Леди-служанка (СИ) - Мун Лесана

Росс поспешно кивает головой.

- И только попробуй что-то такое еще раз выкинуть – больше предупреждать не буду. А сейчас надел штаны и ушел из нашей жизни раз и навсегда. Ты для нас умер, понял? Вот чтобы так и было дальше.

Бывший муж натягивает штаны и спешно отходит от меня на расстояние вытянутой руки.

- Ты…ты еще пожалеешь…

- Иди отсюда, пока не передумала, - подгоняю графа, взмахнув ножом.

Взвизгнув, как поросенок, мужчина выскакивает из сарая и почти бегом улепетывает по дорожке. Конечно, в голову закрадывается мысль, что я его зря отпустила, ну а что я могла сделать? Не убивать же его, в самом деле? Все равно я на такое не способна, что уж тут думать. Как получилось, так и получилось. Буду надеяться на его трусливость. Он и сейчас показался только потому, что герцог уехал, а так бы сидел зайцем в сарае еще не известно сколько.

Вздохнув, трясущимися после адреналинового всплеска руками закрываю злополучный сарай и возвращаюсь в дом. Запираю дверь на замок, для надежности использую и засов. Собираюсь заглянуть к детям и испуганно вздрагиваю, заметив, как из угла выходит чья-то фигура. Боже, да что за вечер такой сегодня!

На долю секунды я всерьез, почти до паники пугаюсь, представив, что это может быть герцог. Он не поверит мне и не простит, не после того, что творила Айли. И что я тогда буду делать?

Но тут фигура выходит на свет, и я понимаю, что она маленькая, детская.

- Шарлотта, ты почему до сих пор не спишь? – спрашиваю, подходя ближе к девочке.

Луч света от луны падает на лицо падчерицы, и я вижу дорожки слез на ее щеках. Сердце мое дергается и болезненно сжимается. Неужели опять подслушивала? И как много услышала?

- Шарлотта… - начинаю, аккуратно подбирая слова.

- Не надо, - останавливает меня девочка. – Я хочу сказать. Объяснить… Я видела тебя. С герцогом! И расстроилась, даже больше разозлилась на тебя. Что мы не успели отца предать земле, а ты уже крутишь хвостом перед другим мужчиной…

- Ничего я не крутила, - пытаюсь возразить, но девочка делает протестующие движения руками и машет головой.

- Я хочу договорить!

- Ладно, говори, - соглашаюсь, скрестив руки и сжав зубы. Понятное дело, ничего приятного она не скажет, но раз падчерице нужно выговориться, пусть говорит.

- Я была зла на тебя. И ждала возможности сделать какую-нибудь гадость. Когда увидела, что в сарае кто-то есть, думала... это опять ты что-то делаешь... ну... для свидания с героцогом. Я пробралась туда и увидела отца.

Ахаю, пораженно глядя на девочку. Она знала! И не сказала мне?

- Я была так счастлива, что он жив! Я его обняла и расплакалась, сказала, что рада видеть живым, я ведь надеялась, что все ошиблись, я верила! А он!

- Что он? – спрашиваю, впрочем, уже догадываясь, как повел себя «папаша года».

- Он отодвинул меня, сказал, чтобы я немедленно возвращалась в дом, а то кто-то увидит. Он обозвал меня глупой! Сказал, что я все испорчу! Велел немедленно уходить и привести тебя! Я расплакалась и рассказала ему, что он тебе не нужен! Что ты уже нашла себе другого! Я надеялась, что он нас заберет и мы уедем! И будем счастливы, как когда-то давно, еще когда была жива мама!

Шарлотта почти захлебывается рыданиями, а я молчу, не утешаю и не прерываю ее, захлебываясь, как и она, но не слезами, а потоками ненависти и отчаяния, которыми она так щедро меня заливает. Причем, за что? За то, что всегда думала, прежде всего о них, а потом уже о себе? Мне неприятно и плохо, я хочу уйти, но падчерица еще не закончила, продолжая говорить сквозь рыдания.

- А он меня выгнал! Словно нищенку какую-то, которая просит милостыню. Будто я никто ему! Не родная кровь, не его любимая дочь! Но я, глупая, еще на что-то надеялась. Думала, что это из-за тягот его нынешней жизни и голода отец такой жестокий. Стоит ему поесть и согреться, успокоиться, он придет в себя, станет прежним любимым папочкой. Я не видела, что ты к нему пошла. Набрала еды побольше, студень этот твой взяла, он очень сытный и в сарае холодно, он там может стоять и до завтра, и дольше, отцу будет поесть не один раз. Но когда я пришла в сарай, я увидела, что он там не один.

