Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула
Ева слышала ту же легенду, поэтому не спорит. Опускает камень обратно и не искушает судьбу. Ведь магия способна завершить мост — и в тот же миг разрушить его.
Мы собираем свои вещи и продолжаем путь, зная, что и без того теряем драгоценное время: солнце уже скрылось за горами.
На повороте Кириан и Нирида останавливаются, следом замирают и солдаты. Когда я подхожу к ним, всё становится ясно.
Внизу, в конце каменной тропы, раскинулась столица Илун. Но это не её башни, дворцы и смотровые площадки заставляют меня задержать дыхание. Это её ворота: их охраняют два каменных дракона, высотой с гору. Они восседают в вечном дозоре, хвосты обвивают лапы, крылья сложены, морды подняты к небу, а каменные взгляды устремлены вдаль.
Две статуи в честь Херенсуге — величественные, укутанные снегом по краям крыльев и на гребнях голов. Даже издали невозможно не почувствовать себя ничтожно малым рядом с ними.
Спускаться приходится медленно. Мы стараемся ускорить шаг, чтобы добраться до города до полной темноты, но скользкие камни и влажный воздух делают путь опасным.
Когда мы наконец достигаем ворот, ночь уже вступила в свои права. Сотни янтарных огней вспыхивают в домах за высокими стенами. Каменная кладка, тёмная и суровая, кажется чёрной в ночи.
Столица Илун поднимается вверх по склону горы. Сотни домов прижаты друг к другу у подножия стены. Маленькие и тесные, они будто пожирают соседей. Улицы петляют хаотично, сужаясь там, где втиснули очередное строение, и расширяясь там, где, кажется, не достроили. Ни порядка, ни симметрии. Некоторые дома выглядят так, словно их удерживают только чары.
Чем выше — тем просторнее. К улицам прибавляются закоулки, освещённые фонарями, и по ним тянется золотая дорожка света. Торговцы очищают снег у дверей лавок, чтобы утром не пришлось разгребать двойной сугроб.
А наверху, на самой вершине, дворец Илун соперничает чёрнотой с самой тьмой. Его стены поглощают свет, чтобы затем отразить его обратно — резкий, ослепительный, в лунном сиянии, в огнях города и даже в звёздном свете.
Башни тянутся к небу — выше, чем в Эрии. Некоторые настолько узкие и вытянутые, что трудно поверить, будто внутри есть место для зала. Десятки балконов, сотни окон переплетаются в замысловатой, нелепой и вместе с тем изысканной архитектуре, в чуде, которое трудно приписать человеческим рукам. Между башнями — мостики, лестницы, переходы, связывающие дворец с окружающими постройками.
Там есть магия. Или когда-то была.
Мы так долго любуемся этим зрелищем, что замечаем стражу лишь тогда, когда они требуют назвать себя.
Арлан показывает им письмо и печать короля Нумы, Девина, и те тут же соглашаются сопроводить нас с честью. Слуги бегут за лошадьми, чтобы восседать в седле рядом с нами, и обсуждают между собой, кто из них удостоится почтить наше прибытие к их госпоже.
Несмотря на поздний час, жизнь в городе кипит. Чем глубже мы продвигаемся, тем оживлённее вокруг: из таверн доносятся песни и пьяные голоса, из театров выходят нарядные зрители, по садам собираются шумные компании, влюблённые прогуливаются рука об руку.
Некоторые останавливаются, чтобы посмотреть на нас. В нашей грязной, уставшей процессии нет ничего царственного; ничто не выдаёт в Арлане принца Эрии, а в Нириде — командира всех Волков, кроме её грозного взгляда и боевой выправки.
И я невольно думаю, когда две смеющиеся девушки вываливаются из переполненной таверны, что это могла быть моя жизнь. Они останавливаются у обочины, крепко держась за руки, переглядываются и шикают друг на друга, заметив стражу, предчувствуя, что тут происходит что-то важное.
У обеих румяные щёки, блестящие глаза и взъерошенные волосы. На их губах играет счастливая улыбка. Они молоды и свободны, и ночь им обещает только хорошее.
В другой жизни я была бы на этих улицах. Может, выходила бы сейчас из таверны с подругой, может, ходила бы в театр с родителями. Или искала бы укромный угол с любовником.
Я бросаю на Кириана взгляд искоса.
