Дж. Уорд - Священный любовник
— Скажите, если я причиню вам боль, — попросила она.
— Не причинишь. — Мужчина протянул руку и взял пульт. Когда он нажал на кнопку, комнату наполнили звуки оперы, которую он всегда слушал.
— Как красиво, — сказала она, впитывая тягучее звучание мужского тенора. — Какой это язык?
— Итальянский. Это Пуччини. Песнь любви. О человеке, поэте, который встречает женщину, чьи глаза украли его сердце… Один ее взгляд лишил его сна, видений и пустых иллюзий, заменив их надеждой. Он поет ей о себе, своем наследии и значении, а завершая соло, вопрошает о будущем.
— Как называется эта песня?
— «Che Gelida Manina».
— Вы часто слушаете ее, не так ли?
— Это мое любимое соло. Зейдист…
— Что Зейдист?
— Ничего. — Он покачал головой. — Ничего…
Когда голос тенора нарастая, достиг крещендо, она перекинула волосы Фьюри на спину и стала расчесывать их осторожными, нежными движениями. Шуршание щетинок по волосам слилось со звуками оперы, и Праймэйл, должно быть, успокоился, его грудная клетка расправилась, и он издал долгий и медленный вздох.
Расчесав кончики, Кормия продолжила, приглаживая волосы свободной рукой. Высыхая, пряди становились гуще и ярче, после каждого движения щеткой волны формировались вновь, превращаясь в привычную гриву.
Но она не могла делать это вечно. Так жаль.
— Думаю, я закончила.
— Ты не расчесала меня впереди.
Ну, вообще-то расчесала.
— Хорошо.
Она обошла Фьюри и встала перед ним. Было трудно не заметить, как он широко раздвинул бедра, будто желая, чтобы она встала между ними.
Кормия шагнула в предоставленное им пространство. Его глаза были закрыты, губы слегка разомкнуты, золотые ресницы лежали на высоких скулах. Мужчина наклонил голову в таком же приглашении, что предлагали его рот и бедра.
И Кормия приняла его.
Проведя щеткой по его волосам, она еще глубже шагнула в свободное пространство, созданное им для нее. С каждым движением щетки мышцы его шеи напрягались, удерживая голову в одном положении.
Клыки Кормии вытянулись.
И в тот же самый момент его глаза распахнулись.
— Ты голодна, — произнес он странным, гортанным тоном.
Она опустила руку, в которой держала расческу. Голос пропал, и девушка просто кивнула. В Святилище у Избранных не было нужды в кормлении. Но здесь, на этой стороне, ее тело требовало крови. Именно поэтому ее охватила такая апатия.
— Почему ты не сказала мне раньше? — он наклонил голову. — Если ты не хочешь меня, ничего страшного. Мы можем найти кого-нибудь, кого ты можешь использовать.
— Почему… Почему я могу не хотеть Вас?
Он постучал по своей искусственной ноге.
— Я испорчен.
Правда, подумала она с грустью. Он испорчен, хотя для нее не имел значения тот факт, что у него не хватало части тела.
— Я не хотела навязываться, — объяснила Кормия. — Только поэтому. В моих глазах Вы прекрасны, и не важно, есть у Вас нога или нет.
На его лице мелькнуло удивление, а затем он издал странный рокочущий звук… мурлыканье.
— Ты не навязываешься. Если хочешь взять мою вену, я дам ее тебе.
Кормия неподвижно застыла под его взглядом, черты его лица изменились, приняв выражение, которое она никогда и ни у кого прежде не видела.
Она хотела его, подумала Кормия. Очень.
— На колени, — сказал он низким голосом.
Кормия опустилась на пол, щетка выпала из ее рук. Не говоря ни слова, Праймэйл наклонился к ней и обхватил своими огромными руками. Но не прижал к себе. Он распустил ее волосы, сначала шиньон, затем косу.
Фьюри зарычал, расправив локоны ей по плечам, и она почувствовала, как задрожало тело мужчины. Без предупреждения, он обхватил ее затылок и притянул к своему горлу.
— Возьми мою вену, — потребовал он.
Кормия зашипела, как кобра, и, прежде чем поняла, что делает, вонзила клыки в его яремную вену. Как только она укусила его, он извергнул проклятие, и его тело вздрогнуло.
Святейшая Дева… Его кровь была словно огонь, пламенеющий сначала у нее во рту, потом в горле, затем мощной волной заполняющий ее изнутри, питая неведомой ранее силой.
— Сильнее, — простонал он, — пей из меня…
Обхватив его руками и запустив ногти ему в спину, девушка пила большими глотками. У нее закружилась голова — хотя нет, подождите, это он подтолкнул ее назад, увлекая на пол. Кормию не заботили его намерения относительно нее, и чем это все могло закончиться, потому что его вкус был всепоглощающим, пока она, в свою очередь, поглощала его. Все, что она чувствовала — это источник его жизни у своего рта, как он стекает по ее горлу, проникая внутрь. И это все, что ей нужно было знать.
Мантия… ее мантию задрали высоко. А бедра… их раздвигали, его руки раздвигали их прямо сейчас.
Да.
Мозг Фьюри был где-то очень далеко, вне его тела, вне досягаемости. Он повиновался инстинкту, пока его женщина кормилась, а член балансировал на грани разрядки, его единственной целью было оказаться внутри нее, прежде чем он кончит.
Все что касалось его, что касалось ее, вдруг стало другим. И крайне необходимым.
Он хотел взять ее сотней разных способов, всеми какими только возможно, и не единожды. Он хотел забыться в ней, пометить ее, дать свою кровь, кончить в нее, а затем повторять процесс завтра и послезавтра, и на следующий день после этого. Он должен был владеть ею полностью, чтобы каждый чертов мудак на планете знал, что если он приблизится к ней, ему вобьют зубы в глотку и переломают все конечности.
Моя.
Фьюри сдернул одежду с ее бедер и… О, да, вот оно. Он чувствовал, как от нее исходит жар…
— Черт, — простонал он. Она была вся мокрая, влага переполняла ее.
Если бы только была возможность удержать девушку возле его вены, и одновременно дотянуться ртом между ее бедер, так бы и произошло. Но лучшее, что он мог сейчас сделать, это поднять руку, поднести ее к губам и облизать…
Тело Фьюри содрогнулось, когда он почувствовал ее вкус; он посасывал и облизывал пальцы, толкаясь бедрами вперед, пока головка его члена не уперлась во вход в ее лоно.
Когда он надавил и почувствовал, как ее плоть уступает, впуская его… этот трижды затраханный медальон Праймэйла зажужжал на столике, прямо рядом с ними. Громко, как пожарная сигнализация.
Игнорируй, игнорируй, игнорируй…
Рот Кормии оторвался от его горла, взгляд ее широко распахнутых глаз, затуманенный от жажды крови и секса, устремился в сторону звука.
— Что это?
— Ничего.
Вещица зажужжала еще сильнее, как будто протестуя. Или же радуясь, что момент был разрушен.
