Кристин Фихан - Темное вожделение
Вечерний ветер принес запах. Это было близко. Это не было человеком, но вполне подходило для пропитания. Если он сможет достаточно поесть, то у него получится сделать обмен, чтобы поддержать Шиа. Она отказывалась от пищи. А может быть, и не отказывалась. Может быть, она была неспособна питаться. Он сосредоточился, глубоко вдохнул и послал приказ. Ближе, ближе к дому, и вот первый шаг в комнату. Сначала это была только самочка, обычно пугливое и своенравное животное преодолело расстояние до кровати, ее темные, влажные глаза смотрели, не отрываясь, на него. Потом вторая самка, затем последовала третья, ожидая его внимания.
Голод вырос. Клыки удлинились во рту, и он схватил первую самочку благодаря своей огромной силе, нашел артерию, пульсирующую на ее шее. Голод поднимался в нем, пронзая его, и он приветствовал это. Энергия, пульсирующая жизнью, сладкой и сильной, лилась в его ослабленный организм, наполняя пересохшие клетки. Жак пил жадно, его голод, искалеченное тело, все это жаждало темной жидкости жизни.
Шиа подняла свое лицо к звездам, чувствуя слезы на своих щеках. Ее горло болело и горело, грудь перехватывало. Если отец был таким же, как Жак, и он заразил ее кровь, а Жак закончил то, что начал родитель. Она не спутала образцы крови, свои и Жака, потому что устала. Ее кровь была полностью идентична его.
Шиа приложила усилие, чтобы справиться с дрожью. Она должна подумать, в этом ее единственное спасение. Ее мозг в состоянии разрешить любую проблему. Шиа глубоко вздохнула, успокаивая себя, как делала всегда в любой опасной ситуации. Но первое, о чем она могла думать — это Жак, один в избушке, беспомощный. Ей необходимо было все сделать таким образом, чтобы он смог выжить самостоятельно. А она больше не будет ничего есть и пить, кроме воды. Она не может рисковать, пока не выяснит, с чем имеет дело.
Шиа шла вниз по течению, все дальше и дальше от избушки. Она чувствовала себя очень одинокой. И в этот раз ее разум настаивал, чтобы она попробовала связаться с ним. Девушка нуждалась в его теплоте, в подтверждении его присутствия. Шиа передернуло от этой мысли. Очевидно, Жак говорил ей правду. Но она была всю свою жизнь одна. И ни в ком не нуждалась и меньше всего в человеке, у которого проблемы с головой, и существе, чья природа была природой хищника. И все же ей было необходимо подтверждение, что он не страдал, что с ним ничего не случилось с того времени, как она ушла.
Намеренно она зашла в поток, ледяная вода потрясла ее, ошеломляя тело, но не ум. Благодаря своему детству в изоляции, которое воспитало в ней чувство дисциплины, Шиа сопротивлялась этому желанию, не желая поддаваться ему. Вода была настолько холодной, что уже через мгновение она не чувствовала свои ноги, но зато смогла слегка прочистить голову.
Жак отпустил третьего оленя и резко выдохнул. Шиа была слишком решительна. Он знал, что она будет изо всех сил сопротивляться их связи. Ее детство было адом, но она смогла выжить, и это помогло сформироваться ей как сильной, умной и храброй женщине. Жак стремился успокоить ее, заверить в своей поддержке, но знал, что Шиа не обрадуется его вторжению. У нее была причина его бояться. Он помнил так мало. Только боль. Предательство. Гнев. Он был так неосторожен, неуклюж преобразовывая ее, как во всем остальном.
Олень пошевелился, поднялся на свои ноги, и, шатаясь, отправился назад в лес. Жак осушил бы их полностью, чтобы использовать каждую каплю крови, которую смог добыть, но Шиа подумает, что он монстр. Его тело настраивало себя на нее, желая увидеть, почувствовать ее аромат, коснуться. Возможно, он и был монстром. В действительности он не знал ничего, кроме того, что нуждается в Шиа.
Шиа бесцельно блуждала, пока не наступил такой момент, когда она не могла думать ни о чем, кроме Жака. Пустота разверзлась у нее внутри, словно огромная черная дыра. Потребность буквально проникла под ее кожу, в уме был путаница, приходилось прикладывать усилие, чтобы бороться с этим.
А что, если что-то случиться с ним? И снова появилась эта мысль, такая непрошенная и нежелательная, увеличивая чувство одиночества, грозясь поглотить ее. Горе нахлынуло, окутывая ее, выключая логику и здравый смысл, оставляя только кипящий котел эмоций. Шиа не могла больше ничего делать правильно, она это понимала. У нее осталась только гордость, но не осталось выбора, кроме как вернуться. Это не только оскорбляло, но и пугало. Жак получил над ней слишком большую власть, больше, чем она считала возможным. И у нее не было выбора, оставалось только принять это на данный момент.
Шиа шла медленно, неохотно, страх наполнял ее с каждым новым движением в сторону избушки и Жака, на сердце образовалась тяжесть. На краю поляны недалеко от дома отдыхали три оленя, лежа под ветвями деревьев. Она задержалась на мгновение, наблюдая за ними, отлично понимая, что случилось. Шиа вошла на крыльцо и, пошатываясь, шагнула внутрь.
Жак лежал неподвижно в кровати, его черные глаза, широко раскрытые пристально смотрели на ее лицо. Шиа почувствовала, словно она падает в эти черные, бездонные глубины. Он протянул ей руку. Она не хотела идти к нему, но пошла, потому что должна была пойти. Она должна была подойти к нему. Часть ее мозга проанализировала, как такое стало возможным, но она все равно пошла, не пытаясь бороться с сильным принуждением.
Его пальцы, неожиданно такие теплые, обхватили ее прохладные, а его рука поглотила ее. Он подтягивал ее мягко, пока у Шиа не осталось никакого выбора, кроме как сесть, а затем и лечь рядом с ним. Его черные глаза не отпускали ее, удерживая.
«Тебе холодно, маленькая Рыжеволоска». — Его голос прошелся, словно шепот, по ее коже, гипнотизируя ее разум, рассеивая хаос, заменяя это успокоением, а потом и спокойствием. — «Позволь мне согреть тебя».
Его рука обхватила ее лицо, прослеживая каждую тоненькую косточку, спускаясь поглаживаниями по горлу. Шиа моргнула, запутанная, неуверенная в том, спит она или бодрствует. Ее тело беспокойно пошевелилось. И снова мозг попытался разобраться в этом, но у нее не получалось освободиться от гипнотического взгляда его глаз. Часть ее противилась этому. Шиа хотелось быть пойманной в эту ловушку навсегда, хотелось, чтобы он защищал ее, хотелось принадлежать ему.
Игнорируя протестующий крик своего тела, Жак переместился так, чтобы его большое тело наполовину придавливало ее маленькое к кровати. Его рука продолжала ласкать мягкую, уязвимую линию ее горла, спускаясь ниже, прослеживая вырез хлопчатобумажной рубашки.
«Чувствуешь, как наши сердца бьются вместе». — Его рука раздвинула полочки рубашки, так что ее полная грудь стала мерцать в лунном свете.
