Змеи Неба и Пламени (ЛП) - Кенни Ребекка Ф.

Нет ничего более мучительного, чем длинная ночь, когда ты отчаянно хочешь спать, нуждаешься во сне, но не можешь заснуть. Подобные ночи часто случались в моей жизни, но во дворце у меня был чай или вино, чтобы уснуть. Здесь — ничего.

Чай… так давно я не пила хорошего чая. Кажется, я скучаю по нему больше, чем по собственной постели. Чай был моим главным наслаждением, моей единственной религией…

Меня вдруг встряхивает, когда Киреаган резко вырывается из моих объятий и, неловко переползая из-под наклоненного камня, устремляется прочь. Я поспешно выбираюсь следом и иду за ним, пока он, шатаясь, словно пьяный, пересекает песчаный берег.

Лунный свет заливает пляж, подчеркивая гребни волн и отбрасывая мягкое сияние на его тело — гладкие изгибы ягодиц, впадину вдоль позвоночника, широкие мышцы спины, частично скрытые покачивающимся полотном его чёрных волос. Звёзды сверкают на длинных, заострённых рогах.

Он снова падает, опирается на колено или ладонь, поднимается и, спотыкаясь, продолжает идти дальше.

— Что случилось? — восклицаю я. — Ты услышал хищника?

— Я не могу так больше, — с трудом выдыхает он, судорожно хватая ртом воздух. — Я должен всё исправить. Сейчас. Мне нужно найти чародейку.

— Не ночью! Вокруг волки. Киреаган, остановись. — Я выбегаю вперёд, чтобы встать перед ним лицом к лицу.

Его глаза дико блестят, челюсти размыкаются в отчаянной попытке вдохнуть, но дыхание слишком частое и неглубокое.

— Обхвати бёдра руками и наклонись, — велю я. — Опусти голову вниз. Так будет легче дышать.

Он подчиняется, его волосы скользят вперёд, прикрывая плечо. Кожа блестит от пота, тело трясётся так сильно, что диву даёшься, как он ещё держится на ногах. Осторожно кладу ладонь на его спину, между лопаток. Под пальцами ощущается бешеный ритм его сердца.

— Ты вернёшься в прежнее тело, — говорю я.

— А если нет? — выдавливает он с хрипом.

— Тогда ты научишься жить в этом теле.

— Нет. У меня нет сил в этом теле. Я не могу этого вынести.

— Ты собирался заставить меня пройти через подобное, — тихо произношу я.

— Это было бы изменение к лучшему. Ты стала бы сильнее, выше, величественнее. А это — превращение к худшему. Мне не следовало доверять этой чародейке.

— Вероятно, не стоило.

— И не следовало приказывать своим людям брать пленниц.

Я колеблюсь, поражённая. Впервые он признал, что похитить нас был ошибкой.

— Нет, не стоило.

— Надо было сказать ей, что я её люблю. Даже если это не было правдой. — Его тело сотрясает резкий всхлип, и я кладу на его спину вторую руку.

— Ты про свою Наречённую? — мягко спрашиваю я.

— Она сказала, что любит меня, незадолго до битвы при Гилхорне. А я не ответил. Больше она об этом не упоминала, но знаю, мое молчание причинило ей боль. Её сердце было как гора — крепкое и полное жизни. А моё… — Он поднимает из песка старую раковину с битыми краями.

— Не думаю, что это правда. Твоё сердце не самое доброе из тех, что я встречала, но у тебя есть хорошие качества. Ты заботишься о своём клане.

— Я говорил брату и сестре, что буду править вместе с ними, как равный партнёр. Но всё равно принимал ключевые решения, важные. А они позволяли мне это. Я делал то, что хотел отец, то, что клялся ему выполнить, и всё становилось только хуже. И теперь ещё это. — Он выпрямляется, роняет раковину и смотрит на свои руки. — Посмотри на меня.

— Могло быть хуже, — я отступаю на шаг, слегка наклоняя голову. — Ты хотя бы остался красивым.

Он смотрит на меня с недоверием.

— Чародейка могла превратить тебя в рыбу. Или лягушку, — замечаю я. — Или летучую мышь. Но она выбрала дать тебе этот шанс. Думаю, она хочет, чтобы ты лучше понял нас. Чтобы задумался над своими решениями.

— Она не показалась мне тем человеком, который занимается философскими экспериментами.

Он всё ещё дрожит, поэтому я кладу ладонь на его грудь, чтобы почувствовать биение сердца. Оно замедлилось и, кажется, возвращается к более безопасному ритму.

