Жена хозяина трущоб (СИ) - Семенова Лика
Зачем она мне это говорила? Будто оправдывалась. Ей так стыдно за собственные переживания? Тогда зачем о них говорить?
— Спасибо за заботу, мадам. У меня все хорошо.
— Могу я попросить тебя сделать мне одолжение? — Она легонько дернула рукав моего форменного платья: — Приподними, пожалуйста.
Я так растерялась, что даже забыла про свой страх. Посмотрела на нее:
— Зачем, мадам?
Та обезоруживающе улыбнулась:
— Причуды старой женщины.
Я мысленно пожала плечами. Что она там хочет найти? Но возразить не решилась. Сделала так, как та попросила. Мне нечего скрывать под рукавом.
Я даже не сразу поняла, что произошло. Словно укусила большая пчела. Я охнула, отстранилась. И только теперь заметила в руке Гертруды небольшой шприц, уже лишенный содержимого. Вполне такой же, какими пользуются в трущобах. Кажется, именно им была заложена ее книга.
Я лихорадочно потерла место укола, стараясь стерпеть, как по плечу расползается мучительная горячая ломота.
— Что вы вкололи мне, мадам? Зачем?
Та смотрела на меня с видом триумфатора:
— То, что весьма своевременно. — Улыбнулась: — Как ни старайся, моя милая, но, как минимум, в ближайший год привязать его ребенком у тебя никак не выйдет. Это хороший препарат. О-очень надежный.
Я буквально задохнулась от недоумения. Наконец, пришла в себя, ощущая, как боль расползается по всей руке и слабеет. Покачала головой:
— Простите, мадам, но о чем вы говорите?
Лицо Гертруды ничуть не изменилось. Все то же мягкое радушие, лукавый взгляд.
— Я прекрасно знаю, дорогая, что эту ночь ты провела с ним. Поэтому не стоит мне лгать. Даже у потаскушки должна быть капелька достоинства.
Я неистово замотала головой:
— Поверьте, все не так! Мадам, я вам клянусь…
Она перебила тихо, но жестко:
— … помолчи.
Я замолчала под ее пристальным взглядом, опустила голову. Я просто не могла понять, как мадам Гертруда могла поверить в подобную чушь? Это же нелепо.
— Не знаю, моя дорогая, в каком борделе он тебя подцепил. По большому счету, мне это и не слишком интересно. В этом нет ничего из ряда вон, он большой мальчик. Ты довольно красива, и я это признаю. Сальвар не виноват — он всего лишь мужчина, как и все остальные. И, как любой мужчина, — болван, когда появляются интересы ниже пояса. А рыжие, как ты, — отдельный, особенный сорт вульгарной наглости! Уж, извини, дорогая… Я не вправе ему что-то запретить — боже упаси! Но оградить по мере сил собственного племянника от наглых хищниц и нежелательных последствий просто обязана. Это мой долг. Так что, не ликуй, что сумела пробраться в этот дом. Если Сальвар так и не сумеет рассмотреть твое истинное лицо, рано или поздно ты ему наскучишь. Помимо красоты и доступности нужно что-то еще, чтобы удержать такого мужчину, как мой племянник. А в тебе, моя дорогая, лишь красивая обертка. А внутри пустота. Ты звенишь, как пустое ведро. Ты ему не ровня.
Я снова замотала головой:
— Мадам, я никогда…
— … помолчи. Мне неинтересны твои оправдания. Неинтересно кто ты и откуда. Интрижка… порой им это необходимо. Добро не держится в штанах. Ты — всего лишь свежее тело. Я слишком много таких перевидала. — Гертруда прищурилась: — Мой покойный муж не пропускал ни одной юбки. Даже когда совсем поседел, мучился чудовищным артритом и не расставался с тростью. Кого там только не было за все эти годы! Даже женщины из трущоб! Ты можешь такое представить? А я терпела… потому что мужскую натуру не изменить. Единственное, что совершенно недопустимо — последствия. Но, сколько бы их ни было, этих потаскух, мой муж всю жизнь оставался со мной. И уважал только меня. И это место при Сальваре уже занято, моя дорогая. Накрепко это запомни.
Я с усилием сглотнула, все еще не веря, что слышу это.
— Мадам, почему бы вам не спросить самого мистера Сальвара? Он подтвердит, что вы совершенно заблуждаетесь. Он успокоит вас.
Та покачала головой:
— Не говори глупости.
