Эрин Боу - Закон скорпиона
Поэтому ли она меня поцеловала?
Я смотрела на них, пока Элиан не взял меня за локоть и не увел.
– Пусть они считают, что их никто не видит, и наслаждаются своей иллюзией, ладно? – Уходя, он показал пальцем через плечо. – Значит, вот так?
– Это… – Я смутилась и кивнула. – Да, вот так.
Он тихонько рассмеялся.
– Ты только послушай себя. Ты стала говорить почти как человек!
Мы брели куда глаза глядят, вдоль террас, через сад. Ночью здесь было все по-другому, черное с серебром, как на древних фотографиях.
– Если хошь, поучу тя грить попроще. – Элиан нарочито усилил свой акцент, как у него бывало, когда он нерв ничал. – А потом попробуем и сленг.
– Элиан, как говорю, так говорю.
– Да пожалуйста, – мягко сказал он.
От каждого нашего шага в воздух взмывали кузнечики. Вдалеке было слышно койотов – настоящих, а не детей, которые в них играют. Судя по звуку, полуподросшие щенки, пробующие тявкать, выть и хохотать почти по-человечески, как это умеют койоты. Как ни странно, мне это напомнило звук вечеринки, если слушать из-за угла в тихом коридоре – звук из Галифакса.
Элиан вздохнул и потянулся, внезапно оказавшись очень высоким.
– Как думаешь, нам позволят дойти до реки?
– Сомневаюсь.
Надзирателя, которого «случайно» уничтожила Зи, наверняка заменили или отремонтировали. И он стоит наготове.
Впереди был обрыв, террасы закончились. Внизу петляла река, блестящая, как стекло. Даже не оборачиваясь, мы чувствовали темную массу здания обители и присутствие мачты Паноптикона, темной и причудливой, как экзоскелет сверчка.
«Это иллюзия, – сказал Атта. – Они читают наши мысли». Не читают. Или все же…
Что-то такое мог бы уметь аббат, но что бы ему дало это умение? Я и сама не знаю, что я думаю.
– А мне все равно, притворяются они или нет, – сказал Элиан, словно отвечая на мои мысли, а не на последние слова Атты. – Вот совсем наплевать. Чтобы часок провести без этих пауков – я согласен.
– Они ушли от тебя?
– Просто отпали. Как насосавшиеся клещи. Когда я снял рубашку.
– И поэтому ты сразу пошел пробовать, что тебе еще дозволено?
– А как же! – засмеялся он. – Они на меня давили, чтобы я сломался, вот я и сломался. Мечтаю прогуляться, держась за руки с принцессой Гретой.
– Мы не держимся за руки.
Он взял мою руку.
– По залитому лунным светом саду.
– Луна еще не взошла.
Он остановился и повернулся ко мне:
– А я не мечтаю.
– Элиан, надо быть серьезнее. Камберлендский альянс…
– Я знаю. – Он взял мою вторую руку, погладил большими пальцами костяшки. – Мы будем воевать. А это значит, что нас убьют. Знаю.
– Тогда зачем ты делаешь так, чтобы они тебя…
Его пальцы замерли.
– Я делаю?! – переспросил он. – О господи, Грета.
Он отпустил мои ладони. Несколько секунд мы стояли посреди темного сада и смотрели друг на друга. Потом Элиан отошел от меня на пару шагов и сел на большой валун, поддерживающий террасу.
– Ну а ты? – сказал он, и голос его резко похолодел. – Готова умереть?
– Может быть, до этого и не дойдет. Панполярная конфедерация – сверхдержава.
«А Камберлендский альянс, – не решилась сказать я Элиану, – непонятно чем объединяемые остатки государства, предшественник которого только что проиграл войну, стыдно сказать, с Конфедерацией Миссисипи». Я решила ответить так:
– Если Камберленд бросит нам вызов… для него это будет война с превосходящим по уровню вооружения противником. Может быть, и не нападут.
Аббат в это не верил. Моя мама в это не верила. Я не верила. Но сейчас я старалась крепко держаться этой мысли.
Элиан порушил мои планы.
– Может быть, вы превосходите нас по уровню вооружения, – сказал он, так сильно подчеркнув последние два слова, что сарказм переливался через край. – Но не в смекалке. Возможно, мы не победим, если выстроим войска шеренгами, которые удобно расстреливать, – поэтому так мы делать не будем.
– Нельзя изменить законы войны.
– Ты не знаешь мою бабушку. Она могла бы изменить даже законы физики, если бы сурово на них посмотрела.
– Но Талис…
– Молчи. Мы будем воевать. Я не сомневался в этом, еще когда попал сюда, и теперь не сомневаюсь. Мы с тобой, принцесса, должны будем умереть, – произнес он с каменной уверенностью.
Я тихонько – и изящно, ведь я же принцесса – присела на террасу рядом с ним.
– Значит, ты точно знаешь? Арментерос тебе сказала когда?
Он ответил не сразу.
– Считаешь, она бы мне сказала? Даже не подумала бы. – (Я только что царапнула ему сердце. Как воочию видела эту ранку.) – Нет, мне ничего не говорили. А тебе?
– Думаю, моя мать считает… что милосерднее скрыть от меня, когда именно это произойдет.
– Понятно. Это сострадание.
Можно было подумать, что он сказал «со страданием». Со страданием сострадание. Так ли? Не знаю. Может, и на самом деле со страданием.
– Я читала распечатки.
– Еще бы. Штудировала наверняка, – засмеялся Элиан легким, как звездный свет, смехом. – И какие предположения? Долго еще?
– Вопрос недель. Дипломаты дошли до эндшпиля. Не больше нескольких недель.
– Или дней?
– Возможно, дней.
Он закрыл глаза.
– А я ничего не могу придумать, кроме нескольких способов запустить коз в библиотеку.
Я подавила смешок, и он вышел у меня через нос – в облагороженной королевской манере, разумеется.
– Я люблю тебя, – сказал Элиан.
– Что?
Столько рассуждений о смерти, но все же именно эти слова заставили меня вскрикнуть.
– Я люблю слушать, как ты смеешься. Я просто… – Он потянулся ко мне. Я сжалась. Он замер, и его руки остановились в воздухе на полпути. – Просто… Ты выглядишь совсем другой. Когда у тебя волосы распущены.
Поспешив за Зи, я так и оставила волосы в хвосте. Он свисал ниже пояса.
– Другой?
Я не знала, хуже это или лучше. И как нелепо, на пороге смерти, что мне хотелось это знать.
Но мне хотелось.
– Еще как. – Элиан кивнул. – Можно, я только…
Он завел руки мне за голову, и я почувствовала, как его пальцы шарят у меня на затылке. Ночь была теплой, но я вздрогнула всей кожей. Он был близко, и я чувствовала запах мыла – такого же, как на руках у Зи, – и представляла, каковы будут эти руки на вкус. Наверное, щелочь – как электрический разряд на языке. Элиан сумел развязать узел, поднял волосы у меня со спины и расправил по плечам, как накидку. В волосах нет нервных окончаний, но от прикосновения каждой волосинки к шее я вздрагивала и вспыхивала искрами.
Как странно, что мне подумалось об электричестве. И не как о наказании.
– Грета, я не стану уходить тихо. – В его голосе не было вызова. Он был мягким, как шепот любящего. – Им придется меня тащить.