Когда я снова поднимаю взгляд, он смотрит на меня, и в его глазах бушует буря эмоций, которые я не могу распознать.

— Похоже, поспать у нас всё равно не получиться, — говорю я. — Может, попробуем найти что-нибудь поесть?

— У пляжа, у самой кромки леса, растут корни. В детстве я их обожал. Сейчас редко нахожу время, чтобы выкапывать их.

— Надеюсь, для людей они тоже съедобны.

Мы проводим предрассветные часы в поисках клубней. К счастью, их легко заметить благодаря огромным перистым зелёным вершкам. Прополощенные в морской воде, они вполне пригодны в пищу, хоть и немного крахмалистые.

Утолив голод, я собираю несколько пучков водорослей и плету для Киреагана нечто вроде свободной набедренной повязки. Это занимает пару часов, и к тому времени, как я заканчиваю, солнце уже встаёт.

Повязка не закрывает всё, особенно сзади, но прикрывает его причинное место, так что моё сознание перестаёт вопить «великолепный член» каждый раз, когда я смотрю на него.

— Спасибо, — говорит он, кивая, явно довольный результатом. — Теперь мы должны вернуться к остальным.

Я колеблюсь, вспоминая своё обещание избегать когтей драконов. Конечно, ситуация изменилась. Если это превращение окажется постоянным, захватчиков будет легче одолеть. Мне стоит вернуться хотя бы для того, чтобы обсудить всё с остальными женщинами и узнать больше о заклятии.

— Пойдём, Серилла, — низким, твёрдым и властным голосом произносит Киреаган.

Я подхожу к нему, но вместо того чтобы позволить ему вести, прохожу мимо, направляясь к деревьям.

— Не говори так моё имя.

— Как так?

— Как будто ожидаешь, что я подчинюсь, — отвечаю я, поднимая выброшенные вчера туфли. Они влажные, пахнут не лучшим образом, да ещё и протёрты в некоторых местах, но лучше такие, чем идти босиком по лесу.

У Киреагана нет обуви, и, ступая на лесную подстилку, он морщится, хотя тут же скрывает дискомфорт за мрачным выражением лица. Он словно не понимает, как идти прямо, постоянно виляет из стороны в сторону, хватаясь за деревья для равновесия. Я позволяю себе тихо посмеяться над его неловкостью.

— Нужно обязательно избегать логова воратрицы, — высокомерно заявляет он, игнорируя мою насмешку.

— Прежде чем идти дальше, мне нужно отлучиться. Тебе тоже стоит.

Его лицо мгновенно озаряет выражение ужаса.

— Не бойся. Всё работает почти так же, как и в теле дракона. Если понадобится… ну, ты понял, — делай это подальше и вытирайся листьями, травой, чем угодно. Если бы мы были в моём дворце, там был бы фарфоровый туалет, мягкие ткани для очищения, душистое мыло. О, и горячая вода. И полотенца.

— Сложности на ровном месте, — бурчит он.

— Конечно, дракон бы так и подумал, — ухмыляюсь я, отходя к большому дереву, чтобы заняться делами.

Когда я возвращаюсь, он всё ещё ругается и спотыкается. Я не уверена, что у него вызывает такие трудности, но оставляю его разбираться самому, прикрывая рот ладонью, чтобы сдержать смех.

— Ну что? Ты ещё долго там будешь? — раздражённо кричит он.

Я присоединяюсь к нему с напускной невинной улыбкой.

— Чувствую себя намного лучше.

Он выглядит немного потрёпанным, но, судя по всему, избежал конфузов с повязкой, а это уже обнадёживает.

Несмотря на то что в лесу я почти никогда не путешествовала пешком, у меня был немалый опыт верховой езды, и я неплохо запоминаю ориентиры, чтобы потом находить дорогу назад. Мы с Киреаганом шагаем почти весь день, пока наши животы снова не начинают урчать от голода. Мы так никого и не встретили — ни людей, ни драконов.

Подходя к месту, где я убила ту мстительную девушку, я стараюсь обойти его стороной и увести нас вверх по течению, чтобы попить воды. День тёплый, я вся вспотела от напряжения, и, когда Киреаган уходит в кусты, бурча что-то о необходимости справить нужду, я опускаюсь на плоский камень у ручья, снимаю повязку из розовой ткани, что обвивала мою грудь, и начинаю смывать пот с разгорячённой кожи. Учитывая его предыдущие сложности, Киреагана не будет несколько минут, так что я не тороплюсь.