Ларисса Йон - Бессмертный всадник (ЛП)
А если он осознает то, что сделал с Руной, повлияет ли это на его выздоровление? Ни один из ее братьев ни разу в порыве гнева не поднял на нее руку – хоть она и заслуживала этого, даже если они об этом не догадывались.
Она могла лишь представить, как они будут терзать себя, если сделают ей больно.
Одна мысль, что будучи ребенком, Эрик подвергся насилию... Господи, ее никогда не волновали такие ужасы, точнее, если говорить открыто, она не позволяла себе чувствовать сожаление к кому бы то ни было. Но, представляя Эрика, окровавленного и избитого своим собственным отцом, что-то переворачивалось глубоко внутри нее.
Ее воспитывали принцессой, учили как быть жестокой и мелочной, в тоже время, она понятия не имела, каково это, когда тебя избивают и предают.
Лимос всегда считала, что к ней относятся как особе королевских кровей потому, что мать любит ее, а другие демоны бояться… но что, если такое поведение должно было сделать ее черствой, не способной сопереживать, поскольку сама она понятия не имела о боли?
От самой мысли об этом ей становилось плохо, но опять же, совсем не из-за собственной участи. Она никогда не испытывала страданий, особенно, от рук отца. Черт, она даже никогда его не видела.
На мгновение, она задумалась, жив ли отец Эрика, но потом поняла, Что Тень прервал бы его жалкое существование. И опять Лимос испытала противный укол зависти, которая напомнила о том, что есть у Руны, но никогда не будет у нее.
Встряхнувшись от бесполезной жалости к себе, она снова вошла в комнату Эрика. Он все еще был в отключке, развалившись на кровати, он выглядел как-будто отсыпался после бурной попойки. Сейчас ей совсем не казалось, что Эрик когда-нибудь сможет вырваться из ада, в который превратилось его сознание.
Лимос опустилась на кровать рядом с ним, стараясь утешить единственным известным ей способом – касаясь нежными движениями его рубашки и перебирая волосы, упавшие ему на лоб. Она делала то же самое для своих братьев, когда они лежали раненные после битвы, надеясь, что в ее прикосновениях они найдут спокойствие и умиротворение.
Ясное дело, они быстро поправлялись, но если повреждения были достаточно тяжелыми, они страдали часами, а иногда даже днями, пока ждали, когда затянуться их раны.
Это был полный отстой. Лимос чувствовала себя такой беспомощной. Не важно, что она делала, ситуация становилась только хуже. Хотя… минуточку… возможно, она все же могла помочь. Если он никогда не вспомнит, что причинил боль Руне….
Да. Улыбаясь, поскольку, наконец могла что-то сделать для Эрика, она приподняла пальцами его веки и уставилась в его стеклянные глаза. Очень осторожно, она проникла в его разум и стерла досадное воспоминание о том, как он ударил свою сестру.
В отличие от Ареса, Лимос не могла восстанавливать удаленные участки памяти, но ее это и не понадобится.
Визит Руны стал тем, о чем ему лучше забыть.
Переводчики: navaprecious, silvermoon
Редактор: natali1875
Глава 11
Кинан сидел в зале заседаний штаб квартиры Эгиды в Берлине, пребывая в шоковом состоянии. Он все еще пытался переварить информацию, прочитанную в одном из трех свитков, которые он принес своим сотрудникам-Старейшинам вместе с другими сокровищами, добытыми из затерянного склепа, найденного Лимос.
Оказалось, что маленькие артефакты не имеют особой ценности, но один из историков занимался исследованием их происхождения, и все еще мог узнать что-то важное.
Таким образом, два свитка рассказывали о битвах с демонами... интересная, но в конечном счете, не такая уж и большая археологическая находка.
Но третий свиток... Иисусе. Если то, о чем там говорилось, правда, он мог навсегда изменить ход истории человечества.
– Итак. – Валерий – старейшина, приходившийся Кинану дальним родственником, типа шурина, поднял очки и потер свои налитые кровью глаза. Они безостановочно изучали свиток, искали схожие тексты в библиотеках и пытались разгадать некоторые из самых загадочных фраз. – Мы думаем, что это может стать ключом к остановке Апокалипсиса. Но хотим ли мы рисковать жизнью Эгидовцев из-за своих догадок?
Малик, который, прежде чем присоединился к Сиджилу, воевал с демонами на протяжении тридцати лет по всему Ближнему Востоку, тряхнул головой.
– Мне это не нравится. Мы просим Хранителей исполнять задания, которые, как все мы знаем, могут привести к их гибели, и они понимают опасность, что является частью работы. Но это...
Лэнс, канадец, который затерял свое чувство моды где-то в восьмидесятых, покрутил ложечку для кофе по столу.
– Хранитель будет добровольцем. Она узнает, что нет никакой гарантии на успех.
Ага, если предположить, что они найдут добровольца для своего секретного плана.
То, что они собирались открыть Хранительнице, которая ждала снаружи, могло выбить почву у нее из-под ног.
Бля. Кинану все это не нравилось. Жизнь была намного проще, когда он был рядовым солдатом на передовой линии Эгиды. Он управлял крупной ячейкой Хранителей, но в основном, сражался с демонами. Убей или будь убит. Простое дерьмо.
Теперь он манипулировал жизнями и судьбами, и ни что из этого в нем не уживалось.
Валерий откинулся на спинку своего кресла и уставился на картину, изображающую битву между ангелами и демонами.
– Мы должны верить, что это сработает.
– Верить? – Обычно спокойный, Декер сидел в своем кресле прямой как доска, пробегая рукой взад и вперед по блондинистой шевелюре. – Вера для людей, которые хотят верить в то, чего не могут доказать. Я могу верить в то, что я невидим, но это не станет правдой. – Он тряхнул головой. – Вы, люди, раздражаете меня. Вы имеете дело с магией, пророчествами и дерьмом, которое никто из нас не понимает.
– А ты думаешь военные могут сделать лучше? – спросил Малик.
– Я этого не говорил. – Чем больше Декер волновался, тем заметнее становился его Южный акцент. – Но у вас нет никаких гарантий. Пока вы... мы... не узнаем, вы не должны запускать свой план в действие.
Слова Декера имели смысл. Подразделение армии по работе со сверхъестественным имело дело с теми же вещами, что и Эгида, но из-за того, что это был спецотряд вооружённых сил, Полк Смотрителей-Х должен был придерживаться четкой процедуры действий: следовать цепочке приказов, которые не позволяли ни малейшего отклонения от распоряжений, проявлять полнейшее недоверие ко всему магическому и, важнее всего, соблюдать осторожность и еще раз осторожность.
Эгида же, полагалась на то, чего военные опасались... магию... и имела тенденцию действовать более спонтанно.
