Лилит Сэйнткроу - Предательства
Ничего себе! Интересно только, почему так же не исчезала боль внутри меня. Но и она тоже поутихла. Моя ипостась, пробежав по телу, отступила с шорохом совиных крыльев.
Это и есть становление? Хорошо бы кого-то спросить. Бабушка поведала мне о Жизни достаточно рано, а папа в своей обычной немного резкой манере сказал то, что, как ему представлялось, я должна знать. Если кратко, то его напутствия сводились к следующему: «Не делай глупостей» и «Не покупай дешевых тампонов, деньги у нас есть».
«Становление», как и половое созревание, вызывало кучу вопросов. А задать их некому. И некуда пойти, чтобы провести, ну, научное исследование. Может, в библиотеке есть книги для любознательных девочек-дампиров? Что-то не верится. Я коротко рассмеялась этой мысли и вдруг почувствовала себя собой — больше, чем за все последнее время.
Просидев столько времени на крыше, как дура, я, наконец, решила спуститься. Вообще-то, у меня было дело, и я не намеревалась проторчать здесь весь день. Я оторвалась от созерцания леса и неба и вдыхания пропитанного дождем и счастьем холодного воздуха. Ощущение радости не оставляло меня, пока я скользила взглядом по крышам, пытаясь узнать в них те, что видела из окна бабушкиного дома. Раз есть точка обзора — можно построить маршрут в любую сторону, если, конечно, имеется компас и немного здравого смысла. Последний мне и был нужен.
Не знаю, где он пропадал, когда я залезала на крышу. Но теперь, когда я осмотрелась, внутри меня словно разжался кулак, и стали просыпаться искательские навыки. Я ждала внутреннего голоса, который выберет безопасный момент и подскажет, каким путем идти.
Такие тонкие материи подгонять нельзя. Так же, как нельзя спрашивать у маятника самое заветное желание, потому что оно встанет каменной стеной между вами и ответом — вы ничего не услышите. Не ждите, не прислушивайтесь нарочно, особенно, когда нужно уловить, что говорит вам интуиция. Заглушите все посторонние звуки, и тогда до вашего слуха долетит тихий шепот истины.
Но бабушка не уставала повторять, что маятник иногда скажет и то, что хочешь услышать, — тогда к черту сомнения. Здравый смысл? — усмехалась она, — Ха! Зачем искать его там, где он не нужен?
На меня обрушилась тоска по дому. Такая резкая и пронзительная, что я пошатнулась. Как мне хотелось сейчас оказаться в бабушкином небольшом домике в Аппалачах, холодным вечером слушать жужжание и стук ее прялки, вдыхать аромат ее стряпни и настоев для чистки пола и окон — тысячелистник, лаванда, дикая роза. Она постоянно что-нибудь мыла и скребла. Но наступало такое время, когда работать на улице было уже темно, и бабушка садилась за прялку, а я уютно устраивалась на диванчике и смотрела на огонь в чугунной печке. Как тепло и спокойно! И не надо ждать, пока бабушка приедет за мной. Она все время рядом.
Волшебный толчок в солнечное сплетение — наконец-то! Я еще раз внимательно осмотрела крыши вокруг и поняла, как можно спуститься. Путь казался не очень надежным: надо перевалить через пару крутых коньков и потом соскочить на длинную покатую крышу галереи. А оттуда незаметно прыгнуть вниз в контейнеры для мусора. Да, точно, они там есть — сразу за кухней. Вдруг даже удастся подсмотреть, кто же все-таки готовит еду за той стеной из пара?
А как возвращаться обратно? Раз ты такая умная, наверное, уже знаешь?
Не проблема. Просто возьму да и постучусь во входную дверь. Неужели не пустят?
Я вспомнила о пропавших каменных львах, и уверенности поубавилось. Но метаться уже поздно. Что-нибудь придумаю.
В последний раз глянув на покрытые шрамами руки, я пустилась в путь.
* * *
В сарай для лодок попасть было нетрудно: тонкая деревянная дверь, висячий замок проржавел и развалился. Я осмотрелась: ни души. Толкнула ногой дверь. Вздрогнув от визга заржавевших петель, шагнула внутрь, сжимая в руке стилет. Пистолет бы сейчас — прочесать тут все.
Сооружение почти полностью разрушилось. Темная вода тихо пошлепывала о стенки лачуги. Одна лодка гнила, целиком опустившись под воду. Другая висела над головой на ржавых цепях — ее точно не трогали уже лет двадцать: в бортах зияли дыры, а цепи едва не рвались.
По углам были разбросаны мотки каната. Пахло гнилью и плесенью с легким металлическим привкусом талой воды. Пол прогибался под каждым моим осторожным шагом.
У другой стены, где весельная лодка перекатывалась по песчаному дну под одеялом прозрачной воды, появился он. Внезапно.
Кристоф вышел из тени, его голубые глаза ярко сияли. Ни единый золотистый волосок не выбивался из стильной стрижки. Вскинутые было руки опустились вниз. Неужели он думал, что пришел враг?
Во мне все вскипело, и я резко, по-девчачьи, взвизгнула, выставив перед собой стилет. Замечательно. Вся тренировка насмарку. И вот я стою рядом с кучей гнилого барахла, буравя Кристофа глазами.
— Ты мне наврал! — заорала я, словно меня хорошенько пнули.
— Обычно при встрече говорят «Здравствуй». — Он поднял и тут же опустил одно плечо. До меня долетел аромат яблок и корицы, ущипнул за горло и вновь пробудил жажду крови. — Так в чем же я тебе якобы наврал, Дрю?
К каждой следующей встрече я успевала забыть гармонию его лица — как идеально сочетаются все черточки и поверхности.
— «Нас называют полукровками, но в каждом из пас чуть больше одной шестнадцатой крови вампиров!» — с негодованием процитировала я его фразу, сказанную пару месяцев назад.
— Что это? Лекция по генетике? — спросил он и помрачнел. Видимо, догадался, куда я клоню.
Целую долгую секунду я предвкушала, как нанесу свой главный удар, выпустив на свободу засевший в груди комок ярости, и погляжу, легко ли ему будет после этого понукать мною.
— Сергей! — выпалила я, а в голову словно вонзился осколок стекла. — Твой! Отец!
Кристоф замер на месте. Только глаза по-прежнему горели. Большие пальцы рук все так же были заправлены в карманы джинсов, но плечи под черным свитером напряглись. Он стоял и смотрел на меня, склонив набок голову — словно обдумывая хорошую мысль, прежде чем двинуться с места. Наконец обронил:
— Кто тебе сказал?
Я сглотнула, опуская нож. Лезвие сверкнуло в слабом свете. Боже. Неужели он помогал убивать мою маму? Скажи мне. Мне нужно знать. Хоть что-то я должна знать наверняка.
— Кто? Да так, никто. Некая Анна. Светоча, как и я. Или ты и это забыл? Она сказала…
— Ах, Анна. Разливает яд. — Мускулы на лице дрогнули в молчаливом рыке. — Я не заказывал себе родословную, Дрю. Ты тоже не просилась быть светочей. — Он оскалил зубы, а в волосах замерцали золотистые пряди — проявлялось второе обличье. — Тем не менее ты должна быть благодарна. Ко мне перешла сила моего отца, и именно поэтому ты все еще ходишь по земле и бросаешь мне в лицо обвинения. — Он выпрямился. — Что ты здесь делаешь? Днем за тобой обязаны следить.