- Там была я, и мы разговаривали, - продолжаю вместо падчерицы.

- Да, - она понуро опускает голову, заливая все вокруг слезами.

- Что ты услышала? – спрашиваю с ноющим сердцем.

- Все! Он хотел отдать нас в приют! Он сказал… еще детей нарожаете, - тут девочка совсем срывается и начинает так безутешно плакать, что я не могу спокойно на это смотреть, подхожу и обнимаю ее трясущиеся плечи, прижимаю к себе, прекрасно понимая, что она сейчас чувствует.

У нее была память об отце. Самом любимом и родном. Девочка за нее держалась из последних сил, чтобы выжить, когда весь мир, кажется, сошел с ума. И теперь это все рухнуло. С замиранием сердца предлагаю ей свою поддержку, примет ли она, или замкнется в себе?

- А ты…ты, - неразборчиво говорит куда-то мне в плечо, промочив слезами ткань моего платья.

- А что я?

- Ты его прогнала!

Напрягаюсь. Опять? Снова я во всем виновата? Неужели…

- Я не поверила своим ушам. Ты его выгнала, а нас оставила. Мы тебе чужие, ему – кровь. Но он отказался, а ты – оставила. Зачем?

Поднимает голову и смотрит на меня опухшими от слез глазами.

- Затем, что вы – мои. Пусть не по крови, но родные. Вы – семья, понимаешь?

Шарлотта кивает, закусив губу, долго смотрит на меня, а потом робко спрашивает:

- Прости меня, Айли, я очень перед тобой виновата, но я постараюсь все исправить. Сможешь простить?

- Конечно, смогу, - улыбаюсь ей.

- А можно… - девочка замолкает и смотрит на меня с таким волнением, словно сейчас решается ее судьба. – Можно я буду называть тебя мамой?

И вот теперь я уже не в силах сдержаться. Слезы сами начинают бежать по моим щекам, при этом широкая улыбка от уха до уха появляется на губах. Выгляжу я, наверное, очень странно, но нам обеим все равно. Я просто киваю, потому что голос мне сейчас неподвластен.

Шарлотта порывисто обнимает меня, крепко, до хруста костей. Потом резко, словно смутившись своего порыва, отодвигается и говорит:

- Спасибо… мама.

И от этого одного слова я чувствую себя такой счастливой, словно сбылась моя самая заветная мечта. Хотя… почему словно? Так и есть. Сбылась.

Ночь я спала плохо, сказывался переизбыток эмоций накануне. Долго не могла заснуть, а когда погрузилась в сон, снилось что-то непонятное, тревожное, мутное. Проснулась с ощущением, что совсем не спала. Впрочем, сегодня все были какие-то сонные. Дети притихшие, Шарлотта, отекшая после вчерашних слез, но сияющая, аки солнышко ясное.

Девочка быстро всех кормит, и они уходят, чтобы не мешаться под ногами. Через несколько минут она возвращается с вопросом, нужно ли мне помочь? Улыбаюсь, понимая, что сейчас нельзя ее отправлять в спальню к другим детям. Она жаждет показать мне, что изменилась, что готова налаживать отношения. Нужно просто дать шанс, и я с радостью это делаю, доверив «ответственную» работу: вымыть посуду.

И Шарлотта с ней отлично справляется. А потом так же хорошо вытирает столы и складывает в стопочки полотенца. У меня сегодня по расписанию поход в лес, недалеко, до ближайшей полянки, за грибами, а может, если повезет, и за ягодами. Предлагаю падчерице пойти со мной, и она с радостью соглашается, тут же побежав переодеться и дать указания Роберту, как себя вести с Рози и что делать, чтобы она ничего не натворила.

Довольно напевая, я тоже накидываю теплый плащ и переобуваюсь в добротные ботинки на толстой подошве, всегда стоящие для общих нужд возле кухни. Это такая себе общественная обувь. Если нужно куда-то пойти, вроде леса, или болот. Теплые, с высоким голенищем, на шнуровке. Да, мне немного великоватые, но на толстый носок – самое оно.

Вскоре выходит Шарлотта, в таких же ботинках, только ее размера, тепло одетая и довольная.