Как повываешь? (ЛП) - Хайд Жаклин

— Не волнуйся, у нас будет достаточно времени, чтобы поговорить сегодня вечером, — я поспешно выхожу за дверь, зная, что не смогу оторваться от нее, если останусь. Я не могу думать, когда она рядом, но, судя по всему, также не могу быть от нее слишком далеко.

Я в полной жопе.



Уитли Уитт

Я делаю глубокий вдох, пытаюсь расслабить затекшие плечи, упираясь бедром в кухонную стойку, и резко выдыхаю. Одной рукой я потираю затекшее плечо, а другой поворачиваю шею, потянув за тяжелую белую ткань униформы.

— Ну и что, что я обнималась со своим боссом, верно? — бормочу я пустой кухне, жалея, что рядом нет кого-то вменяемого, с кем можно поговорить, потому что, по-видимому, меня сильно привлекают ходячие красные флаги⁴⁶.

Может мне изобразить разъяренного быка, подняв пальцы к ушам и заревев?

Обычно мне требуется около часа, прежде чем мозг отключается и позволяет заснуть. Но с Коннором я просто вырубилась без всяких проблем, как по щелчку, и отправилась прямиком в страну грез. Я не могла нормально заснуть уже много лет, а прошлой ночью спала великолепно. Во рту пересыхает от воспоминаний о том, каким я увидела его этим утром — с растрепанными, такими милыми волосами. Мне хотелось запустить в них пальцы, но противоречивые сигналы от него сводят с ума.

Я по уши в этом увязла и понятия не имею, что происходит. Теперь я устраиваю ночевки с засранцем — ну, вроде как — начальником.

Поднимая руки вверх, потому что пустая кухня мне так и не ответила, я перехожу к кофеварке и наполняю ее водой из-под крана. Я делаю еще один глубокий, успокаивающий вдох. Все нормально.

Нужно просто собраться и задать ему несколько вопросов, а их у меня немало. Что он делал в моей ванной на днях? Почему у него был мой вибратор? Почему его голова оказалась между моих бедер в саду? Что вообще между нами происходит? Я понятия не имею, как реагировать на то, что он довел меня до оргазма, а затем предложил ночевку с обнимашками.

Было так приятно проснуться в его объятиях — даже слишком приятно.

Мы с Тревором никогда по-настоящему не обнимались, потому что ему не нравилось, когда его трогают во время сна.

Примерно через год после развода я поняла, что, хотя мы с Тревором были лучшими друзьями, между нами не было никакой страсти. Я согласилась выйти за него замуж из страха потерять его — и себя тоже. Страх перед неизвестностью удерживал меня на месте, в городе, где я выросла. Именно поэтому я сказала «да», когда он сделал предложение.

Обниматься с Коннором — это совсем другое, и я даже не уверена, что мы друзья. Друг ведь, кажется, не просыпается с членом друга, прижатым к ягодицам. Слава богу, я проснулась раньше, чем успела сделать что-то абсолютно бесстыдное — например, попыталась оседлать его во сне.

Мысль о том, что мы увидимся позже, вызывает у меня одновременно волнение и тревогу, но обычно он появляется на кухне только после обеда. Это дает время побыть наедине с мыслями.

Я просто надеюсь, что, когда увижу его, он будет тем Коннором, которого я начинаю узнавать, а не мистером «Правила О’Дойла».

Я ставлю чайник на плиту и вытираю руки о фартук, завязанный вокруг талии.

Отгоняя тревожные мысли, я направляюсь в столовую как раз в тот момент, когда Мария раздвигает шторы на больших эркерных окнах. Яркий солнечный свет заливает комнату и освещает вихрь мельчайших пылинок, заставляя воздух блестеть.

Я улыбаюсь завораживающей сцене и тому, как солнечный свет делает ее каштановые волосы более блестящими, чем обычно, придавая им медный оттенок. Смуглая оливковая кожа и ярко выраженные румынские черты Марии всегда казались мне красивыми, тем более когда она улыбается, и в ее темно-карих глазах появляются радостные морщинки при виде меня.

Мария вытирает руки о темно-синюю рабочую рубашку, смахивая пыль, и поворачивается ко мне.

