Виктория Свободина - Далекие звезды 2. Выбор
В данный момент испытываю лишь одно сильное чувство. Очень хочется спать. Но мне пока рано. Только очнулась.
На правую руку смотреть откровенно страшно. Я и не смотрю. Не так сильно поврежденной, и подчиняющейся мне левой, дотягиваюсь до панели управления. Это сделать не трудно. Вместе со штурвалом, что с таким удобством пригрелся на моей груди, и удерживает в кресле, приблизилась и приборная доска.
Надо попробовать вывести корабль из спящего режима. Если такерты проиграли, меня наверняка ищут, но точно не найдут, если космолет не подаст хоть каких-то признаков жизни. В идеале хорошо было бы подать сигнал о помощи.
Долго ковырялась с нежелающими работать приборами. Несколько попыток оказались неудачными, но все-таки корабль активировал систему, которая начала выдавать мне подробную неутешительную статистику о состоянии корабля. Знаю я все. А если и не знаю, то догадываюсь. В кабине зажегся тусклый синий аварийный свет. Сигнал включить не выйдет, но хотя бы есть возможность, что космолет засекут радары.
Организм вспомнил о естественных потребностях. Как ни странно, но подача еды пилоту через трубку все еще функционировала, но вот на вкус оказалась совершенно несъедобной для человека. Словно землю жую. Насилу впихнула в себя противную смесь. Какая никакая, а все-таки еда, по идее, заменяющая потребности тела, не только в самой еде, но и воде. С туалетом все оказалось гораздо сложнее. Кресло заклинило. Встать не получалось. Да и были у меня здоровые опасения по поводу того, можно ли мне в таком состоянии двигаться. Пока есть еще силы, потерплю, а потом мне возможно уже будет все равно.
Потянулось мучительное ожидание. Не так страшно было само сражение, сколько вот это ожидание исхода. Страшнее мне, пожалуй, было только тогда, когда сидела спрятанная мамой в крохотном мусорном ящике, заливаясь слезами, и мне нельзя было даже пискнуть, в то время как моих родителей убивали.
Мигание лампочек приборной панели немного успокаивает. Старательно представляю себе бесконечный космос с мириадами звезд.
Успела передумать тысячу мыслей. О себе, муже, своем окружении, о прошлом и будущем. Боюсь ли я смерти? Нет. Она скорее стала бы облегчением. Однако жить все равно хочу гораздо больше. В лихорадочных раздумьях, перескакиваю с одного на другое, но как оказалось, по-настоящему меня волнует только одно. Ребенок. Именно к мысли о нем я неизменно возвращаюсь. Ярким росчерком, вбиваясь в сознание, эта мысль заставляет вновь и вновь трепетать от страха. Потеряла ли я ребенка? Молюсь богам, в которых не верю, чтобы это было не так. Выжить, и дать жизнь маленькому существу, что сейчас просто обязано, расти во мне. Вот все чего я желаю. При этом ни о чем не жалею. Я защищала себя, и место, в котором живу. Такерты могли захватить Титан, и вырезать всех его жителей. Именно сейчас понимаю, что никогда больше не позволю себе ни одной мысли о том, чтобы избавиться от малыша. Никогда его не оставлю, и сделаю все, чтобы он был счастлив. Мои цели и приоритеты в одночасье изменились на совершенно противоположные. Я уже не могу думать только о себе.
Долго еще сидя в кабине корабля, на грани жизни и смерти, размышляла, ломая старые, и строя новые, поистине грандиозные цели. И впервые не ради себя.
Спать хотелось все больше, но я упорно держалась. В состоянии, когда явь расплывается, постепенно переходя в полусонную дрему, услышала странные скрежещущие звуки, а затем и яркие белые искры. Но сил, на то чтобы различить сниться мне сон, или реальность столь неожиданно вторгается в сознание, нет.
Вирон. Как странно. Это точно сон.
Друг склоняется надо мной. На его лице написана тревога. В глазах плещется беспокойство. Рядом с ним еще кто-то, но я сконцентрировала все крупинки внимания на нейсеге. Он шепчет.
— Моя хорошая смелая девочка, только держись. Не умирай.
Умирать? Даже не думала.
Неожиданно чувствую невероятное облегчение в районе груди. Глубоко вздыхаю, и тут же закашливаюсь кровью.
— Нужна криокапсула. Еще обезболивающее. Погружаем пациента в сон. Диж, поднимай очень осторожно, — слышу чей-то сухой, отдающий команды на тожутском языке голос.
Мои веки тяжелеют. Возникает легкое чувство полета. Мир погружается во тьму.
Вновь открыла глаза в небольшом светлом помещении. Все тело затекло и неимоверно чесалось. С огромным удовольствием поскребла правую руку, и только потом сообразила. Поднесла ладонь к носу. Рука как новенькая. Слушается прекрасно. Молочно-белая кожа без единого рубца. Сравнила свои левую и правую конечности. Нашла только одно отличие. Цвет кожи. Левая имела легкий бронзовый загар, полученный мной в салонах красоты на Титане, а правая бледная и без каких-либо родинок и отметин. Что и не удивительно. Видимо мне восстановили руку, нарастив новую кожу. Очень круто. Не скажу точно за нашу медицину, но, по-моему, подобная операция у нас проводится, но на ее исполнение отводится почти месяц, а то и больше, в зависимости от фронта работ. Хотя может и тут так, ведь неизвестно, сколько я была без сознания. По моим предположениям, я, скорее всего, сейчас не на Титане, а на тожутском корабле. Об этом говорили последние отрывочные воспоминания, и само помещение, в котором я на данный момент находилась.
Широкая кровать, длиной примерно в две меня. Застелена простым 'казенным' бельем. Все без излишеств. Тумбочка, большой стол, встроенный в стену шкаф, пара стульев. Стол завален бумагами, различными книгами, и каким-то непонятным хламом. Светлый, кремового оттенка потолок со стенами, и темно-зеленого цвета пол. Не скажу, что обстановка уютная и домашняя, но это точно не больничная палата. И тут кто-то живет. Об этом свидетельствует военный китель, тожутского образца, аккуратно повешенный на стул.
Заглянула под одеяло. На мне надета только тонкая белая незатейливая ночнушка, видимо пожертвованная мне из медицинских запасов для больных. Попыталась встать.
— Лежи! Врач сказал, тебе нужно сейчас как можно больше отдыхать, и меньше двигаться.
Как тут двери, оказывается, бесшумно открываются. Теперь я догадалась, кто хозяин этих апартаментов. Улыбнулась.
— Вирон, привет. Знаешь, видимо судьба у тебя такая. Вытаскивать меня из разных передряг.
— Да уж, — друг прошел в комнату, и, взяв один из стульев, подсел к кровати. — Я поражаюсь, неужели у вас на Титане не нашлось ни одного достойного мужчины, что так девушкой рисковали?
— Ну, вот опять. Если я девушка, то это не значит, что совершенно беспомощна и слаба.
Вирон упрямо мотнул головой.
— Ты меня не убедишь. Женщины не должны воевать. Пусть даже и могут это делать столь великолепно, — и уже другим, не строгим, а восторженным тоном. — Я видел запись сражения. Дух захватывает. Что ты вытворяла! У нас бывалые профи чуть ли не глаза закрывали, когда смотрели за очередным смертоносным пируэтом. Кажется, уже все, сейчас тебя нейтрализуют, но ты просто немыслимым образом вновь и вновь уходишь из-под обстрела!
