Аня Сокол - Первый ученик (СИ)
— Думаешь, ему понравится, что мы тут хозяйничаем? — Самарский бросил рюкзак на стол.
— Мы в горах, — серьезно ответил Игроков, выходя вслед за Грошем на улицу. — Здесь принято помогать друг другу.
Генератор нашелся в зеленом сарае. Грошев мало понимал в таких устройствах. Баллон, соединенный с вытянутым блоком, плюс нечто, напоминающее мотор от мотоцикла — все выглядело внушительно.
— Газа нет, — констатировал Леха, глядя на циферблат. — Странно, — парень переключил рубильник туда сюда.
— Что не так? — Грош подошел ближе. Так несвойственная Игроку серьезность не нравилась парню куда больше всего происходящего.
Света сумерек едва хватало, чтобы не натыкаться на предметы, и Алексей подсвечивал себе экраном телефона. В его рассеянном свете загорелое лицо парня казалось пепельно-серым.
— То, что он ушел, не выключив генератор, и тот работал, пока не кончилось топливо.
— Мог забыть.
— Исключено. Повторяю, мы в горах, здесь порой жизнь зависит от наличия у тебя топлива, теплой одежды и ружья.
— Значит, сидит в сортире, — пожал плечами Макс.
— Несколько суток? — Алексей в последний раз щелкнул рычагом и вышел на улицу.
— Куда? — догнал его Грош.
— В сортир, — огрызнулся тот. — Искать хозяина.
Воняло в будке туалета прескверно, больше минуты там не выдержал бы никто. Ишки не было, если не брать в расчет, что он мог провалиться в овальную дыру и тихо потонуть в отходах. Игрок захлопнул дверь, дощатое полотно с грохотом впечаталось в косяк и отскочило обратно.
— Тебя сегодня переполняют мрачные предчувствия, — сказал парень. — Иди к Натке, глядишь, отпустит.
— Ты не понимаешь, — сокурсник направился вверх по тропе.
У последней постройки стояла кособокая собачья будка. Макс почувствовал первый ледяной укол тревоги. Он помнил дворнягу Иша по прошлой практике, пес бы не пропустил незваных гостей. Игрок без опасения нагнулся и заглянул внутрь.
— Мы год здесь не были. Хрум мог сдохнуть зимой, — Грош и сам не понимал, почему говорит все это, почему не хочет видеть ничего особенного ни в открытой двери, ни во включенном генераторе, ни в отсутствии хозяина и его пса.
Леха достал из будки погнутую с края железную миску, понюхал и отбросил в кусты.
— Что у вас там? — крикнул с крыльца Самарский. — Плевать на генератор, девчонки свечки нашли…
Его прервал отчаянный тонкий визг. Артем бросился в дом, оставив дверь распахнутой. Макс с Игроком отстали от него секунд на десять. Но когда он вбежали внутрь, визг перешел в тихое беспомощное всхлипывание.
Все собрались во второй комнате, отгороженной от первой светлой занавеской. Неизвестно, что искала в спальне хозяина Светка Коса, но находке не обрадовалась. Девушка тихо плакала, уткнувшись Самарскому в плечо.
Между кроватью и полированным шифоньером стояла громадная кастрюля, с которой местами успела облететь эмаль. У Грошева бабка в таком белье кипятила, пока не померла. Внутри лежал Хрум.
Некогда поджарый пес дворовой породы с небесно-голубыми глазами, единственным достоинством которого была абсолютная преданность хозяину. Кто-то превратил зверя в кровавое месиво из меха и костей, завернул в мутный целлофан, затолкал в бак и задвинул за шкаф. Из-за этого запаха почти не ощущалось.
— Ну и куда вы меня притащили? — спросил Сенька Соболев и уцепился за Ленку Афанасьеву, едва не упав вместе с ней.
Стоя над изувеченным телом собаки в темной комнате с телефонами в руках, они напоминали адептов секты. Молчун нагнулся, поднял крышку и с громким «дзанг» закрыл бак. Натка схватила Игрока за руку, но (впервые на памяти Макса) тот не обратил на нее внимания. Дан сжал кулак, ударив по шифоньеру, выговорил:
— Черт знает что!
И все словно очнулись, зашевелились, светлые пятна экранов разошлись в разные стороны.
— Там в кастрюлях еще… — слабым голосом сказала староста, стараясь устоять сама и удержать Сеньку. Васька шагнул вперед и подставил Соболеву плечо, за что получил полный благодарности взгляд рыжей.
— Что? — спросил Тимирязев. — Кошка в маринаде? Волнистый попугайчик с травами?
— Нет, — мотнула головой Афанасьева и побледнела, хотя казалось, куда уж больше. — Там еда: суп, котлеты — все испорчено.
— Иш пропал, — констатировал Леха, и стоявшая рядом с ним Наташка вздрогнула.
— Хватит! — Артем отстранил от себя Косу. — Решили страшную историю на ночь глядя придумать? Степанов мог уйти по сотне причин. Мог сломать ногу и попасть в больницу, мог встретить женщину, мог уйти кому-то на помощь. Да мало ли ситуаций, когда не до кастрюль.
— Ага, а труп собачки он в спальне держит, не в силах с ней расстаться, — добавил Тимирязев.
— А ты поменьше в чужие спальни заглядывай, — Артем повернулся и стал перечислять. — У нас есть крыша над головой, вода, пайки…
— Я картошку в ящике видела, — вставила Ленка.
— Вот и займись. Алексей, там перед домом вроде открытый очаг, сможешь разжечь? — Игрок кивнул. — Тогда вперед. Васька, положите Сеньку обратно, а то он сейчас упадет. А сюда, — Самарский подтолкнул Корсакову к выходу, — больше ни ногой. Макс, у сарая поленница, мы с тобой за дровами, — он вышел последним и задернул за собой занавеску, — и ради Императора, найдете еще какую падаль, хомячков в желе, не орите, будто вас режут. В конце концов, вы на пси-специалистов учитесь или парикмахеров!
Они отвели глаза. Наверное, впервые в жизни они видели лучшего ученика курса таким раздраженным и таким настоящим, а не застегнутым на все пуговицы.
Соболев упал обратно на диван, Светка села рядом, лишь едва заметно поджав губы. Ей надоел раненый, но она не стала говорить этого вслух. Молчун одну за другой зажигал свечи, расставляя их по кружкам и стеклянным банкам.
Макс шел за Артемом, который совсем неплохо ориентировался в темноте. Совсем неплохо для того, кто год за годом приезжает в Инатар на практику и не пьет медовуху.
— Ты здесь был, — сказал Грош, и отличник едва заметно споткнулся.
— Как понял?
— Поленницу с тропы не видно, но ты знал, что она здесь.
— Да, был, — раздраженно ответил Артем. — А что? Всем можно, а мне нельзя?
— Ты сам написал для себя правила, сам завинтил гайки, и только тебе решать, что можно, а что нет.
— Как ты можешь быть таким? — уже спокойнее спросил Самарский, останавливаясь напротив поленницы.
— Каким? — Макс подставил руки.
— Не знаю, таким неправильным. Тебя ненавидят, ты скалишь зубы, обвиняют в краже — отворачиваешься, хотят унизить — заключаешь пари, удастся им это или нет.
