Спящая царевна. Совершенно секретно - Черпинская Надежда
— Он меня там оставил, а сам к озеру двинул, осторожно так, крадучись. А мне-то видно было издали, что там происходит. Хоть и плохо. Стволы, кусты мешали. Но в мае лес ещё полуголый, особо ничего не скрывает. Тут я и углядел, что чуть дальше, у воды, где ивняк рос, мужики какие-то чужие возятся. Я их только со спины видел, но всё равно сразу так подумал, что не наши это, не деревенские. А уж отцовых друзей из охотников и егерей я и со спины бы узнал. Я пригляделся… У одного нож в руке, и все ладони в крови. А возле них лось на земле лежит. Вернее, лосиха это была… Стельная. Это я уже потом понял. А ведь на лося тут у нас вообще запрещено охотиться, мало их… А уж весной, когда у лосих отёл начинается… Это ж совсем совести надо не иметь, чтобы… беременную самку! Но у браконьеров совести отродясь не было. Никакой жалости к зверю, никакого понимания… Отец вышел к ним, ружьё наготове. Не первый год в тайге, знает, что от таких можно любой пакости ждать. Наказание-то суровое за такие дела беззаконные, а наказания все боятся, даже браконьеры бессовестные. Они не ожидали, струхнули порядком…
Андрей вздохнул, сцепил руки в замок так, что костяшки пальцев побелели. Делия за это время ни слова не проронила, слушала, затаившись, чуть дыша.
— А третьего он не заметил. Третий вышел из кустов и выстрелил бате в спину. С перепугу, видимо. Тот, что с ножом, заорал на него: «Ты что, дурак, наделал, под суд захотел?», а потом сказал: «Теперь добивай! И концы в воду…». И этот… ещё несколько раз выстрелил. А потом они его в лодку, и вывезли на середину озера.
— Но… как же… так… — всхлипнула Делия, — это же человек… Как же так можно?!
Андрей поднял на неё взгляд и только теперь заметил, как его царевна дрожит, обхватив себя за плечи руками.
— Вот так, Делия, вот так! Не подумай только, что у нас такое сплошь и рядом! В Ржанке и её окрестностях на моей памяти четырежды людей убивали. И каждый раз вся деревня гудела от таких страшных новостей. А вот в городах гораздо чаще такое случается. Неужели у вас убийств не бывало?
Она слишком поспешно и уверенно замотала головой — после этого усомниться Андрею даже в голову не пришло, хоть в земли, где не бывает убийств, поверить тоже казалось невозможным.
— Повезло вам тогда, — грустно усмехнулся он. — А у нас и вот так бывает. Убили человека ни за что, и даже в тюрьму не сели. Это я так долго рассказываю… А случилось всё так быстро и страшно. Я даже понять толком ничего не успел. Глазами смотрел, а не верил. Как во сне всё. Так и сидел там молча. Словно язык проглотил, даже пошевелиться не мог. Не знаю, что со мной такое было. Может, боялся отцовский наказ нарушить. Он же велел сидеть тихо. Я и сидел. Миллион раз потом думал, что если бы успел крикнуть, если бы рядом был, если бы выскочил… А вдруг успел бы предупредить, спасти, а вдруг бы они его пожалели… Глупости это, конечно, всё! Что я мог? Пацан сопливый… Этого третьего я увидел слишком поздно, предупредить бы не успел. А если бы выскочил и побежал туда… Утопили бы просто вместе с отцом, чтобы свидетеля не оставлять. Где один убитый, там и второй… Не мог я батю спасти, не мог… Но до сих пор кажется… что мог, что это я виноват. Если бы не молчал, не сидел истуканом… И ведь потом ничего не сделал, когда нашли меня… — Андрей судорожно вздохнул. — Никто меня толком слушать не стал. Милиция к озеру приходила, но только руками развела. Где и кого в лесу ловить… Искали, конечно, и тело в озере. И этих… Но я даже описать их толком не мог. Я вообще тогда не в себе был. Просидел в этой яме до вечера. Убийцы уже ушли давно, а я всё не мог себя заставить с места сдвинуться. Потом пришёл на берег, ревел, батю звал, как дурак. Всё казалось, выплывет сейчас и скажет, живой я, не плачь. Потом всю ночь по лесу один шарахался, заблудился в темноте, от зимовья нашего в сторону ушёл. Бродил по тайге двое суток. Как живой остался, сам не знаю. Школа отцовская помогла. Потом случайно вышел к избушке деда Прохора. Ему всё и рассказал, он меня в деревню к матери отвёз и в милицию заявил. А тело отца так и не нашли… Старики говорили, что его Саяны забрали. Хорошо, если так… В горах ему самое подходящее место. Дель, ну ты чего!
