Эми Эвинг - Драгоценность
– Как ты? – спрашивает она.
– Все в порядке, а ты…
И вдруг выстрелы разрывают воздух, когда гвардейцы начинают палить из ружей, чтобы усмирить толпу. Мы сбиваемся вместе, как стадо оленей, затихая в напряженном молчании. Я сжимаю руку Рейвен.
– Как дворец дома Озера? – спрашивает Рейвен. – Герцогиня хорошо к тебе относится?
– Я… не знаю. Она ударила меня. Но потом подарила виолончель. И еда отменная. – Рейвен смеется, и я улыбаюсь. – А как графиня дома Камня?
Она ухмыляется.
– Не думаю, что мы с ней поладим.
– Почему? Что ты имеешь в виду?
– Не беспокойся обо мне, Вайолет. – Рейвен хитро усмехается. – Я заставлю ее проклинать тот день, когда она купила меня.
– Рейвен, не надо, – умоляю я. Меня восхищает храбрость моей лучшей подруги, но боюсь, что тут не прокатит, как с розыгрышами в Южных Воротах. – Она может отомстить тебе.
– Да. Я знаю. – Рейвен отрешенно смотрит куда-то вдаль. – Ты уже была у врача?
– Нет.
– Скоро пойдешь. И тогда все узнаешь. – Мышца дергается на ее скуле. Рейвен вздыхает. – А может, и нет. Может быть, герцогиня совсем другая. Но графиня… с ней что-то не так, Вайолет.
– Рейвен, ты меня пугаешь, – говорю я.
Она сжимает мою руку.
– Не волнуйся, я справлюсь.
Очередной залп выстрелов сотрясает воздух. Королевские особы покидают дворец.
– Я не хочу расставаться с тобой, – шепчу я Рейвен.
– Я тоже. – Она храбро улыбается. – Но мы ведь будем видеться. Мы же из Домов-основателей, верно?
– Верно, – говорю я, стараясь казаться увереннее, чем себя чувствую. Дамы начинают разбирать своих суррогатов, закрепляют браслеты на запястьях и ведут девушек на поводках к автомобилям.
– Она не должна видеть нас вместе, – говорит Рейвен, напряженно замирая. Графиня дома Камня, легко узнаваемая туша, медленно спускается по ступеням. И вот уже моя рука повисает одиноко, а Рейвен растворяется в море черной вуали.
– Ну как? – вдруг раздается рядом со мной голос герцогини. Она забирает у меня браслет и защелкивает его на своем запястье. – Ты хорошо себя вела?
– Да, моя госпожа, – бормочу я, опуская глаза.
– Вот и славно. Мы едем домой.
Лес за окном автомобиля расплывается мутным пятном.
Мои мысли путаются, я все пытаюсь понять, что хотела сказать Рейвен. Что с ней происходит в доме Камня? Что сделал доктор?
– Видела кого-нибудь из знакомых?
Голос герцогини врывается в мои мысли.
– Там, на площади, – продолжает она. – Видела кого-нибудь из своих? Ты какая-то рассеянная.
Я стараюсь казаться невозмутимой.
– Нет, моя госпожа.
Ее рот дергается, словно она борется с улыбкой.
– Ты отъявленная лгунья. – Она вынимает булавку из волос, снимает шляпу-таблетку и кладет ее на колени. – Можешь поднять вуаль. Наш траур закончился.
Я с радостью убираю с лица вуаль.
– По кому мы скорбим, моя госпожа?
Герцогиня касается уголка рта своим длинным пальцем.
– Вчера утром умерла суррогат Курфюрстины.
Все плывет у меня перед глазами, я задыхаюсь, как будто получила удар под дых. Она говорит о Далии.
– Ты же видела ее, помнишь? За ужином. Такая крошка. Будем надеяться, что Ее Королевская милость станет более осмотрительной в будущем. Титул не гарантирует защиту от невзгод.
Я не могу говорить. Я не могу думать. Далия была так молода… она была такая маленькая…
– Как? – вздохом вырывается у меня вопрос. Губы не слушаются.
Герцогиня улыбается про себя.
– Я всегда находила это… унизительным, как одна крошечная капля растительного экстракта может уничтожить человека. Мы такие хрупкие и уязвимые, не так ли? Один глоток вина, и вдруг… конец. Как легко забрать жизнь.
Голова идет кругом, когда до меня доходит смысл ее слов.
– Но почему?
Герцогиня поднимает бровь.
– Курфюрстина, кажется, забыла, что я живу здесь намного дольше, чем она. Я потомок одного из четырех Домов, а не какая-нибудь лавочница из Банка. Она решила, что может менять правила. Она позор для престола, унижение для королевского титула, и вчера она узнала, что никто не является неприкасаемым. – Похоже, ее забавляет выражение растерянности на моем лице, и она ухмыляется. – Добро пожаловать в Жемчужину.
11
Когда мы возвращаемся во дворец, Аннабель ждет меня, чтобы отвести в мои покои.
Герцогиня снимает поводок, и меня передергивает от прикосновения ее рук, от запаха ее духов, от нависающих зловещими тенями фигур ее телохранителей. Все кажется каким-то странно искаженным. Нереальным. Как в тумане, я поднимаюсь следом за Аннабель вверх по изогнутой лестнице.
Далия мертва. Герцогиня убила Далию.
Мной владеет убийца.
Я вдруг с ужасом осознаю, что и сама могла стать жертвой. Курфюрстина делала ставки на меня. И это мое тело могли оплакивать разодетые в траур королевские особы.
Но я не могу понять, что толкнуло герцогиню на убийство. Вина Далии была лишь в том, что ее купила Курфюрстина. Не так ли?
Злость клокочет во мне, заглушая все доводы разума. Отталкивая Аннабель, я первой влетаю в свою спальню, сдираю с головы вуаль вместе с клоком волос, но даже не чувствую боли. Я бегу в гардеробную, на ходу расстегивая молнию на своем черном платье. Аннабель следует за мной по пятам, пытаясь помочь.
– Нет, – говорю я, излишне резко отмахиваясь от нее. – Мне не нужна твоя помощь. Мне ничего этого не нужно!
Застежка рвется, этот треск только раззадоривает меня, и я с наслаждением тяну молнию вниз. Мне доставляет удовольствие портить ее вещи в ее собственном доме.
И у меня есть три гардероба, набитые ее одеждой.
Я открываю двери шкафа, хватаю первое, что попадается под руку – расшитое бисером платье, – и рву по шву. Оно осыпается каскадом разноцветных бусин. Я отшвыриваю его в сторону и принимаюсь за следующее, впиваясь ногтями в кружевные рукава и шелковые юбки. Я готова уничтожить весь гардероб с его идиотскими оборками, кружевами, шелками, я хочу разорвать их в клочья, чтоб от них не осталось и следа.
Слезы льются по моим щекам, дыхание вырывается болезненными прерывистыми вздохами, и я вдруг ловлю себя на том, что со стороны выгляжу, наверное, жалкой и беспомощной, как ребенок. Я плюхаюсь в груду тряпья, утопая в бархате, парче и атласе, и меня захлестывает невероятная тоска по маме. Я хочу, чтобы она обняла меня сейчас, окутала теплым и родным ароматом своей кожи, утешила.
Бархатное колье все еще у меня на шее, и я цепляюсь за него неуклюжими пальцами. Я чувствую, как жалят кожу ногти, оставляя на ней царапины, но мне все равно.
