Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

— Нирида, да?

— Это был секрет? — Она пожимает плечами. — Честно говоря, если да — мне обидно, что ты не рассказала.

Она прижимает ладонь к груди, изображая обиду, и я смягчаюсь.

Нирида и Кириан идут впереди, достаточно далеко, чтобы не слышать нас.

— Я узнала в ночь перед падением стен Эреа, — признаюсь я. — Кириан заключил сделку с ведьмами Лиобе, чтобы спасти меня, когда они сами прокляли меня. А потом он ещё и усугубил условия, пытаясь выяснить, как разрушить договор с Тартало.

— И теперь у вас…?

— Примерно три года.

Три года — и Кириан обязан зачать ребёнка с ведьмой, иначе мы оба умрём. Безрассудный идиот.

— Три года вместе с беременностью или…?

Я смотрю на неё в ужасе.

Ева поднимает руки, будто извиняясь.

— Ну просто если считать именно рождение, то у вас чуть больше двух лет… Это важный нюанс.

В горле встаёт комок; тошнотворный, чёрный, как пропасть.

— Я не хочу думать об этом. Сначала — война.

Ева кивает, и сочувствие в её глазах пугает меня сильнее всего.

— Ты пыталась снять проклятие?

Киваю.

— Как только узнала и смогла взять себя в руки. — Качаю головой. — Невозможно. Только та ведьма, что его наложила, может отменить. А она мертва.

Ева снова качает головой, задумчивая. Впереди Кириан и Нирида спорят о дороге. Горы с обеих сторон вздымаются высокими и грозными стенами, усиливая порывы ветра внизу.

— Мы что-нибудь придумаем. Точно.

— Спасибо, — шепчу я.

Ева отводит взгляд, смущённая моей улыбкой. Я благодарна ей до глубины души. Не думаю, что она понимает, насколько важным было это «мы» — но я не говорю. Она пока не готова это услышать.

Мы продолжаем подниматься всё выше по каменным ступеням. Временами путь выравнивается, и вместо лестницы перед нами открывается тропа, выложенная плитами.

Я останавливаюсь, когда впереди замечаю каменный мост; огромный, соединяющий две горные вершины. Под ним — пропасть, бездонная и головокружительная. Трудно представить себе руки, сумевшие возвести подобное, и голову, способную задумать такую архитектурную дерзость.

— Это мост Азелайн, — говорит Арлан, задержавшийся рядом со мной. Ветер развевает тёмные пряди, выбившиеся из-под ленты, которой он перехватывает волосы. — Мне рассказал о нём король Девин. Его ещё называют Мостом Ведьм.

— Почему? — спрашиваю я.

Мы идём медленно, любуясь грандиозной картиной.

— Легенда гласит, что один король Илун приказал построить невозможный мост. Архитектор из Нумы согласился взяться за работу за огромную сумму… но промотал её на азартные игры и выпивку, даже не закупив материалы и не наняв рабочих. В ночь перед открытием, в панике, ожидая казни за измену, к нему явилась ведьма — соргина из Илун. Она заключила с ним сделку, и ведьмы построили мост вместо него. Но архитектор, будучи по природе подлецом и обманщиком, испугался последствий договора. До рассвета он предал ведьму и обвинил её в преступлении, которого она не совершала. Ей пришлось бежать, хотя вины на ней не было. Но мужчина всё равно заплатил по счетам: через год, когда срок истёк, его зарезал в таверне пьяный игрок из-за партии в карты.

— С ведьмами нельзя нарушать сделки, — шепчу я, и по позвоночнику пробегает холодок.

Здесь, наверху, ветер особенно пронизывающий. Солнце клонится к закату и висит прямо над мостом, который нам предстоит перейти. Оно словно огненный шар, медленно сползающий на землю.

— Мост так и не достроили, — продолжает Арлан. — Ведьма была вынуждена уйти. Легенда говорит, что никто не сумел довести работу до конца, и однажды, когда она вернётся и положит на место последний камень, мост рухнет.

— Невероятно, что подобное вообще может случиться, — бормочу я, поражённая его величием.

Ветер треплет мне волосы, и я заправляю пряди за уши, чтобы не мешали смотреть. Кириан и Нирида уже идут по мосту, осторожные из-за возможной наледи. Их дорожные сумки тяжелее моей, но они не выглядят уставшими, хотя я еле справляюсь.

Я поправляю лямки за спиной, и Арлан смотрит на меня с участием.

— Помочь?