К тому времени, как он свой рассказ закончил, царевна уже плакала по-настоящему — беззвучно, пытаясь сдержаться, но хрустальные слезинки так и катились по нежным щекам.
Андрей поднялся сразу, шагнул к ней, стащил со стула и обнял. Погладил неловко по спине, склонившись, поцеловал в шёлковую макушку.
— Ну, перестань! Всё это давно было, всё уже прошло…
Продолжая всхлипывать, она покачала головой, не соглашаясь. Никаких попыток отодвинуться Делия не предпринимала. А он готов был век так стоять, к сердцу её прижимая, пусть и повод для этого нашёлся печальный.
— Всё, всё! Прекращай это мокрое дело! Сама ведь меня расспрашивала…
— Я же не знала. Я про мать спрашивала… — всхлипнув, напомнила она.
— О, нет! — хмыкнул Беркутов. — Хватит на сегодня тяжёлых разговоров! Про мать расскажу потом… Ладно? А сейчас давай-ка спать ложиться! Денёк у нас был веселый, а завтра рано вставать…
* * *
— Вот устраивайся! — торжественно пригласил Беркутов, широким жестом указав на единственную кровать в доме. — Я перестелил, пока ты в бане была — всё чистое. Подушка, одеяло… Всё есть… Так что можно нормально лечь — не так, как вчера. Отдыхай!
— А… — Делия смущенно запнулась, метнувшись взглядом от постели к нему и обратно.
— А я на полу лягу, — опередил Беркутов её вопрос, — у меня спальник отличный, как пуховая перина. Честное пионерское! Так что устраивайся, вся постель в твоём распоряжении!
— Неловко это, Андрей… — нерешительно начала она. — Ты здесь хозяин, и…
— Вот именно, что хозяин, — усмехнулся Беркутов, — не гостью же мне на пол укладывать. Ты же девушка! А девушки — народ хрупкий. Особенно… царские особы. А я привычный… Ещё и не так доводилось ночевать. Было дело — зимой, в лесу, на снегу спал. Представляешь? Так что, товарищ царевна, никаких больше возражений!
Она вздохнула, но спорить не решилась.
Андрей отошёл к печи, отвернувшись от Делии, долго ворошил угли, давая ей возможность без смущения раздеться и нырнуть под одеяло.
Услышал, как скрипнула его старая койка. Вот теперь можно и вернуться.
Она действительно разделась. Вернее, в тельняшке осталась, как в ночной рубашке, а штаны сняла. Вон, на спинку кровати повесила…
Он не видел, конечно, как она раздевалась, но даже от мыслей об этом, кровь закипала. Н-да, смешно. Что с тобой, Беркут? Держи себя в руках! Ведь, поди, не семнадцать лет уже…
— Спокойной ночи! — пожелал Андрей.
Улегся тоже, завернулся в спальник практически с головой.
— Доброй ночи! — долетело в ответ.
Но вопреки пожеланиям, Делия не спала ещё долго. Крутилась, ёрзала, всё никак не могла угомониться.
И он не спал. Прислушивался к этим звукам. Не мог расслабиться, пока она не уснула.
— Дель… — не выдержал наконец Беркутов, — тебе, может, неудобно?
— Угу, неудобно, — тотчас откликнулась царевна.
Андрей приподнялся со вздохом:
— А чего сразу не сказала? Что не так? Чем неудобно-то?
Она тоже села на кровати, пытаясь разглядеть его в темноте.
— Мне неудобно, что ты на полу спишь, а я на кровати… как… как царевна…
И сама рассмеялась. А он подхватил этот смех.
— Андрей, тут двоим места хватит. Иди сюда! А то я до утра не усну, меня совесть заест… — пригрозила царевна.
Беркутов, всё ещё посмеиваясь, поднялся и осторожно прилёг с края. Делия облегчённо вздохнула и улыбнулась.
А вот ему в голову сразу пришла мысль, что теперь до утра не уснёт он.
Андрей лёг прямо в одежде, не под одеяло. Только это не помогло особо. Он ведь всё равно чувствовал, что она рядом, почти касался, ощущал её уютное тепло, улавливал едва уловимый волнующий аромат волос, до которых мог бы дотронуться губами, лишь чуть подвинувшись.
