двух сторон. Это как… — Он скривился, видя в моих глазах непонимание. — Ты же вроде как талантливее меня. Ну и представь, как согреваешь нити. Справишься?
Все перед глазами плыло. Крик и пробуждение Дариса измотали меня так, что я не могла даже прошептать ответа. Сквозь зубы он повторил:
— Немедленно освободи меня!
Я не отдавала себе отчета в том, как мои руки скользили по поверхности силков, и будто со стороны ощущала, что случайные прикосновения к коже Дариса отзываются во мне знакомыми приглушенными эйфорическими всплесками. Я справилась со всеми путами, будто всегда умела их срывать, и повалилась прямо поверх его напряженного тела, уже не способная шевелиться.
— Ты что? — донесся его далекий голос. — Ладно…
Что-то подхватило меня под спину и колени, и я отключилась.
26.
Ледяная жидкость опалила мои разгоряченные щеки, во рту неприятно закислило. Я вздрогнула, открывая глаза, и тут же снова зажмурилась: их защипало. То, что сейчас лилось на меня, не было водой, это был виноградный сок.
— Пришла в себя? — грубо, но по-своему заботливо уточнил Дарис. — Что произошло? — не дал он мне ответить на первый вопрос.
— Это пожар, — осипшим голосом ответила я, садясь. — Дурочка, какая же она…
И тут же замолчала, прикидывая, не сболтнула ли лишнего, но Дарис не мог знать, о ком я говорю. Может, он решил, что я ругаю себя. Лицо его, темное, под иллюзией совсем не похожее на лицо моего любимого, было очень близко. Полные губы были плотно сжаты, как бывало, когда Дарис горел яростью.
Я схватилась за руку, на среднем пальце которой раньше было спасительное кольцо, и тут же похолодела: Дарис забрал его. Он с азартом смотрел, как я погладила подушечками пальцев то место, где оно должно было быть, а стоило мне перевести на него взгляд — подмигнул.
И это совсем не было по-доброму.
Радость спасения постепенно растворилась в этих темных как ночь и — я знала — зеленых как трава глазах. Он был в бешенстве, а я была с ним наедине. Теперь идея оставить его в огне показалась мне не такой уж порочной, но я постаралась наступить животному страху на горло. Дарис не мог знать, зачем мне то кольцо.
Так почему же тогда снял?!
Не хватало еще вести себя как виноватая! «Забудь, забудь, забудь, все будет хорошо…»
Поэтому я, игнорируя растущий где-то за солнечным сплетением узел ужаса, глубоко вдохнула студеный, пахнущий вином воздух и постаралась проморгаться, оглядываясь.
Мы находились во дворе, за одной из массивных кадок для приготовления опьяняющего напитка. Вокруг совсем не было людей, их громкие отчаянные и злые голоса раздавались откуда-то издалека. Я привстала и быстро, скрываясь, бросила взгляд за высокий борт деревянного чана. Дом, еще недавно приютивший нас, уже догорал. С западной стороны причудливого строения, как раз там, где находились раньше наши покои, языки пламени сейчас лизали небеса, а восточные крылья уже багрово тлели, напоминая мне о чудовищных благовониях храма, с которого все и началось. Мне почему-то казалось, что давильни совсем рядом со стенами, но до нас долетал с редкими порывами ветра лишь отдаленный жар.
Часть хозяйственных построек за нами была цела. Они никого не интересовали, люди скопились во дворе с противоположной стороны дома. За громадным костром я почти не могла слышать их мыслей, плач, стоны, какой-то резкий писк — все перемешалось.
Я медленно поджала ноги, устраиваясь. Дарис был совсем рядом, но не касался меня.
Мое платье и волосы пахли дымом, но ожогов я не ощущала. Я оперлась на доски спиной. Неожиданно холодная для Пар-оола ночь сковала меня. Я с силой потерла веки и лоб, избегая смотреть на мужчину рядом со мной.
— Что пожар, я и без тебя понял, — хмыкнул Дарис. — Что произошло со мной?
— Келлфер сказал, что ты помутился рассудком, — честно ответила я, внезапно понимая, почему Келлфер с таким нажимом произнес эти странные для меня слова, и в который раз поразившись тому, как старался он обезопасить меня. — Что если тебя не сковать, ты можешь причинить вред себе и мне.
— С чего бы? — усмехнулся Дарис. — Я отлично себя чувствую. Выспался.
Я присмотрелась: он где-то раздобыл вместо меча, к которому привык, длинный изогнутый ятаган, и как раз прилаживал перевязь к поясу. Там же, совсем рядом с рукоятью, на тонком шнурке болталось мое кольцо с зеленым камнем. Мне стало не по себе.
