Гейл Форман - Куда она ушла
И уже через несколько минут мы приближаемся к Статуе Свободы. Ночью она вся подсвечена, и ярче всего горит ее факел, словно там действительно полыхает пламя, приветствуя собравшихся людей. Йоу, дамочка, а вот и я.
Я никогда не был у Статуи Свободы. Слишком многолюдно. Олдос как-то раз пригласил меня на частный вертолетный тур, но я не приближаюсь к «вертушкам». Однако сейчас, когда я стою прямо перед ней, я понимаю, почему она находится в списке Мии. На фотографиях статуя всегда кажется немного свирепой, полной решимости. Но вблизи она гораздо мягче. У нее такое выражение лица, словно она знает что-то, чего не знаешь ты.
- Ты улыбаешься, — говорит мне Миа.
И я понимаю, что так и есть. Может, кто-то свыше сжалился надо мной, наградив тем, что, я думал, мне уже не доступно. А может, просто выражение лица статуи заразительно.
- Это хорошо, — говорит Миа. — Давненько я тебя таким не видела.
- Забавно, потому что я только что думал о ней, — говорю я, указывая в сторону статуи. — Она словно знает какой-то секрет. Секрет жизни.
Миа смотрит наверх.
- Да-а. Понимаю, о чем ты.
Я шумно выдыхаю.
- Я бы не прочь воспользоваться этим секретом.
Миа откидывает голову назад, за бортик.
- Да? Ну, так спроси ее о нем.
- Спросить ее?
- Ну, она прямо перед тобой. И здесь никого нет. Нет толп туристов, мельтешащих словно муравьи у ее ног. Спроси у нее об этом секрете.
- Не буду я спрашивать.
- Хочешь, чтобы я это сделала? Я могу, но это ведь твой вопрос, так что я думаю, ты сам должен это сделать.
- У тебя новое хобби — разговаривать со статуями?
- Ага. И с голубями. Ну, будешь задавать свой вопрос?
Я смотрю на Мию. Скрестив руки на груди, она выглядит немного нетерпеливой. Я поворачиваюсь обратно к бортику.
- Ммм. Статуя? О, Статуя Свободы, — тихонько зову я. Никого поблизости нет, но все же это очень смущает.
- Громче, — подстрекает Миа.
А и черт с ним.
- Эй, простите, — кричу я, — в чем ваш секрет?
Мы оба подставляем ладони к ушам, склонившись над водой, словно действительно собираемся услышать ответ.
- Что она ответила? — спрашивает Миа.
- Свобода.
- Свобода, — повторяет Миа, согласно кивая. — Нет, погоди, мне кажется там что-то еще. Секундочку, — она опять свешивается над бортиком, пошире открыв глаза. — Хм. Хм. Ага, — затем она поворачивается ко мне. — Очевидно, под этой тогой на ней нет никакого белья, вот она и дрожит от того, что бриз поддувает.
- Леди Свобода, да еще и без белья, — говорю я. — Это та-ак по-французски[20]!
На этом Миа взрывается хохотом.
- Думаешь, она светит перед туристами?
- Ни за что! Почему, думаешь, у нее такое выражение лица, будто она хранит тайну? Все эти святоши-республиканцы проплывали мимо на лодках, и никто ни разу не заметил, что Старушка Свобода без трусиков. У нее, наверное, еще и Бразильская депиляция там сделана.
- Боже, не стоило давать такую волю воображению, — простонала Миа. — И позволь напомнить, что мы сами из республиканского штата, ну или частично.
- Орегон — разделен пополам, — отвечаю я. — Республиканцы на востоке, хиппи на западе.
- Кстати, к слову о хиппи и том, как ходят без белья…
- Ой, нет. Моему воображению не нужна эта картинка.
- День Свободы Груди! — хохочет Миа, вспомнив об одном праздновании, пережитке шестидесятых, который все еще имеет место быть в нашем городке. Раз в год сборище женщин проводят день топлес в протест той несправедливости, что позволяет мужчинам законно разгуливать без рубашек, когда женщин за подобное могут оштрафовать. Они проводят его летом, но в Орегоне, который всегда верен своим температурным критериям, даже летом бывает жуть как холодно, поэтому в этот день можно нарваться на парад обвисшей сморщенной плоти. Мама Мии частенько грозилась присоединиться к протесту; папа Мии всегда отговаривал ее, подкупая ужином в дорогом ресторане.
- Уберите свои протоколы о правонарушении второго класса от моих чашечек второго размера! — хохоча произносит Миа, цитируя один из нелепых лозунгов, которыми пестрят в тот день плакаты. — В этом же нет никакого смысла! Если ты оголяешь свои сиськи, при чем тут размер лифчика?
- Смысла? Да весь этот протест — результат идеи каких-то обкурившихся хиппи. И ты еще в этом логику пытаешься усмотреть?
- Ох, уж этот День Свободы Груди, — вздыхает Миа, стирая слезы. — Старый добрый Орегон! Кажется, прошла целая вечность.
Так и есть. Но тогда почему от ее слов у меня ощущение, будто мне отвесили звонкую пощечину?
- Как так вышло, что ты больше не возвращалась туда? — спрашиваю я. Конечно, узнать я хочу, почему она оставила вовсе не Орегон, но прикрыться большим зеленым покрывалом нашего штата кажется гораздо безопаснее.
- А зачем? — спрашивает Миа, не отрывая взгляда от водной глади.
- Не знаю. Там ведь люди…
- Люди могут приехать ко мне и сюда.
- Навестить их. Твою семью. На… «О, черт, что я несу?»
- Ты имеешь в виду могилы?
В ответ я только киваю.
- По правде говоря, они и есть причина, по которой я туда не возвращалась.
Я вновь киваю:
— Слишком больно.
Миа смеется. Естественный и легкий смех, звук которого столь же ожидаем, как автомобильный гудок посреди джунглей.
- Нет, все совсем не так, — она качает головой. — Ты действительно думаешь, что место, где захоронено тело, имеет хоть какое-то значение для того, где живет твой дух?
«Где живет твой дух?»
- Хочешь узнать, где живут духи моей семьи?
Вдруг я чувствую, что сам разговариваю с духом. С призраком разумной Мии.
- Они здесь, — говорит она, постукивая по своей груди. — И здесь, — добавляет, прикасаясь к своему виску. — Я слышу их все время.
Я не имею ни малейшего понятия, что ответить. Разве не мы прикалывались над современными хиппи из нашего городка всего пару минут назад?
Но Миа больше не шутит. Она сильно нахмурилась и качает головой.
- Не бери в голову.
- Нет. Прости.
- Не надо, я все понимаю. Я говорю как наркоша. Чудачка. Псих.
- Вообще-то, ты говоришь как твоя бабушка.
Она пристально смотрит на меня.
- Если я расскажу тебе, ты позвонишь ребятам со смирительными рубашками.
- Я оставил свой телефон в номере.
- Точно.
- И к тому же мы на пароме.
- Верно подмечено.
- И если они по какой-то причине здесь появятся, я сам им сдамся. Так что, они вроде как тебя преследуют?
