Екатерина Коути - Заговор призраков
– Да что ты, сопляк паршивый, понимаешь в музыке? Уши прочистить не пробовал, молокосос?
Лорд Линден отдернул руки от решетки.
– Это ты мне? Дядя, да как он посмел?
– Когда ты важничаешь, мальчик, то выглядишь немногим лучше.
– Я не важничаю, сэр, я держусь в соответствии со своим положением. Ибо я одиннадцатый лорд Линден. А он грач в отрепьях.
– Так пристало ли ястребу обижаться на грача?
На это возражение у Чарльза ответа не нашлось, поэтому он надулся и потерял интерес к происходящему. В минуты скуки спасала его лишь одна утеха – портить чужое имущество перочинным ножом, и к этому спасительному времяпровождению он прибегнул и теперь. Пока он скрежетал лезвием по простенку между камерами, мистер Линден завел беседу с узником.
4
Нельзя сказать, что Джеймс беседовал с цареубийцей вслепую. Полдня в архивах Олд-Бейли – и он выяснил всю подноготную Оксфорда вплоть до беспричинного смеха, за который его поколачивала матушка. Но чем ближе Джеймс знакомился с объектом своих изысканий, тем меньше у него оставалось вопросов. Эдвард Оксфорд, сын ремесленника из Бирмингема. С детства отличался нравом неуживчивым, вследствие чего приходилось ему скитаться с места на место, покуда он не устроился официантом в захудалый лондонский кабак. Что ж, и на дне пивной кружки можно разглядеть свое счастье – если трудиться усердно. Но мистеру Оксфорду наскучило вытирать плевки за кабацкой публикой. Он устремился на поиски иных развлечений. А что в наш век пьянит молодые души так, как цареубийство? И пускай за подобную выходку проще заработать петлю вокруг шеи, чем нимб вокруг головы, но слава!..
4 мая 1840 года Эдвард Оксфорд прохаживался вдоль дороги Конститьюшн-хилл. Карманы его оттягивали два пистолета. Он дождался, когда из Букингемского дворца выедет карета, и выстрелил в молодую женщину под парасолькой. Выстрелил дважды, и оба раза промахнулся. Прохожие тут же повязали злодея. Судили Оксфорда за измену, однако вместо плахи он очутился в Бедламе. Говорят, за него просил принц-консорт, который не желал смотреть на четвертование…
Чтобы обсудить преступление, вдаваясь во все подробности, мужчинам хватило пятнадцати минут. Оксфорд отвечал охотно, местами даже заученно. Но за какую бы ниточку ни хватался Джеймс, ни одна из них не мерцала таинственным светом. О сообщниках Оксфорд не упоминал. Все попытки навести на них беседу заканчивались не боязливым молчанием, а горделивым недоумением героя, который в одиночку выходит на поле брани.
– Вы почувствовали что-нибудь после того, как совершили покушение на королеву? Жар, к примеру? Тесноту в груди?
– От стыда, что ли? – недопонял Оксфорд, и Джеймс вздохнул – еще один промах. – Да было б чего стыдиться – прихлопнуть миссис Мельбурн.
– Кого, простите? – переспросил Джеймс, наблюдая краем глаза, как племянник выцарапывает на неровном камне итонский герб. Три лилии белели на нижнем поле, и Чарльз принялся за верхнее.
Сухая, с оттенком желтизны кожа так плотно обтягивала лицо узника, что, казалось, стоит ему рассмеяться, как на скулах закровоточат трещины. Поэтому он всего лишь хмыкнул.
– Крошка Вик, кто ж еще. Она и есть «миссис Мельбурн». Как он за ней увивался, этот обрюзгший волокита. Говорят, она уже приданое шила, чтоб пойти с ним под венец. Срам на всю Европу – ее элегантное величество в постели со стариком! Кто-то должен был положить конец их плутням.
– И это были вы.
– И это был я.
– Напомнить ли вам, Оксфорд, что к тому времени, когда вы подкараулили королеву, она уже вышла замуж? За принца Альберта. Принц и заслонил ее от вашей пули.
– Да, принц там тоже мельтешил. Жаль, что обоих куропаток не удалось застрелить, – опечалился Оксфорд.
– Так при чем же здесь Мельбурн?
– Вряд ли она так быстро забыла старого дружка, – нашелся цареубийца. – А он ее.
«А он ее», – повторил про себя Джеймс. «А он ее».
…Нити замелькали, переплетаясь, ряд за рядом являя совсем иную картину. Не было на ней уже ни ячейки террористов, ни банды взломщиков, заполучивших «руку славы». А был лишь один человек, который на удивление много знает о магии…
– Вы мне очень помогли, мистер Оксфорд. Спасибо за беседу.
– И вам спасибо, уж развлекли, так развлекли, – закивал цареубийца, пощипывая струны скрипки. – Вы ведь, судя по акценту, не из Лондона. Откуда-то с севера, из краев торфа и деревенщин. А то бы знали, как малютку-королеву величали в столице. Вовек не видывал такого простака!
Ничком рухнув на койку, Оксфорд загоготал. Долго еще он твердил «миссис Мельбурн» на разные лады, то басом, то визгливо, и каждый раз всхрапывал от смеха.
Тяжело дыша, Чарльз чертил силуэт льва, но все медленнее двигалось лезвие, все глубже впивалось в камень, как вдруг мальчик чиркнул по гербу, добавив ему два лишних поля, и швырнул нож на пол.
– «Спасибо за беседу»? Да разве за этим я сюда пришел – чтобы смотреть, как над вами будут насмехаться? Над моим дядей? Он быстро смекнет, как с вами разговаривать, если его пальцы превратятся в сосульки. А сосульки легко ломаются…
Не дав ему договорить, Джеймс встряхнул мальчишку за плечи, но, поскольку были они накладными – каков денди! – Чарльз легко вывернулся и отступил к решетке.
– Ты напросился со мной в Бедлам, чтобы посмотреть, как я буду пытать Оксфорда?
– Нет… но… так у него быстрее развязался бы язык. Он рассказал бы о привидениях…
– Да не видел он ничего!
– О привидениях?
Мистер Оксфорд уже отсмеялся свое, но упоминание фантомов вернуло ему былую веселость.
– Уж кто только меня не допрашивал, а со спиритами иметь дела не приходилось. Спросите еще, не заряжал ли мой пистолет пасхальный заяц!
Заходясь от смеха, почти что в припадке, он скатился на пол и уткнулся лицом в матрас, колотя по нему руками. Солома перелетала через решетку, оседая на черном сюртуке. Мистер Линден отряхнулся.
– Поучите его хорошим манерам, сэр, – топнул Чарльз, озираясь в бессильной злобе.
«Агнесс, Агнесс, я тебя не выпущу… но и ты меня тоже».
– Неужели тебе его совсем не жаль?
Жаль, жаль, жаль… Слова брызнули по коридору, отражаясь от камня, и звенели, звенели, потому что были пустыми.
– Жаль?
Когда Чарльз обижался, то напоминал отца: та же манера грызть нижнюю губу, пока она не распухнет, как от пчелиного укуса, тот же вздернутый подбородок, та же тяга заедать обиду сластями, которая подарила Уильяму подагру в тридцать лет… Но сейчас Чарльз не дулся. Он гневался. А во гневе его светлые глаза темнели внезапно, как небо во время летней грозы. Няня говаривала, что Чарльз уродился в бабушку, а уж когда гневалась леди Линден, вся прислуга набивалась в гостиную экономки и подпирала дверь сундуком…
