Дарья Кузнецова - Симбиоз
Я инстинктивно зажмурилась, когда тюремщик, крепко держа меня за руку, шагнул прямо в стену; к слову, не ту, через которую он выходил обычно. Наверное, ожидала, что меня стена не пропустит, но — нет. Сейчас преграда оказалась вполне проницаемой, на ощупь похожей на желе. Не самое приятное ощущение, но она по крайней мере не была липкой и не оставляла части себя на путешественниках.
— Алёнка! — раздался встревоженно — радостный возглас братца. Я распахнула глаза, не веря своим ушам. Мы оказались в комнате, совершенно неотличимой от моей. Младший сидел в углу на полу, но при виде гостей поспешил подняться.
— Ваня! — радостно взвизгнула я, бросаясь к нему. Тюремщик удерживать меня не стал, так и стоял на месте с миской в руках, молча наблюдая. — Ванечка, родной мой, живой! Как ты?!
— Как ты? Они тебя не обижали? — одновременно со мной спросил брат, крепко стискивая в объятьях.
— Ну, если не считать того, что я уже дурею со скуки, то, наверное, не обижали, — со смешком ответила я первой. — А ты? Зачем ты тогда на них бросился?! Балбес, у меня чуть сердце не остановилось!
— А что они…? — задиристо возразил мелкий, но продолжать тему не стал. — Да ладно, бросился и бросился. Они мне вон даже физиономию этой своей гадостью помазали, так что даже не болело.
— Какой гадостью? — настороженно уточнила я и отстранилась, пристально разглядывая физиономию младшего.
— Ну этой своей, чёрной. Я сначала перепугался, думал — всё, она съест мне мозг, и привет. Но мозг она похоже не нашла и сдохла от голода, — весело сообщил он.
— А родителей и Василича ты видел? — с надеждой поинтересовалась я.
— Да какой там! Сижу тут один, на стенку со скуки лезу… Как ты этого уломала на встречу?! Они что, по — нашему понимают? Или он сам предложил?
— Они не только понимают, они ещё и разговаривают, как оказалось! — Я не нашла нужным что‑то скрывать. — Представляешь, он мне подсвистывать начал, когда я на скрипке играла, а потом вообще заговорил. А сегодня вот к тебе привёл, когда я объяснила, что мне одной страшно и вообще очень плохо. То есть, получается, они нас по одному держали не со зла, так что ли?
— Угу, от большого добра и из лучших побуждений, — проворчал Ванька, бросив недовольный взгляд на стоящего у стены тюремщика. Тот, кажется, потерял к нам всякий интерес. Во всяком случае, буравил пространство расфокусированным взглядом, держась при этом свободной ладонью за стену. — Что это с ним? — вполголоса уточнил младший.
— Не знаю, — честно ответила я, покосившись на неожиданно проявившего склонность к сочувствию чужака. — Они вообще какие‑то странные, я до сих пор не уверена, люди они, или что‑то совсем другое?
— Люди или нет, а физиономии разные, — прокомментировал Иван. — А я думал — маска!
— Дети! — наш разговор прервал радостный возглас тёти Ады, и мы с братом, ошалело переглянувшись, развернулись на голос. В стене рядом зиял внушительных размеров провал и из него выглядывала тётя, над плечом которой нависал её муж. Мы даже до конца не успели осознать свою радость, когда из другой стены в комнату вышел Василич в сопровождении ещё одной чёрной кляксы с человеческим лицом. Как и утверждал братец, лицо у того было совсем другим, не как у моего «меломана».
На некоторое время мы совершенно забыли, где находимся. Тишина камеры наполнилась радостными возгласами, тётя Ада, расчувствовавшись, даже заплакала, и я почти готова была последовать её примеру. В этот момент мне, кажется, больше ничего не было нужно и ничего не интересовало. Главное, все близкие и родные люди живы, здоровы и рядом. А остальное — мелочи.
Когда я более — менее вернула себе способность реагировать на внешние раздражители (то есть, совсем внешние, находившиеся за пределами нашего маленького родственного круга), оказалось, сопровождающий остался только один, меломан. А в стенах появилось ещё два прохода, один — там, откуда привели Василича, и второй — там, откуда пришла я.
— Интересно, с чего это нам такая милость, как разрешение на свидание? — подозрительно поинтересовался Василич, озираясь. — Неделю сидели на задницах ровно, а тут вдруг оживились.
— Неделю?! — вытаращилась на него я. — Мне показалось, по меньшей мере месяц прошёл!
— Неделя, чуть меньше, — подтвердил брат, постучав себя пальцем по лбу, на котором красовался незамеченный мной поначалу бик. — А это их Алёнка как‑то уболтать сумела, — поспешил заложить меня младший.
— Вот же настоящая женщина, — хмыкнул штурман. — Даже инопланетный мозг способна проклевать и добиться своего!
— Жень, если будешь всякие гадости говорить, мы тебя отселить попросим! — ворчливо одёрнула его тётя Ада, крепко обнимавшая нас с братом.
— Какие гадости?! — праведно возмутился Василич. — Я же любя, с искренним восторгом! Алёнушка, расскажи нам, как ты умудрилась договориться с этими кляксами?
Я на всякий случай настороженно обернулась к тюремщику, который меня сюда привёл, но он тоже когда‑то успел уйти, оставив нас предоставленными самим себе. Только миска с едой обнаружилась рядом с тем местом, где он стоял. Похоже, ограничивать наши разговоры никто не собирался. Подобрав ёмкость — не пропадать же добру! — я приступила к подробному рассказу. Поделилась и собственными размышлениями об их природе, и всеми наблюдениями, и странностями, и даже постаралась по возможности точно пересказать все наши короткие беседы. Про собственные слёзы только умолчала: сейчас, когда весь дружный экипаж был рядом, за ту истерику мне было немного стыдно. Напрашиваться на сочувствие не хотелось, а иного смысла в этой подробности я не видела.
— Подозрительные ребята — эти кляксы, — подвёл итог моему рассказу Василич. — Если он когда‑то знал наш язык, но умудрился его забыть, он явно имеет прямое отношение к людям. Или был человеком когда‑то, или в какой‑то мере остаётся им сейчас.
— Память не дотёрли? — предположил капитан.
— Не вяжется, — возразил штурман. — Если бы он один такой дефектный был, зечика бы лысого нас сейчас в кучу собрали. Устранили бы или его, или несоответствие памяти. Может, он, конечно, большая шишка, или умудрился скрыть свои отклонения от товарищей, но… тоже сомнительно.
— Может, их эта чёрная дрянь поработила? Или они — взбунтовавшийся результат какого‑то генетического эксперимента? — предположил Ванька.
— Хороший, однако, эксперимент был! — Дядя с лёгкой улыбкой качнул головой. — Новые виды материи и способы перемещения, и ничего до сих пор нигде не применяется? Вряд ли. Да и про рабство тоже сомнительная версия. Каким, интересно, образом?
