Карина Демина - Искры гаснущих жил
Друг.
Не может такого быть… ее муж, конечно, заносчивый и крайне неприятный тип, но… что у него общего с Ригером? Он появлялся в том доме, о котором Кэри хотела бы забыть, в дни большой игры, всегда веселый, преисполненный каких-то безумных надежд. Он вытаскивал пачку денег из кармана и, помахав у Кэри перед носом, говорил:
— Поцелуй на счастье, мышка?
Она отворачивалась. Ей хотелось исчезнуть вовсе, спрятаться, и маска не спасала от стыда. Благо, ответа от нее не ждали: Сверр запрещал ей разговаривать.
И она не имела ничего против.
Ригер проигрывал. Всегда. Карты его не любили, и он, с каждым проигрышем мрачнея, пил. Пьянел Ригер как-то сразу и вдруг, он с руганью швырял карты Кэри в лицо и, поднявшись на нетвердых ногах, взвизгивал:
— Раздавай нормально!
И отшатывался, схлестнувшись взглядом со Сверром.
Ригер был трусоват.
И притворно весел.
— К слову, выражаю соболезнования по поводу твоей утраты, — он оглядел гостиную и поморщился. — Бедновато…
— Что тебе надо?
Он не к Брокку пришел, это Кэри осознала четко.
— Мне… — Ригер сунул большие пальцы под жилетку. Он всегда носил жилеты каких-то невообразимых ярких цветов, и нынешний был желтым, в тонкую лиловую полоску. Жилет плотно обтягивал живот Ригера, и стальным аксельбантом висела цепочка. — Мне не так уж много… жить, Кэри, просто жить. Легко. Весело. Не особо задумываясь о будущем. Это мой братец пусть тратит отведенные ему дни на пустопорожние мечтания.
Ригер прошелся по гостиной и, остановившись у окна, тронул гардины.
— Я же существо легкое… незлобливое, заметь.
Подали чай. И Кэри, сдерживая дрожь в руках, разлила его по чашкам.
Здесь ее дом.
Формально.
И если так, то… стоит приказать, и Ригера выставят за дверь. Но она молчала.
— Я бы мог припомнить многие обиды…
Он повернулся к ней.
— Разве, — Кэри уклонилась от прикосновения. — Тебя кто-нибудь обижал в доме моего брата?
— Твоего брата… заносчивой скотиной он был, правда?
Ригер принял чашку, поднес к носу и нахмурился.
— Я тебе что, девка? Пусть принесут чего покрепче.
А ведь он снова проигрался. Где? Кэри не знала, но… она помнила этот притворно веселый взгляд, за которым проскальзывала злость. И прежде лишь присутствие Сверра мешало этой злости выплеснуться на Кэри. Но Сверра больше нет и…
— Думаю, тебе следует уйти, — она потянулась к колокольчику, и Ригер отпрянул.
— Стой.
Сверр прав. Он был трусом.
— Я понял, мышка-малышка сама показывает зубки… — осклабившись, Ригер сел в кресло. — Хочешь меня выставить? Нажаловаться супругу? Знаешь, где он сейчас?
— Где?
Нельзя было спрашивать.
— У любовницы, — Ригер все же пригубил чай и скривился. — Мерзость какая. Это я про чай. Так вот, милая. Твой разлюбезный супруг уже который год содержит одну… девицу… или не девицу?
Он засмеялся своей шутке.
— Главное, что ты его, похоже, не интересуешь. Тебе любопытно?
— Ничуть, — почти не солгала Кэри.
А Ригер не поверил. Осклабился, но с места не двинулся.
— Да, давай лучше вернемся к вопросу о том, чего же я хочу… я, конечно, объяснил, но мне показалось, что ты, мышка-малышка, не поняла.
Кэри пожала плечами. Она вот хотела, чтобы Ригер ушел. Просто взял и… а лучше, чтобы вовсе исчез. Пусть бы чудо случилось, небольшое такое…
— И поэтому я выражусь проще. Я хочу денег.
— От меня?
— Какая вдруг догадливая мышка. От тебя.
— У меня нет денег.
Ригер перевернул чашку, позволив чаю растечься по светлой гобеленовой ткани.
— Какой я неловкий… у тебя нет, а у твоего мужа есть. И ты попросишь у него.
— Нет.
— Да, Кэри, попросишь.
Разжав пальцы, Ригер позволил чашке упасть. И ногой поддел.
— Видишь ли, Кэри, твой супруг очень честолюбив… и очень, как бы это выразиться, чувствителен к скандалам. А какой разразится скандал, если окажется, что хрупкая его супруга… такая юная… такая невинная…
Он подался вперед и наступил на чашку. Фарфор захрустел под подошвой Ригера.
— Очаровательная просто девушка… проводила выходные в публичном доме?
— Я…
— Носила маску, на это ума у твоего братца хватало, — согласился Ригер, поворачивая ногу, растирая осколки в пыль. — Но ведь я-то знаю правду. И не только я. Остальные-то куда опасней. Но я готов молчать, Кэри.
— У меня нет денег.
— Попроси.
Отказать. Пусть уходит. Пусть… расскажет всем и вся о том, что Кэри… она ведь не делала ничего дурного… Сверр… он не терпел непослушания.
— Я ведь не так и много хочу…
Чтобы хватило на следующую игру. Но он снова проиграет и вернется.
— Ты хочешь признаться? — Ригер поднялся и дернул за полу жилета, ткань натянулась на круглом его животе. — Плохая мысль, Кэри. Очень плохая… думаешь, твой супруг тебя пожалеет и простит?
Он не похож на того, кто способен простить, не говоря уже о жалости.
— Он возненавидит тебя, мышка. Поэтому, будь добра, к следующей нашей встрече постарайся… подготовиться. Я ведь и вправду много не прошу. Пятьдесят фунтов, Кэри… для начала.
Надолго ли их хватит?
— Не провожай, мышка. Я дорогу знаю. Мне доводилось бывать в этом доме.
Он ушел.
А Кэри, сев на пол, собрала осколки. Фарфора было жаль. И себя тоже.
Когда же все это закончится?
Кэри сжала осколки в кулаке, и боль помогла прийти в чувство.
— Терпение, — повторила она, глядя, как кровь стекает сквозь сжатые пальцы. — Главная добродетель женщины.
Глава 10
Кейрен из рода Мягкого Олова очнулся с головной болью. Он перевернулся на спину, застонал и, схватившись обеими руками за голову, убедился, что отваливаться она не собирается. Голова на прикосновение отозвалась ударами молота в виски… не молот, просто-напросто собственный пульс.
Пожалуй, давно ему не было так плохо.
С того самого раза, когда он, раскрыв первое свое серьезное дело, решился отметить сие событие в компании сослуживцев, еще надеясь тем самым если не завоевать их благорасположение, то хотя бы избавиться от настороженности. Отмечать начали в ресторации с шампанского и легкого вина, которое Кейрен счел подходящим для случая, но потом кто-то заказал коньяка… виски… и виски с содовой пьют только франты или вот сосунки… и Кейрен мужественно решился доказать, что он не сосунок…
Потом был еще джин…
И какая-то едкая жидкость, которую он, захлебываясь, пил из огромной не слишком-то чистой кружки под вопли и улюлюканье.
Танцы на столах.