Дж. Уорд - Восторг
Мэлс откинулась на спинку кресла, отчего заскрипели шарниры, и она превратила штуковину в музыкальный инструмент, наигрывая веселенькую мелодию, которую придумала после тысячи аналогичных вечеров. Название песни – «Успешно протираю штаны», и отрывок сопрано она насвистывала.
– Еще здесь, Кармайкл?
Выпрямившись, Мэлс скрестила руки на груди.
– Привет, Дик.
Ее шеф протиснулся в то малое пространство, которым она располагала, его пальто висело на руке, а галстук вокруг его мясистой шеи был развязан после очередной попойки в «Чарли».
– Снова работаешь допоздна? – Его взгляд опустился к пуговицам на ее кофте, будто он надеялся, что проглоченный виски дарует ему силу телекинеза. – Должен сказать, что ты слишком хороша для этого. У тебя нет парня?
– Ты же знаешь меня, я вся в работе.
– Ну… у меня есть кое-что, над чем ты можешь поработать.
Мэлс смотрела на него ровным и спокойным взглядом.
– Спасибо, но сейчас я уже занята. Провожу исследование по распространенности сексуальных домогательств в отраслях с большим числом мужчин, таких как авиалинии, спорт… газетное дело.
Дик нахмурился, будто его уши услышали не то, что он хотел слышать. И это полный бред. Потому что ее реакция на его действия не менялась с самого первого дня.
В общей сложности, она отшивала его в течение двух лет. Боже, уже прошло так много времени?
– Статья сенсационная. – Она потянулась к мышке и нажала на кнопку, лишая экран ждущего режима. – Полно статистики. Очерк станет моей первой национальной историей. Межполовые проблемы в постфеминистской Америке – наболевшая тема… конечно, я могу просто выложить ее в блоге. Может, дашь мне пару комментариев?
Дик перекинул пальто на другую руку.
– Я не давал тебе такой темы.
– Моя инициатива.
Он поднял голову, будто искал другую жертву для приставаний.
– Я читаю только то, что поручаю.
– Возможно, ты сочтешь статью достойной внимания.
Парень потянулся, чтобы расслабить галстук, будто отчаянно нуждался в воздухе, но – сюрприз! – галстук уже развязан.
– Ты напрасно тратишь свое время, Кармайкл. До завтра.
Уходя, он накинул на себя пальто в стиле Уолтера Кронкайта[4], с лацканами из семидесятых, ремень висел на петлях, словно его кишки были не там где надо. Вероятно, Дик купил тряпку во времена Уотергетского скандала[5], Бернштейн и Вудворд[6] вдохновили его двадцатилетнее эго на погоню за деньгами… которая вылилась в главную газету небольшого города.
Совсем неплохая работенка. Просто не главный редактор «Нью Йорк Таймс»[7] или «Уолл Стрит Джорнел»[8].
И это, кажется, беспокоит его.
Так что да, не нужно быть гением, чтобы списать его неадекватность на апатию лысеющего рулевого в отставке, горечь от постоянного я-не-на-своем-месте-ощущения смешивалась с ощущением утекающего времени у мужчины, которому скоро стукнет шестьдесят.
Одно она знала точно: что его линия подбородка больше напоминала кусок сэндвича, чем принадлежала кому-то вроде Джона Хэмма[9]. У мужика не было ни одной объективной причины верить в то, что ответ на все женские проблемы лежит у него в штанах.
Когда двойные двери с шумом захлопнулись позади ее босса, Мэлс сделала глубокий вдох, мысленно представляя, как автобус Колдвеллского управления городским транспортом оставляет следы от шин на спине этого доисторического пальто. Но, благодаря сокращению бюджета, КУГТ не ездит по Торговой после девяти вечера, а сейчас уже… ага, семнадцать минут десятого.
Уставившись на монитор, она понимала, что, возможно, ей следовало отправиться домой.
Ее статья-инициатива на самом деле была посвящена не подглядывающим начальникам, которые вынуждают своих женщин-подчиненных думать об общественном транспорте как об орудии убийства. Статья о пропавших без вести. Сотни пропавших в городе под названием «Колдвелл».
Колди, дом мостов-близнецов, шел впереди всех по исчезновениям. За последний год в городе с населением в каких-то два миллиона заявили в три раза больше случаев, чем в пяти районах Манхэттена и в Чикаго… вместе взятых. А общее число за последние десять лет обскакало все Восточное побережье.
Что странно: ужасающие цифры – не единственная проблема. Люди не просто пропадали на какое-то время.
Эти ребята никогда не возвращались, никого не находили. Ни тел, ни следов, никаких перемещений в другие юрисдикции.
Будто их засасывало в другой мир.
После собственного расследования у Мэлс возникло предчувствие, что то неподдающееся логике массовое убийство в фермерском доме месяц назад было связано с бумом пропавших…
Все те молодые парни, выложенные в ряд, искромсанные.
Предварительный отчет предполагал, что многие из тех, кого удалось опознать, так или иначе, числились пропавшими. На подавляющую часть были заведены подростковые дела или приводы за наркотики. Но все это было неважно для их семей… и не должно иметь значение.
Не обязательно быть святым, чтобы стать жертвой.
Жуткая сцена с сельских окраин Колдвелла попала в национальные новости, каждый канал послал своих лучших людей, от Брайана Уильямса до Андерсона Купера. Газеты сделали то же самое. И все же, несмотря на привлеченное внимание и давление со стороны властей, а также ропот по праву обеспокоенного сообщества, истинная история все еще ждала своего часа: полицейское управление Колдвелла пыталось связать с кем-нибудь эти смерти, с кем угодно, но они ничего не добились… хотя работали над делом круглые сутки.
Должна быть какая-то разгадка. Всегда и на все была своя разгадка.
И она намеревалась выяснить все «почему»… ради жертв и ради их семей.
Также настало время для чего-то выдающегося. Она пришла сюда в двадцать семь, переехав с Манхэттена потому, что в Нью-Йорке было слишком дорого жить, и потому, что в обозримом будущем ее не ждало повышение в «Нью-Йорк Пост». План был таков: переселиться месяцев на шесть, немного подкопить денег, живя с матерью, и тем временем сосредоточиться на крупных рыбах: «Нью-Йорк Таймс», «Уолл Стрит Жорнал», может даже на работе репортера в «Си-Эн-Эн» [10].
На деле все вышло совсем иначе.
Сосредоточившись на экране, Мэлс взглядом очертила колонны, которые знала слишком хорошо, выискивая подсказки, которых не видела прежде… приготовившись найти ключ, открывающий дверь не просто ко всей трагедии, но и к ее собственной жизни.
Время пролетало мимо нее, а она – отнюдь не бессмертная…
Когда Мэлс ушла из отдела новостей примерно в девять тридцать, те строки с информацией появлялись перед глазами каждый раз, как она моргала, словно видеоигра, в которую она играла чересчур долго.
