Наталия Ломовская - Лебяжье ущелье
– Я пришел к тебе с приветом! Просыпайся, дорогая! Я уже пробежался по лесным дорожкам, бодр и весел, как скворец, а моя женушка, моя хозяюшка, все спит! Печь не топлена, корова не доена, мужик не приласкан!
И бросался на Ганну с поцелуями.
Чего ему стоило это бодрое веселье, этот наигранный любовный энтузиазм! Жена опротивела ему. Он никогда не любил ее, но что-то ведь было между ними – эхо нежности там, где проскользнула страсть, дружба двух прожженных циников, порочная, основанная на корысти, привязанность. Юрию нравилось в ней то, что нравилось когда-то в Марго, но сходства оказалось мало, чтобы возникла любовь. Да, но денежки Марго все у нее, нежному мужу не удалось наложить на них лапу, он по-прежнему был гол как сокол, за каждую копейку отчитывался перед женой!
Развод – это немыслимо. Как ни тяжело его теперешнее положение, еще тяжелее будет снова оказаться на бобах и начинать все сначала. Нет, нет, это немыслимо, хотя жена стала ему невыносима. В ней так и не пробудилась женщина, возможно, в этом повинно то происшествие, о котором она со слезами рассказывала ему, а он слушал вполуха. Она холодна и скучна в постели, не то что та, яркая, своевольная, чья страсть, словно жидкое пламя, прожигает его насквозь и требует его всего, целиком, без остатка! Ему милы даже ее капризы, даже заплаканная, она кажется ему первой красавицей, влечет, будоражит, дает почувствовать всю полноту жизни и страсти!
… – Наконец-то! – прошептала Тоня. Она ждала его в привычном назначенном месте, в ротонде на берегу озера. Надо же – перед ними огромный пансионат в три этажа, только номеров класса люкс десять штук, а они ютятся в каком-то сквозном строеньице, у них даже постели своей нет и сроду не было! В пансионате повсюду люди – дежурные, горничные, шпионки и наушницы Ганны, они все происходящее доводят до сведения хозяйки! – Отчего так долго? Я замерзла.
– Ты лгунья, лгунья, – бормотал он, отыскивая в темноте ее губы. – Ты вся горишь, у тебя губы горячие, руки горячие, плечи… Я не мог раньше, она все возилась, все не засыпала. Спросила меня даже, хочу ли я иметь от нее ребенка, можешь себе представить!
– А ты что? – Тоня отстранилась, посмотрела на него блестящими в свете звезд глазами. – Хочешь?
– И ты туда же! – Юрий принужденно засмеялся. – Не хочу, конечно! Я только тебя хочу, тигрица моя, счастье мое рыжее…
– Отстань! – Тоня толкнула его в грудь. Она знала, что сопротивление распаляет его, и частенько прибегала к такому средству, но теперь, казалось, была серьезна. – Не хочу я! Не могу так больше, не могу!
– Что с тобой? – забормотал Юрий. – Ну… Не хочешь, зачем тогда сюда пришла?
– А что мне было делать? Начальник зовет на свидание, значит, нужно идти, а то уволят!
– Тоня, это несправедливо. Зачем ты так говоришь?
– Потому что мне гадко все это, понимаешь ты, гадко! Встречаемся с тобой, как Ромео с Джульеттой! У меня воспаление придатков скоро будет от этой каменной скамейки, а жена твоя храпит в теплой постели! А днем мне на тебя и глаза поднять не смей, она же расхаживает тут, командует! Тоже мне, Маргарет Тэтчер!
– Ты просто ревнуешь, дурочка!
– Ага, как же! Нужен ты мне, тебя ревновать!
Юрий принял эти слова за проявление милой девичьей строптивости, он и не подозревал, насколько искренней была сейчас его очаровательная любовница! Она нисколько не ревновала его к жене, ведь та была такой серой, такой неинтересной, словно три года валялась за шкафом! Но она ревновала его жену к ее деньгам, к мягкой и теплой постели, в которой она спала, раскинувшись, в то время как Тоне приходилось отдаваться своему возлюбленному на жесткой и холодной скамье, и мириады комаров в это время атаковали их!
– Я на тебя не сержусь, – сказала Тоня, бросив вскользь взгляд на Юрия. У того тряслись губы, он был положительно жалок. Любовная страсть довела этого внешне рационального, но слабого по сути своей человека почти до срыва, его нервы, его мысли целиком были подчинены этой женщине, и она, почувствовав это, ослабила давление. – Но она слишком уж нам мешает. Может, она поедет куда-нибудь, хотя бы на время? Отдыхать, путешествовать…
– Да, как же! У нее же тут столько дела! – Юрий скорчил жеманную гримаску, свел губы в куриную гузку, изображая, как ему казалось, Ганну. – «Я всюду поспеваю, все делаю одна, без меня пансионат крахом пойдет…» И потом, она требует, чтобы я повсюду ее сопровождал, таскает меня за собой, как будто я ее собственность! Я ее ненавижу, черт побери! И, если ты хочешь…
Он замолчал, осмотрелся вокруг и понизил голос:
– Если ты хочешь, я… я с ней разведусь.
– Нет, что ты, – мягко сказала Тоня.
– Ты боишься? Боишься, что пропадешь со мной, будешь голодать и нуждаться? Но у меня свой небольшой бизнес…
– Контора имени Лени Голубкова?
– …кое-что отложено, есть квартира в новом комплексе… Ты не пожалеешь об этом, клянусь тебе!
– А ты? Ты не пожалеешь? – вкрадчиво спросила Антонина, и он повесил голову. Да, он мог бы пожалеть, мог бы возненавидеть потом предмет своей нынешней страсти, мог бы бросить ей в лицо горький упрек, и знал за собой это. И она знала, и это восхищало Юрия.
– Но что же нам делать?
– Не знаю, дорогой. – Тоня наконец приблизилась к нему, положила руку на его грудь, и место, куда прикоснулась ее ладонь, моментально запылало огнем. – Но у меня есть одна мечта. Мне хотелось бы проспать с тобой в настоящей постели всю ночь, всю ночь напролет. Заснуть, обняв тебя… Обнять тебя, проснувшись… Разбудить тебя поцелуями… Вот чего мне хочется…
– Погоди, я, кажется, придумал, – отвечал Юрий, тяжело дыша. – Если нет возможности отправить отсюда мою жену, то мы можем уехать сами. Я скажу, что плохо себя чувствую, что мне нужен отдых. Я куплю путевки – все равно куда, туда, где тепло, где пляж, море… И мы с тобой уедем, на две, или на три недели, будем только вдвоем!
– Она тебя не отпустит, милый, – воскликнула Тоня. – Ни за что не отпустит! Заподозрит, что ты…
– Ну, это мы посмотрим! В конце концов, мне наплевать! Хочешь, я сейчас пойду к ней, растолкаю ее, и скажу, что у меня есть ты, что я уезжаю с тобой? Она не посмеет мне сказать ни слова!
– Она так любит тебя, бедненькая… Вряд ли это ей понравится…
Но в Юрии проснулась осторожность. Да, он знал, что Ганна любит его без памяти, но был не совсем уверен, что та согласится делить его с любовницей. Ох, нет! Скорее сдвинет свои подмазанные брови, усмехнется и скажет, превозмогая боль: «Что ж, дорогой, скатертью дорога. Желаю счастья в твоей новой жизни».
– Пожалуй, ты права. Не стоит причинять ей такое горе, тем более что это ничего не решит.
– Вот если бы…
– Если бы что?
