Марина Суржевская - Отражение не меня. Сердце Оххарона
— Тебе трудно отказать, мой паладин, — рассмеялась королева и махнула рукой.
Ящеры уже получили несколько ударов горящим хлыстом, и один из них дрожал, пытаясь изменить форму. Разан Тхи прошипел что–то, и юный ящер затих, не двигаясь.
— Уведите их, — велела Лиария. — Мне наскучило представление! Музыку!
По залу прокатился легкий недовольный ропот, но, конечно, никто не посмел возразить вслух. Шариссар же вновь помрачнел. Он хотел уйти. Потому что все его мысли были о том, появится ли Лея сегодня. Метка под черной одеждой пульсировала и жгла, словно это на его спину вновь опускался раскаленный хлыст.
Паладин поклонился и ушел, провожаемый взглядами. Он понимал, что поступает невежливо и даже вопиюще, но больше не мог оставаться в этом зале. Шариссар прошел длинным коридором и толкнул дверь, скрытую за гобеленом. В его покоях было тихо и темно, лишь звезда Мрака освещала роскошное убранство покоев.
Он постоял у окна, бездумно рассматривая огни оххаронской ночи. Отсюда, из королевского дворца, был виден город — россыпь окон, освещенных желтым и розовым светом, острые крыши домов, словно ежи, ощетинившиеся пиками — защита от атаки ящеров. Стены из красного камня, им же мостили улицы, отчего город был словно залит кровью. Правда, раньше Шариссар никогда об этом не задумывался. Его родной город был не похож на Хандраш. В нем было больше темных и красных цветов, и когда–то паладин любил это сочетание. Ему нравился его мир. Раньше.
А сейчас?
Зачем он потребовал у Лиарии ящеров? Почему он стал столь часто вспоминать прошлое и задумываться о настоящем? Раньше ему хватало того, что у него было. Война. Смерть. Победа Оххарона. Раньше это имело смысл и значение, так что изменилось?
Он, он сам изменился. И он знал, когда это произошло…
Створка открылась почти беззвучно. Почти, потому что звериный слух паладина поведал ему о гостье. А нюх распознал запах.
— Вам наскучили танцы, риара Валантта? — негромко спросил он, не поворачиваясь.
— Я весьма люблю танцы, дарей–ран, — с насмешкой протянула девушка. — Но предпочитаю более… откровенные. А вы, паладин?
Шариссар усмехнулся. Хотел ли он отвечать на ее более чем прозрачный намек? Нет. Не хотел. Он желал остаться один, и это злило паладина настолько, что он резко повернулся, в два шага преодолел расстояние до двери и впечатал риару в стену.
— Я предпочитаю грубые танцы, Валантта, — сказал он, одним движением поднимая подол алого платья.
— Как скажешь, Шариссар… Какие… захочешь, — хрипло выдохнула она и издала тихий стон, когда паладин сжал ее тело действительно грубо, почти до боли. Валантта застонала, откинула голову, вцепившись в черный камзол паладина. — Еще… Прошу… еще!
Шариссар впился в ее губы, покрытые черной краской, с силой втянул запах орхидей, пытаясь настроиться на извивающуюся девушку в его руках. Красивую, страстную, мокрую от желания принадлежать ему! Он трогал нежную кожу, целовал губы и понимал, что… не хочет. Не желает быть с ней, а метка избрания пульсирует, прожигая до костей, разливая по телу жидкий и яростный огонь сопротивления. Его зверь не желал удовлетвориться этой заменой, он чувствовал подделку и рычал внутри. Но паладин лишь загнал его глубже, не позволяя взять над собой вверх.
Валантта закинула ногу на бедро паладина, прижимаясь к нему своим женским естеством, потираясь, словно ручная кошка и мурча от удовольствия в его губы.
— Укуси меня, — прошептала она, откидывая голову, подставляя его клыкам белую шею. Шариссар провел языком вдоль пульсирующей вены. Позволить темному укусить — это знак величайшего расположения и доверия. Или желания.
Он вновь лизнул и вонзил клыки в кожу, делая глоток черной крови. И сразу отстранился, выпуская Валантту из рук, провел ладонью, стирая с губ ее вкус и с трудом удерживаясь от желания сплюнуть.
— Шариссар?
— Тебе лучше уйти, Валантта.
— Что?! — опешила риара. — Ты меня… прогоняешь?! Меня? Да как ты смеешь!
— Валантта, уйди.
— Да как ты смеешь! — воскликнула девушка, резко ударяя паладина по плечу. Шариссар развернулся, сжал ее руки, не позволяя к себе прикасаться. Откинул голову, ощущая дикий голод, и понимая, что его не сможет удовлетворить эта красавица в алом.
Он хотел Лею. Хотел ее тело, ее кровь и ее душу. Всю целиком, всю до самого донышка, до глубины ее искрящейся сущности и такого удивительного любящего сердца. Он желал ее держать в своих объятиях, прижиматься к коже и видеть свое отражение в ЕЕ глазах. И именно это осознание и нежелание его принимать заставило паладина рывком толкнуть Валантту на кровать, задрать ее платье, и вбиться в женское тело одним ударом, а после лишь молча совершать рваные и сильные движения, пытаясь испытать хоть что–то. Риара билась под ним со стонами, извивалась, стараясь стать еще ближе и приникнуть губами к его рту, но паладин отворачивался, откидывал голову, тяжело втягивая воздух.
— Теперь уйдешь, надеюсь? — грубо бросил он, когда Валантта издала протяжный крик и затихла, выгибаясь ленивой и довольной кошкой.
И зашипела она так же, как животное, награждая мужчину яростным и обиженным взглядом.
— Ты об этом еще пожалеешь, Шариссар!
Риара спрыгнула с постели, поправляя свое алое платье и подбирая скинутый на пол белый мех.
— Я уже жалею, — безразлично отозвался паладин.
— Ненавижу тебя! — Валантта яростно тряхнула черными волосами и пошла к двери, гордо подняв голову. У самой створки чуть помедлила, ожидая прикосновения или хотя бы слов… но ни того, ни другого так и не последовало. И яростно стукнув дверью, риара удалилась.
— Уже жалею, — пробормотал Шариссар, застывая посреди комнаты. Он сжал зубы, злясь на себя и на весь мир, ненавидя то, что пробуждалось в нем. Он не хотел этого.
И в то же время…
— Ты нужна мне, — чуть слышно шепнул паладин во тьму ночи. — Ты так мне нужна, Лея…
* * *Элея.
Я сейчас взорвусь! Заору! Затопаю ногами и тресну невозмутимого красноволосого мага чем–нибудь тяжелым! Очень тяжелым! Настолько, что это сотрет с его высокомерного и породистого лица это выражение полнейшей невозмутимости и легкую насмешливую улыбку, что таилась в уголках красивых губ!
Вот так думала я, в стотысячный раз наклоняясь и устанавливая на длинную иглу белый цветок.
Магистр придумал просто какую–то пытку в наказание за нашу с Ником провинность! Хотя поначалу задание показалось мне совсем простым, и я ожидала, что справлюсь с ним за полчаса и унесусь к девушкам на тренировочное поле.
Когда я вошла в кабинет мага, он уже ждал меня, держа в руках узкий мешочек. Окинул меня внимательным взглядом, задержавшись на румяных щеках и слегка растрепанных волосах. А все потому, что я неслась через облетающий сад бегом, так как забыла о времени, заболтавшись с Рин. Ее беспокоило, что Полина почти перестала есть и как–то стремительно худела и бледнела.