У него тоже свой тяжёлый баул, и я знаю, что он измотан не меньше.

— Всё хорошо. Спасибо. — Я улыбаюсь ему.

Некоторое время мы идём молча. Вид с моста завораживает: километры гор, вершины в снегу, пики, теряющиеся в облаках, десятки ручьёв, извивающихся внизу между холмами.

— Там, за мостом, уже Илун, — шепчет Арлан. Его голос чуть приглушён ветром, словно это шёпот самой Айде. — Моя сестра уже должна быть там.

Я поворачиваюсь, чтобы рассмотреть его. Тёмные пряди кружат вокруг лица, щёки пылают от холода и усталости. В его печальных глазах читаются тревога и страх.

Я не решаюсь задать вопрос прямо.

— Ты рад встретиться с ней?

Арлан не отвечает сразу. Не смотрит под ноги. Его взгляд устремлён в даль, туда, где тропы извиваются по заснеженным склонам к вершинам, скрытым в облаках.

— Не знаю, — признаётся он. — Я думаю о ней с той ночи, когда появились деабру.

Он сглатывает, кадык дёргается. Его пальцы стискивают рукоять меча так, что костяшки белеют.

— Это был обман. Эти твари играют на страхах, на самых ужасных воспоминаниях, — говорю я, чувствуя неловкость.

Раскаяние — жестокий паразит. Оно душит меня всё это время, обвиваясь вокруг горла, рук и ног.

— Но думаю, то создание было право. Моя сестра не приняла бы того, кто я есть, кем я стал, — заканчивает он.

Он не смотрит на меня. Не решается. Но его глаза устремлены на Эмбера, идущего впереди с грузом за плечами.

Я не знаю, что сказать. Не знаю, как коснуться этой боли. Лира действительно не приняла бы его — и притворяться обратному кажется мне жестокой ложью, пустой надеждой, которую я лишь подкармливаю.

Глаза наполняются слезами, и я рада, что ветер их скрывает.

— Прости, — шепчу я наконец. Это единственное, что могу сказать, не лгав.

Арлан качает головой, и я понимаю, что и его глаза блестят. Мои слёзы сотканы из вины, его — из бессилия и ярости. Это несправедливо.

— Ты заслуживаешь большего. И знаешь, тебе не нужна она, правда? Тебе не нужно ничьё одобрение.

— Да, — шепчет он. — Я знаю.

Но слова звучат пусто, как и моё утешение. Одобрение сестры ему не нужно, но оно важно. Я, выросшая без семьи, это понимаю. У нас разная пустота, но в обоих сердцах зияет чёрная яма, вырванная жизнью.

Я пытаюсь развеять мрак, сбросить слёзы.

— Ты и Эмбер…?

Арлан резко выпрямляется. Его глаза расширяются комично, слишком открыто.

— Не отвечай, если не хочешь, — я улыбаюсь. — Лезу не в своё дело.

Он моргает, смущённо, потом тяжело вздыхает.

— Так заметно? — Он проводит рукой по растрёпанным волосам. — Никогда бы не осмелился. — Его голос глухой, чуть обречённый. — Его мать приняла меня как ещё одного сына, а он… думаю, он всегда будет видеть во мне лишь брата по оружию.

— А мне кажется, он тебя очень ценит, — замечаю я. — Ценит сильно.

Арлан отводит взгляд, смущённый, и я невольно улыбаюсь. — Может быть… Но вряд ли так, как мне хотелось бы.

Мы подходим к концу моста, где остальные уже остановились рядом с Эмбером. Судя по их лицам, он рассказал им ту же историю, что Арлан мне. И правда — в конструкции зияет пустота, а внизу лежит большой камень, словно ожидающий, чтобы его кто-то водрузил на место.

Это Нирида первая кладёт свой ранец на землю. Под взглядами остальных она приседает, берёт камень и пытается поставить его в нишу. Мы наблюдаем в полном молчании, пока через мгновение не раздаётся резкий треск, и мост выплёвывает глыбу. Та падает вниз — ровно туда, откуда её взяла командир, — и раздаётся приглушённый смех изумлённых свидетелей.

Затем пробует один из солдат — с тем же результатом. Потом Кириан, прижимая ладонями камень, пытается удержать его, чтобы тот не сдвинулся, — но всё тщетно. Мост отторгает камень, и он возвращается на своё место.

Тогда Ева поднимает камень магией, но я останавливаю её. — Нет. Не ты, — говорю я, и она поднимает брови. — На всякий случай.