Моя жизнь была бы совсем иной, если бы мои родители не погибли в резне Леса Гнева. Я выросла бы в Илуне, родители научили бы меня владеть и понимать мою магию, у меня были бы друзья и семья… но тогда у меня не было бы их.
Интересно, думает ли Ева о том же. Вспоминает ли она родителей, которые её потеряли, и ту жизнь, что могла бы быть рядом с ними. Но её взгляд направлен на Нириду.
Дворец не отделяют стены от остального города, но его расположение само по себе — преграда. К главным вратам ведёт крутая лестница: сотни и сотни ступеней на слишком обрывистом склоне, чтобы подняться как-то иначе. По пути встречаются маленькие сады, площади со статуями, будто бросающими вызов самой гравитации, и даже пруды и замёрзшие озёра. Подъём так крут, что, глядя вниз на крепкие ноги наших обученных лошадей, меня пробирает настоящий страх высоты.
Наверху стража дворца пропускает нас, один из них бежит вперёд предупредить о нашем прибытии. Нашим солдатам не велят сдавать оружие, но и не позволяют идти дальше. Я замечаю, как меняется ритм шага: нас ведут окольными путями, по ненужным закоулкам.
Когда мы наконец подходим к главным дверям, нас уже ждёт рыцарь. Судя по одежде и утончённой отделке рукояти его оружия, это дворянин; один из немногих, кто ещё не спит.
Я не запоминаю ни его имени, ни титула, с которым он представился. Слишком поглощена внутренним убранством тёмного дворца: высокими стенами, закрученными лестницами и резными балюстрадами.
Если его чёрный фасад впечатлял, то внутри от красоты перехватывает дыхание. Мраморные полы прорезаны алыми прожилками, похожими на потоки крови, складывающимися в замысловатые узоры на блестящей поверхности. В более светлых местах они отражают сияние громадных хрустальных люстр.
Ничто здесь не выглядит вульгарным, всё — изысканно: от позолоченных рам картин до тонкой резьбы по лепным карнизам. Единственный чужеродный элемент здесь — мы, в одежде, перепачканной пылью дороги, в стоптанных сапогах.
Дворянин ведёт нас через залы и длинные коридоры, и я уверена: цель этого пути — не только заставить нас ждать, но и показать богатство хозяина дворца и его власть.
И всё же место, куда нас приводят, кажется слишком уединённым, гораздо дальше, чем располагались бы покои короля. И по тому, как Нирида и Кириан незаметно кладут руки на эфесы своих мечей, я понимаю: они тоже это заметили.
Некоторые свечи на стенах погашены, и коридор тонет в тенях. Мы проходим мимо фальшивых дверей, тёмных галерей и закоулков, где легко спрятаться. Наши воины напрягаются всё сильнее.
Когда мы подходим к концу этого пути, к двойным дверям, из-под которых пробивается оранжевый свет, Кириан делает шаг вперёд и чуть заслоняет меня собой.
Я не сдерживаю смешок, и он оборачивается, не отводя взгляда от нашего провожатого. — Забавно, что ты думаешь, будто можешь защитить меня, — шепчу я. — Я — Дочь Гауэко.
Он наклоняется ко мне и тем же приглушённым, но более низким и серьёзным тоном отвечает: — А я — его паладин.
Он выпрямляется, не давая мне возразить, и не меняет позы: высокий, сильный, готовый прикрыть от любой угрозы — даже если моя магия куда эффективнее.
Я не перечу. Мне это нравится. В глубине души я хочу именно этого: чтобы кто-то заботился обо мне, был готов отдать жизнь, как и я за него, и чтобы в нём был этот иррациональный, но трогательный порыв заслонить меня от опасности.
— Сюда, — говорит дворянин, остановившись у закрытых дверей. — Его величество, король Девин из Нумы, ждёт вас.
— Король Девин? — уточняет Нирида, всё ещё держащая ладонь на рукояти.
Наш проводник не отвечает. Он просто открывает двери. Изнутри вырывается свет, заливает тёмный коридор. Вспыхивают голоса, смех, музыка, гулкие удары ног о пол в танце — всё это вырывается наружу.
Мы несколько секунд остаёмся ошеломлёнными, пока дворянин не кашляет, призывая нас войти. Арлан и Эмбер — первые, кто решается: переступают порог, вынуждая нас следовать.