Я помедлила в полной растерянности. Открыто посмотрела на нее:
— А если я все расскажу мистеру Сальвару? О том, что сейчас произошло?
Гертруда печально улыбнулась:
— Что ж… Разумеется, я не могу тебе отрезать язык, дорогая. Но об этом ты спрашивай не у меня — у своей совести. Поступай так, как сочтешь нужным. Доброго дня, моя милая.
Она развернулась и, наконец, вышла.
Глава 44
Я бессильно опустилась на кровать, терла место укола. Боль снова разливалась по руке и пекла. И если бы не эта боль, я бы тотчас решила, что все произошедшее — плод моих страхов и моей фантазии. Настолько это было бредово. Я смертельно боялась оказаться разоблаченной, но к произошедшему только что была совершенно не готова. Гертруда приняла меня за любовницу Сальвара. Господи! Как же это нелепо! Меня! Оставалось только надеяться, что она вколола мне то, что озвучила, а не какой-то смертельный яд. Мадам Гертруда преподнесла неприятный сюрприз, но на убийцу точно была не похожа. Это слишком. Кто угодно, только не она!
Но неужели она это всерьез? Допустила, что я могу оказаться его любовницей, что он на меня посмотрит! На замарашку из трущоб. Больная рука говорила, что серьезнее некуда… но… Я покачала головой, пытаясь не допустить даже мысли. Но я бы многое отдала, чтобы быть любовницей Сальвара, а не женой… Мясника Марко. Лучше до конца жизни носить платье горничной и прятаться в этой комнате, чем вернуться в Кампанилу. Сальвар не был подарком, я его, в сущности, и не знала, но их невозможно было даже сравнить.
Стоит ли ему все рассказать? Кажется, Гертруда была совершенно уверена, что я этого не сделаю. Почему? Если я решилась быть с ним честной, надо быть честной до конца. А, впрочем… скорее всего, это уже не имеет никакого значения. Как только Сальвар получит подтверждение моей личности — меня вышвырнут. Судя по всему, сегодня же вечером, когда он вернется. И эта правда не будет иметь никакого значения. Да и кому он поверит? Оборванке из трущоб или собственной тетушке?
Я закрыла лицо ладонями, шумно выдохнула. Господи, я хочу, чтобы все это скорее закончилось! Уже не важно, как.
Через какое-то время в дверь постучали, и тут же показался Мэйсон с подносом. Он поставил его на столик, посмотрел на меня:
— Я принес тебе завтрак.
Я кивнула:
— Спасибо, мистер Мэйсон.
Он не сводил с меня глаз:
— Мэри, скажи, пожалуйста: к тебе недавно заходила мадам?
Я напряглась. Отрицать глупо…
— Да, сэр.
— Можешь уточнить, чего она хотела?
Я опустила голову:
— Она хотела узнать, как я устроилась. И не нагрузили ли меня работой.
— А ты что ответила?
Я сглотнула:
— Я ответила, что всем довольна, сэр.
Мэйсон пару мгновений задумчиво помолчал, глядя куда-то в пустоту. Вновь посмотрел на меня:
— А в каком настроении была мадам? Как тебе показалось?
Я пожала плечами:
— В обычном настроении, сэр.
— Она не показалась тебе расстроенной? Или нездоровой?
Внутри замерло. Я посмотрела на него:
— Что-то случилось, сэр?
Тот вновь помолчал, наконец, словно опомнился:
— Нет, все в порядке. Спасибо за ответ.
Мэйсон вышел, оставив меня одну.
Я вновь уткнулась лицом в ладони, покачала головой. Не хочу. Больше не хочу ни о чем думать. Не хочу!
Я поднялась, сменила, наконец, платье. Села за столик и сняла с подноса колпак. Я не ела сутки, но аппетита до сих пор не чувствовала. Ударивший в нос резкий запах заставил буквально отшатнуться. Я с недоумением смотрела перед собой. Рядом с тарелкой с омлетом и вазой со сладкими вафлями стояла крошечная белая чашечка с уже знакомым гуталиновым содержимым.
Кофе… Для меня? Но что это значит?
Я вмиг забыла обо всем другом, как ребенок. Воровато обернулась на дверь, будто боялась обнаружить, что за мной подглядывают в щель. Никто, само собой, не подглядывал. Но притронуться к чашечке я никак не решалась. В конце концов, если Мэйсон это принес, значит, принес для меня…