— Доброе утро, красотка, — традиционно говорит она, отчего мне каждый раз хочется покраснеть. — Предполагаю, что завтрак скоро будет готов?

— Да. Я уже поставила кофе и заварила чай, — отвечаю я, и улыбка тут же расплывается на моих губах. — Ты сегодня с утра прямо шустрая.

Мария, подначивая, кокетливо отбрасывает волосы за плечо.

— Мне, наверное, не стоит заставлять тебя выполнять мою работу по утрам, да? — смеется она.

Я отмахиваюсь.

— Все в порядке. Мне совсем не трудно.

Пока мы разговариваем, Мария начинает вытирать столы в столовой, подготавливая ее к приему гостей. После того, как она накрывает их скатертями, она также ставит на каждый квадратный стол маленькие баночки с джемом и медом, а затем солонки, перечницы и сахарницы.

Она надувает губы и вздыхает:

— У Антона без конца звенели будильники. Пришлось буквально вышвырнуть его из постели, но я уже не смогла заснуть.

Я прекрасно понимаю, что она имеет в виду. Тревор делал то же самое каждое утро в течение полутора часов, и от этого мне хотелось кричать.

Рассмеявшись и покачав головой, я начинаю помогать с ее обязанностями, так как я не могу сидеть спокойно на работе. Да и чайник еще не закипел, хотя я уже слышу, как он начинает свистеть.

— Кстати, ты не видела сегодня утром мистера О’Дойла? — спрашивает Мария, бросая на меня взгляд, пока накрывает очередной стол скатертью. — Я хотела спросить его насчет генеральной репетиции, которая у нас сегодня днем.

Я почти вижу, как она подпрыгивает от радостного предвкушения, и в этот момент ее юность — чуть за двадцать — проявляется во всей красе. Я же не могу придумать ничего хуже. Наряжаться в костюмы и прыгать по сцене, как та чашка из «Красавицы и Чудовища», — от одной мысли об этом хочется броситься в камин.

Мозг зависает, пытаясь придумать, как ответить на ее вопрос о местонахождении Коннора.

Что я должна сказать? Этим утром он спал в моей постели, но мы не спим вместе? Или просто заявить, что не знаю, где этот надменный осел?

— Доброе утро, — раздается голос Коннора у меня за спиной.

Спина напрягается от его неожиданного появления. Я оборачиваюсь и натягиваю на лицо улыбку, совершенно не соответствующую тому, как колотится сердце в груди.

Он никогда не приходит на кухню или в столовую так рано, и мой удивленный взгляд тут же падает на белую коробку в его руке.

— Мистер О’Дойл! — восклицает Мария, прерываясь в работе и подходя к нему с лукавой улыбкой, по которой я сразу понимаю, что она что-то задумала. — Я тут подумала, а можно мне пропустить сегодняшнюю репетицию?

Коннор приподнимает бровь, глядя сверху вниз на хрупкую Марию.

— Я думал, что мое письмо всем сотрудникам было предельно ясным. Ни репетиции, ни мероприятия не подлежат обсуждению.

Мои губы приоткрываются от удивления. Я думала, что он ведет себя как гондон только со мной! Почему я чувствую легкую ревность? Я начала считать, что это просто наше личное танго. Как он смеет мне так изменять?! Или, может, я просто невыносима.

Мария заправляет прядь каштановых волос за ухо.

— Я знаю все движения и уже давно их отработала, так что надеялась, что можно будет сделать исключение только в этот раз?

Один уголок его губ дергается, как будто он пытается не улыбнуться.

— Ну, ты действительно самая воодушевленная участница мероприятия, и к тому же единственная, кто знает все, в отличие от некоторых сотрудников, — его взгляд скользит на меня, но в этот раз в нем нет привычной враждебности, словно он просто хочет поиграть со мной. — Так что я разрешу это только на этот раз. Наслаждайся вечером с Антоном.

Губы Марии приоткрываются от удивления.

— Откуда вы знаете?

Коннор смеется — тепло и непринужденно.

— Я знаю обо всем, что происходит в этом отеле, — затем он наклоняет голову в мою сторону. — Вы не возражаете, если я попрошу продолжить выполнять свои обязанности в другом месте? Мне нужно поговорить с Уитли наедине.

Мария бросает на меня обеспокоенный взгляд, но быстро направляется к выходу.