Ева Никольская - Зачарованный город «N»
Кейли-Оз помнила. Как такое забудешь? Возвращаясь к себе после печально известной встречи с эйсардом, (с проклятым предателем, который… а, ладно!) она даже мысли не допускала, что через некоторое время по ее следам отправиться смерть, вернее те, кто ее убьют. И все из-за приказа этого… этого голубоглазого гада! Мирд его забери! Женщина скрипнула зубами от короткого приступа ярости, не успевшего толком разгореться. Он уступил место давящей на психику безысходности, от осознания которой плечи бывшей лучницы невольно опустились, а голова поникла. Ей никогда еще не было так плохо, как сейчас.
Когда ее перехватил неожиданно появившийся союзник, она не поверила ему. Даже рассмеялась в лицо, на котором, впрочем, не отразилось никаких эмоций. Он предложил ей пари: если его слова подтвердятся, ей придется выполнить ряд условий, если нет, он отдаст ей свое жалование за этот и предыдущий года службы. Неплохой куш, ради такого можно пожертвовать волосами. Подумаешь! Новые отрастут. А потом… она сидела на каменном уступе и в каком-то коматозном состоянии с ощущением нереальности происходящего наблюдала за тем, что делали бывшие сослуживцы с ее шарту. Довольно дорого оценивший свои услуги спаситель давал ей короткие указания. Лучница (да какая она теперь лучница? Без стрел, без дома, без будущего… без всего!) исполняла их машинально, посылая телепатические приказы осаждаемому зданию до тех пор, пока ей не велели уничтожить перстень. В тот момент она поняла, что это ни сон, ни игра, ни чья-то шутка. Это ее жизнь, которую по приказу Кир-Кули разбили вдребезги. И обратного пути уже нет.
— Ты меня слушаешь? Кейли? — вырвавшиеся из монотонного монолога собеседника слова заставили ее очнуться от собственных дум.
— Да-да… сделка, — отозвалась она, поворачиваясь к нему. — Я прекрасно помню все, что тебе пообещала, — в ее тон закрались нотки раздражения. — Ты тоже дал мне слово сохранить и впредь оберегать мою жизнь, — ее черные глаза впились в лицо мужчины, стоящего напротив. На его голове не было выбритых полос, прическа этого Аше-Ар имела другие отличительные черты: две тонкие рыжие пряди свисали вдоль висков, контрастно выделяясь на фоне белой кожи и остриженных до подбородка волос. Это знак охотника — профессионала, способного выследить свою добычу в любых, практически любых условиях. Коричневая одежда, мягкие полусапоги того же цвета, шаги в которых становились бесшумными (во всяком случае, она их точно никогда не слышала), походная сумка за плечом и два загнутых кинжала, торчащие из потертых ножен на широком кожаном ремне мужчины — такой незамысловатый с первого взгляда облик. Но первый взгляд обманчив, как водится. За века совместной службы Кейли-Оз насмотрелась на Илин-Ули достаточно, чтобы держаться от него подальше. Красные радужки мужчины соответствовали четвертому уровню силы, но опыт и мастерство превосходили всех в лагере. Кроме эйсарда, будь он трижды обезглавлен!
— Я не страдаю провалами в памяти, Кейли, — улыбнулся собеседник одними губами, кровавые огоньки глаз продолжали быть пристальными и холодными.
— Почему ты решил уничтожить мой шарту, когда в нем находилась Мира-Нин? Она же твоя ученица, — ее расстраивала предыдущая тема, а то, что он, говоря с ней, намеренно называет лишь половину имени, игнорируя родовую приставку, ее по — настоящему бесило. Так представители Аше-Ар обращаются лишь к тем, кто добровольно (или не очень) согласился отдать себя во власть другого: к детям, супругам, постоянным любовникам… или к рабам. И они оба понимали, что теперь она принадлежит ему — таковы условия договора. Но оттянуть момент обсуждения этих самых условий ей ведь никто не запрещает.
— Плохая ученица, раз совершает такие глупые поступки, — пожал плечами Илин-Ули. — Самонадеянность никому не шла на пользу. Будет ей уроком.
— А если бы во время взрыва она лишилась головы?
— Урок оказался бы для нее последним, — улыбка, сильно смахивающая на оскал, не вызвала в Кейли-Оз ответного веселья, но и демонстрировать собеседнику свои истинные чувства она не желала.
— Я должна оставаться в этой пещере до новых распоряжений от тебя? — вопрос прозвучал чересчур деловито, чтобы быть таковым.
— Нет. Я знаю лучшее место. Там тебя точно ни один Аше-Ар не догадается искать, — с легкой иронией ответил мужчина, он собственническим жестом обнял растрепанную женщину за талию и, глядя поверх ее неровно остриженной головы, усмехнулся своим мыслям.
Кейли-Оз не вырывалась, напротив, она откинулась назад и, уютно устроившись в объятьях своего «дорогого» спасителя, мрачно подумала: «Мы еще посмотрим, кто в конечном счете получит больше, еще пос-с-смотр-р-рим…» Сколь бы не было подавленным ее настроение, жить хотелось и очень. А еще хотелось мстить. Так почему не использовать вынужденный союз с пользой для себя? И пусть он думает, что она принадлежит ему, пусть. Ей не трудно изобразить покорность, даже преданность (впрочем, в это он не поверит), она будет делать то, что он говорит, не забывая получать от всего происходящего собственную выгоду. А потом… потом она что-нибудь придумает. И тогда о несправедливом отношении к ней пожалеют все. И эйсард, и Мира-Нин, и этот самодовольный тип, что прижимает ее к себе.
Пока Кейли-Оз предавалась сладостным планам мести, Илин-Ули задумчиво изучал силуэт видневшегося вдалеке города, затем медленно перевел взгляд на киприна, извивающегося крылатой змейкой в небесах, и свистнул, призывая ящера к себе. Настало время возвращаться. А ведь еще нужно было пристроить беглянку и придумать достоверный рассказ о том, где его носило, на случай, если этим кто-то заинтересуется. Он посмотрел сверху вниз на Кейли-Оз, сосредоточенно морщившую лоб под тяжестью собственных дум, и ухмыльнулся. Она для него была как открытая книга, а он для нее как сложнейший шифр. Но самоуверенности этой женщины стоило позавидовать. Довольный тем, что собеседница не видит его лица, мужчина сказал:
— Пора, Кейли, — затем прищурился, вглядываясь в очертания Неронга, и тихо добавил: — Почему бы и нет?
Глава 2
«И кто сказал, что невинность — это хорошо?»
— философски размышляла девственница,
лежа на жертвенном алтаре.
Страх… липкий и противный, как протухший кисель. Я чувствую его прикосновение обнаженной кожей. Он проникает сквозь поры в тело, заползает через мысли в разум, он повсюду. Хочется сжаться в комок, обхватив руками колени, но тяжелые цепи крепко держат раскинутые в стороны конечности, не позволяя двинуться. Я лежу на холодной каменной плите в окружении цветов и ярко горящих свечей и слушаю тихое бормотание, доносящееся издалека. Скоро… уже скоро все это закончится, а вместе с тем закончится и моя недолгая жизнь. Ведь пророчество должно быть исполнено любой ценой. И какая собственно разница, где подыхать: в куче изуродованных трупов моих предшественниц или здесь, на ледяном ложе, украшенном алыми бутонами, почти такими же, как моя кровь.
