Дина Лампитт - Изгнание
Николь во сне произнесла имя Луиса и поняла, что он замолчал и начал подходить к телу со странным выражением лица. Но в следующую секунду черты его лица снова помрачнели, и, остановившись, он достал платок и смахнул слезы.
– Я приду на следующей неделе, – тихо произнес он. – Я буду стараться. О, дорогая, я никак не могу поверить, что такое случилось. Никак не могу!
Видение начало таять, и Николь показалось, что она стала падать в длинный черный тоннель, и во сне она закричала. Ее разбудил какой-то монотонный звук, она подскочила и села на постели, вспомнив, что она находится в маленькой старинной гостинице, примостившейся среди мрачных скал, и что кто-то стучит в дверь ее комнаты. Зная, кто это может быть, она испугалась, но мозг уже отреагировал на этот стук и она произнесла: «Кто там?». Ответа не последовало, но, к ее ужасу, дверь начала медленно открываться.
Он стоял в дверях, одетый только в белую ночную рубашку и из-за своей худобы похожий на вставшего из гроба покойника.
– Что вам угодно? – яростно прошептала Николь. – Если вы не в курсе, то сейчас глубокая ночь.
– Я услышал, что ты плачешь, моя дорогая, и подумал, может быть, ты заболела.
– Со мной все в порядке, – ответила она слегка напряженным голосом, – возвращайтесь, пожалуйста, к себе.
– Но мне показалось, что ты не совсем здорова, – настаивал он.
– Вам это только показалось, сэр.
Сэр Дензил все еще колебался, но Николь спасло то, что на нижнем этаже хлопнула дверь и по лестнице зазвучали шаги поднимающегося человека.
– Кто-то идет, – громко произнесла она, – спокойной ночи, отец, – с этими словами она снова легла в постель и закрыла глаза.
Это было рискованно, она прекрасно понимала, что ему ничего не стоит зайти в комнату и закрыть за собой дверь, чтобы его не увидели. Но после секундного колебания сэр Дензил, по-видимому, решив, что ему еще рано открывать свои чувства, тихо выскользнул за дверь. Николь с облегчением вздохнула.
* * *На следующее утро Николь проснулась с головной болью от тяжелого сна и от сознания того, что ей чудом удалось избежать притязаний Локсли. С первой же минуты у нее появилось предчувствие, что в последующие двадцать четыре часа должно произойти что-то важное. Когда же она отправилась со следующей за ней по пятам служанкой на рынок, где продавали кружева (этим ремеслом Ноттингем был славен еще в четырнадцатом веке), ей казалось, что все вокруг испытывают то же, что и она.
Кругом было много народу: прекрасно одетые джентльмены, держащие себя с большим достоинством, всадники с хмурыми лицами, пешие воины – явно придворные солдаты – их доспехи и шлемы тускло блестели в лучах солнца. Хотя слухи о том, что именно в этот день, двадцать второго августа 1642 года, король объявит войну Парламенту, и не были у всех на устах, но атмосфера говорила сама за себя. В толпе царил дух веселья и возбуждения. Казалось, стоит сказать одно слово – и они все с радостью пойдут рука об руку хоть на край света. А пока на улице не было ни одного человека, который бы ни смеялся и ни провозглашал тосты. «Да, это самая типичная картина, – мрачно думала Николь, – для народа, который вот-вот будет вовлечен в гражданскую войну».
После событий предыдущей ночи ей хотелось провести весь этот день как можно дальше от сэра Дензила, поэтому она долго бродила по базару, выбирая себе кружева, а потом медленно и неохотно пошла обратно в «Пилигрим», где сэр Дензил уже ждал ее, кривя от злости бесцветные тонкие губы.
– Где, черт возьми, ты была? – разъяренно спросил он.
– Покупала кружево. А что случилось?
– Я искал тебя повсюду. Говорят, что сегодня во второй половине дня король торжественно въедет в город со своими детьми и племянниками. Клянусь Небом, если я хоть что-то пропущу, я тебя высеку.
– Вы не осмелитесь, – ответила Николь, сверля его глазами. – Или вы будете вести себя со мной учтиво, или я уеду отсюда немедленно.
Они с ненавистью смотрели друг на друга, и тут Николь заметила, что в его глазах появилось совсем другое чувство, они засветились желанием, вид у него сделался глупым, он стал похож на круглого дурака.
– Извини меня, дорогая, – сказал он таким напыщенным тоном, что Николь чуть не стошнило, – просто я чувствую, что это очень важный день в истории страны, и мне бы не хотелось пропустить хотя бы одно его событие.
– Тогда идите туда пока без меня, – ответила Николь, – я присоединюсь к вам позже.
Но он с этим не согласился, а, заставив накинуть теплый плащ, так как ветер с реки все усиливался, и становилось холоднее, быстро повел ее на базарную площадь. Когда они вышли из гостиницы, начал моросить мелкий дождь, и, посмотрев вверх, Николь увидела, что небо затянуто низкими свинцовыми тучами. Утреннее солнце исчезло, и вместе с ним, казалось, улетучилось праздничное настроение жителей города. Теперь все выглядели мрачными и замерзшими, и лишь только королевские солдаты в красивых одеждах и блестящих доспехах вносили некоторое оживление в мрачную картину всеобщего уныния. Сэр Дензил, однако, не обращал ни на что внимания, он энергично работал плечами, так же как два его спутника, пробираясь в первые ряды толпы, которая собралась на площади и с нетерпением ожидала, когда король въедет в Ноттингем и поприветствует своих подданных.
И вот, наконец – Николь не смогла бы сказать точно, когда это произошло – король появился: за ним следовала его семья, а за ней – целая толпа придворных и преданных королю дворян, среди которых в первых рядах ехал лорд Джоселин Аттвуд. Процессию завершали ряды пехотинцев, все они были прирожденными солдатами и уроженцами Йоркшира. «Отбросы общества», – проговорил кто-то в толпе, но на эти слова никто не обратил внимания, потому что, несмотря на то, что день был пасмурный, а в толпе были люди, настроенные враждебно, зрелище все же было захватывающим.
Король ехал на прекрасном белом коне; маленькая худая фигура Карла казалась величественнее, чем была на самом деле. Следом за ним ехали Карл II и его брат Джеймс. Персонажи, которых Николь видела в учебниках по истории, вдруг предстали перед ней во плоти, она не могла поверить своим глазам, и на какое-то мгновение у нее закружилась голова. Когда она снова пришла в себя, толпа приветствовала еще одного участника процессии – мужчину, одетого в дорогой малиновый плащ с золотой отделкой, его темные глаза выискивали в толпе красивых дам, и он посылал им грациозные воздушные поцелуи.
– Кто это? – шепотом спросила Николь у сэра Дензила.
– Принц Руперт, – ответил он, и в его голосе прозвучала гордость, которая сделала его в тот момент почти нормальным человеком.
