Карина Демина - Искры гаснущих жил
Она подбирала слова аккуратно, хотя Брокк понимал, что именно сейчас услышит.
— Дело в том, что она из Высших, верно? И ты… опасаешься, что та старая история повторится?
— Она и повторится. Если я позволю.
— И ты думаешь, что делая вид, будто тебе все равно, ты что-то изменишь?
— Я…
— Брокк, — прежде Дита не решалась перебивать его. — Наверное, я не имею права указывать тебе, в конце концов, я ничего не понимаю в ваших отношениях, но… мне кажется, ты обвиняешь свою жену в чужих грехах. И если она и вправду ребенок…
— Дети вырастают.
— Именно. Ты уже видишь в ней врага, и сделаешь ее врагом. Но… попробуй иначе.
Брокк, повторяя ее жест, стянул перчатку. Тень его металлических пальцев скользнула по лампе, распугивая стеклянных рыб.
— Боги, ты переоцениваешь свое…
— Уродство.
— Я этого не говорила!
— Верно, — Брокк сжал кулак. — Ты добра. И ты человек.
— Это что-то меняет?
— Все.
Дита молчала, ожидая продолжения. А Брокк подбирал слова, чтобы объяснить то, что для него было очевидно.
— Я не способен защитить, — металл сохранял тепло и подобие жизни, но оставался лишь металлом.
— Кого?
— Себя. Жену. Род. Я калека. Несомненно, полезный короне, но… это ничего не меняет. Я слаб, Дита. Лично я слаб. И как только в роду появится хоть кто-то, способный встать на мое место…
— Ты его уступишь без боя. Но при чем здесь твоя жена?
Она человек, а у людей все иначе.
— Сейчас она смотрит на меня… настороженно.
И внимательно, подмечая любой жест.
Оценивает? Ждет, когда он оступится, совершит ошибку?
Брокк не знал. Но его компания вряд ли была ей по душе. Исполнив обязательный ритуал совместного завтрака, Кэри с явным облегчением пряталась в своей комнате.
Она следила за Брокком, но издали, словно стесняясь этого своего интереса или же, напротив, опасаясь его гнева, пусть бы он никогда не давал ей повода думать, что способен обидеть.
Она была тиха.
Незаметна.
Девочка-призрак, о присутствии которого говорит лишь запах, тонкий аромат гортензий, что остается на коврах и вплетается в многовековую тишину библиотеки, цепляется за корешки старых книг, чей сон не тревожили годами. Этот запах лозой обвивает дверные ручки, распускается узорами на столовом серебре, на скатертях и вазах…
— Она вырастет.
Его жена красива, пусть бы и сама не понимает этой красоты, скрывая ее за простыми серыми платьями, которые слишком унылы, чтобы их и вправду выбирала Кэри.
— И поймет, как следует ко мне относиться.
— Как?
Вопрос Диты заставляет болезненно кривиться.
— Со снисхождением. Жалостью.
И не более того.
— Рано или поздно, но рядом с ней появится кто-то, кто… более ей соответствует.
Брокк видел, как это бывает.
Знакомство.
И несколько случайных встреч.
Букет цветов и скромная визитка. Ничего не значащие фразы.
Совместная прогулка в парке…
— И мне останется отойти в сторону и сделать вид, что я ослеп, оглох и слишком занят, чтобы заметить, как… самолюбие пострадает, но и только. В конце концов, я привык.
Дита слушала внимательно, упершись сухими пальцами в подбородок.
— Король не станет вмешиваться в семейные дела. А я… бросить вызов? Смешно, — железные пальцы разжались со скрипом. — Его примут. Нет, вряд ли меня убьют, мой соперник…
— Которого еще нет…
— …не станет искать себе лишних неприятностей. Но жизнь, оставленная вот так, — это дополнительное унижение.
— Дело не в этой девочке, хотя ты уже обвиняешь ее в предательстве, которого она не совершала, — Дита прервала молчание, теперь она смотрела не на Брокка, но на разноцветных рыбок, вплавленных в молочно-белое стекло. — Дело в тебе.
Дита раскрыла журнал и пальцы ее на фоне белых страниц казались более желтыми, нежели обычно.
— Помнишь, что ты сам мне сказал, когда я узнала о болезни? Шансов нет, но это не повод, чтобы сдаваться. А ты, Брокк, сдался. Заранее признал поражение и теперь ищешь в нем виноватых. Прости, если обидела.
В ее словах была своя правда.
— Дай ей шанс. И себе тоже, Брокк. Нельзя вечно прятаться по углам.
Возможно, но…
— Страшно поверить?
— Скорее, поверив, страшно ошибиться, — Брокк надел перчатку, под тонкой кожей скрывая металлическую руку.
Дита не ответила — заснула, и сон ее, как и во все предыдущие дни, был глубок.
Ей стало легче.
Хотя бы ненадолго, но порой и минуты значат многое. Брокк убрал с журнала ее руку, вялую, с сухой мягкой кожей, которая, казалось, при неосторожном прикосновении лопнет, расползется. Он коснулся волос, лица… сколько ей осталось?
Месяц?
Два?
А вновь пустота и одиночество, тщательно оберегаемое от посторонних.
Пролистав журнал — в этом сезоне дамам настоятельно рекомендовали носить синее и лисий мех — Брокк бросил его на стол. Вернувшись в кресло, к светильнику и рыбам, он вытянул ноги и закрыл глаза.
Жена? Он с ней поговорит… когда-нибудь, когда будет свободен от дел. Или хотя бы одного, нынешнего.
Четыре имени.
Четыре человека. И каждому из четверки Брокк верил, как себе самому. Вновь и вновь он перебирал их, словно костяшки домино, силясь разглядеть за нанесенным рисунком еще один, скрытый смысл.
Инголфр из рода Высокой Меди.
Бастард, и об этом обстоятельстве он не позволяет забыть ни себе, ни окружающим. Он молчалив и заносчив, как может быть заносчив тот, в ком есть кровь Высших. Самолюбив. Обидчив.
Но умен, а что хуже всего — умел.
Мог ли он?
Светловолосый, светлоглазый, имеющий отвратительную привычку тщательно подбирать слова, и так, что в каждой произнесенной им фразе чудился иной, скрытый смысл. В дурном настроении он язвил, высмеивая всех и вся, но… предать?
…тридцать семь лет.
И карьера, которая достигла потолка, если только…
Брокк дернул себя за прядь, призывая успокоиться, но дурные, темные мысли не отступали. Быть может, дело вовсе не в справедливости, как таковой? Не в возмездии? Смешно думать, что тот, кто принимал участие в создании огненных шаров, ныне преисполнился праведного гнева и загорелся идеей мести. Все проще.
Место.
Кто его займет, если Брокка вдруг не станет.
Инголфр? Пожалуй. Его поддержит род, которому подобный статус будет выгоден. Инголфр не молод, но и не стар. Умен. Опытен.
Лишен фантазии. Он хороший исполнитель, но не более, пусть бы самолюбие помешает ему признать сей факт.
Риг и Ригер. Братья из Темной ртути. Близнецы, столь разительно непохожие друг на друга. Риг высокий, молчаливый и задумчивый. Он нетороплив и даже скуп, что на слова, что на мысли, которые порой занимают его так, что Риг теряет тему беседы. Он талантлив, безусловно, но нерешителен во всем, что касается собственных идей. И каждую новую мусолит долго, облепляя собственными пустыми сомнениями, пока не превращает в нечто нежизнеспособное.
