Юлиана Кен - Хищность
Ром. Мой Ром. Он мое сумасшествие, мой космос. И я вернусь к нему. Чего бы мне это не стоило.
Я хорошо помню то время, когда появилась в лагере. Я была слепа, как новорожденный котенок. Злоба и ненависть ослепляли меня, не позволяли увидеть ничего кроме жестокости и грязи. Благодаря Рому я научилась любить. Я каждый день вспоминала наше прошлое. Но каждый новый день уносил меня все дальше от Романа и приближал тот момент, о котором я грезила с детства, сама мысль о котором позволила мне пройти все круги ада и заставила покинуть мужа для того, чтобы вернуться в этот отвратительный грязный мир.
Томас развалился в огромном черном кожаном кресле и пил. Я помнила каждое мое унижение, помнила, как он ставил нас, маленьких приютских детей, к стенке и, отвратительно скалясь, окатывал ледяной водой прямо из брандспойта. Я помнила его заточенную палку для битья, его плети и розги, хотя мне было всего пять лет.
Не таким должно быть детство. Почему я не родилась в семье тех замечательных людей, которые годами позже пытались стать моими родителями? Почему я не такая, как они? Не вег. Жестокость — моя суть. Я способна на убийство. И я его совершу. Здесь и сейчас.
Томас поднял взгляд своих маленьких поросячьих глаз на меня и развязно ухмыльнулся. Покончить с ним будет проще, чем я представляла.
— Здравствуй, Анна.
Меня, будто, окатили ведром ледяной воды. Снова. Нож выпал из дрожащих онемевших рук, когда я увидела, что дуло его пистолета смотрит на меня. Если бы на месте Томаса был кто-то другой, я бы не испугалась. Но это был он, мой ночной кошмар, тот, воспоминания о ком долгие годы отравляли мое существование, мое и тех, кто был со мной рядом.
— А ты выросла, Анна. Ну и формы! Парни, идите, посмотрите на эту девку!
В его кабинет ввалились те самые охранники, и я отчетливо осознала, что живой отсюда не уйду.
— Это она, босс?
— Она. Сучка хотела убить меня, — Томас и его дружки долго хохотали, разглядывая мое обтянутое лайкрой тело, когда один из охранников стянул с моих плеч плащ.
— Нужно наказать эту телку.
Я почувствовала на своих ягодицах руки амбала, и проворно вывернулась. Охранники медленно наступали, загоняя меня в угол. Один из них бросился вперед, и я ударила его в пах. Тот взвыл, но второй схватил меня под локтями и прижал спиной к себе. Первый ударил наотмашь, и я почувствовала во рту ржавый вкус крови. Как давно я не ощущала этого…
Рядом с нами возник Томас, жирная свинья, чьи грязные мысли легко было прочитать в его пьяных глазах. Он рванул мой комбинезон вниз и тот сполз до самых бедер. Я осталась в одном лифчике, и мэр города уже собирался лишить меня и его, когда услышал громкий стук в распахнутые двери. Эти ублюдки даже не потрудились закрыть их.
Все, включая меня, посмотрели в сторону выхода, и надежда вернулась.
— Верен, — с мольбой произнесли мои губы.
— Твой приятель? — Томас громко загоготал. — Ты всегда любила взрослых мужчин, мартышка. Я помню твои призывные взгляды! Ты всегда нарывалась, Анна, всегда вынуждала меня применять силу. Теперь я понимаю — тебе это нравилось!
— Верен, — моя довольная улыбка могла предупредить этих олухов, что пожилой человек за их спинами был тем, кого стоило опасаться. Они не вняли. Поделом.
— Кто ты такой?
Верен подошел ближе.
— Пошел вон! — в голосе Томаса я услышала нотки волнения, и это мне понравилось.
— Я отец этой девушки. Мы все еще можем избежать кровопролития.
— У нее нет отца! Я сам воспитывал Анну! Уходи, пока можешь!
Но Верен вновь сделал шаг в нашу сторону. Охранники отпустили меня и двинулись в сторону моего духовного отца.
— У тебя все в порядке, Анна?
Его дыхание даже не сбилось за те три секунды, что потребовались праведнику для нейтрализации двух здоровенных амбалов.
— Теперь да!
Томас уже бежал к своему столу, когда простейшей подсечкой отец сбил его с ног. Жирная туша лежала на залитом кровью полу и скулила о пощаде.
— Ты действительно хочешь его смерти, Анна?
— Да!
Я натянула комбинезон и приблизилась к Верену. У меня был пистолет, о котором я даже не вспомнила, когда меня держали те уроды. И сейчас я крепко сжимала его рукоять, готовая отнять жизнь у Томаса.
— Он должен умереть, чтобы никто больше не пострадал по его вине!
Мои пальцы ощущали гладкий курок. Одно движение руки отделяло Томаса от смерти, отделяло меня от того, чтобы стать убийцей. Глупая я. Я была уверена, что смогу сделать это, смогу хладнокровно забрать чью-то жизнь.
— Анна, подожди меня снаружи.
Верен вытянул вперед раскрытую ладонь, и я вложила в нее заряженное оружие. Я вышла, закрыла уши руками и сползла по стене возле дверей. Томас кричал, угрожал, умолял. А потом раздался выстрел, и наступила гробовая тишина. Все, что я чувствовала в тот момент — жгучее желание поскорее убраться из прогнившего насквозь беспощадного мира хищников.
Верен спокойно вышел из кабинета мэра и улыбнулся так лучезарно, что мне оставалось только удивляться его самообладанию.
— Пора возвращаться домой, дочка. Ты нужна моему сыну.
Ром. Мой Ром. Я иду к тебе.
По дороге домой Верен рассказал о том, что все те месяцы, которые я выслеживала Томаса, его помощник из лагеря следил за мной. И только благодаря этому я осталась жива. Когда же я спросила, чем и кем жил мой муж во время моего отсутствия, наставник сказал единственное слово, и оно мне не понравилось. Элена.
Глаза выцарапаю, но Ром снова будет мой. Хотя теперь я не была так уверена в своей кровожадной природе. Возможно, именно по причине моей неправильной хищности я сломалась в детстве и не смогла адаптироваться в большом городе.
Я помню школу вегов. Вместе с ними я посещала занятия по теории хищности и не могла связать все, о чем слышала в те годы, с собой. Меня обвинили заочно. Из-за неправильного гена в моих днк структурах они считали меня хуже их самих, ни за что осудили и ожидали от меня отвязного поведения хищников. В конце концов мне надоело биться головой в их глухие стены, пытаться доказать всему миру, что моя природа не моя суть. Почему я не вег? Почему?!
Непонятая, отвергнутая, изгнанная из дома собственными родителями, которые сами и обвиняли меня во всех смертных грехах — любых бедах, которые случались в нашем селении. А ведь никто не спрашивал меня, почему я впервые сбежала в город хищников. Хотя, скорее всего, я бы не рассказала маме о том случае в автобусе, когда на стоянке возле музея все дети стали кричать на меня, обзывать последними словами и указывать на двери, говорить, что именно за ними было мое место. Я плюнула и вышла, а спустя неделю попала в полицию за бродяжничество. Тогда я и поняла, что не так плох был мир хищников, как его представляли себе веги. В нем правил закон силы, а не предрассудки. Я помню те долгие часы, которые сидела перед отцом, а он кричал на меня, говорил, что я опозорила его семью и все его племя. Я бы могла рассказать родителям о том, что дети вегов сами выгнали меня из автобуса, но мне бы снова не поверили и к прочим моим грехам в очередной раз приписали бы вранье.
