Владимир Витвицкий - Книга сновидений
— А все-таки хорошо, что наша, до сих пор бестолковая толкотня так щедро оплачивается из бюджета бессмертных, — не утверждая, а как бы слегка удивляясь, снова заговорил Мыкола. — Неужели все так просто в этом разнообразном мире?
— А ты задал бы этот вопрос той саблезубой крысе, что потрепала нас в приледниковых тоннелях, — так же слегка вопросительно посоветовал своему молодому сотоварищу с возрастом несколько саркастический доктор.
— Да, хорошо, что мы тогда вовремя сумели зацепиться за нашу надувную лодку.
— Хорошо, что ты послушался меня и не надел болотные сапоги! Хоть ты и навигатор, но согласись, мог бы допустить ошибку.
— Соглашаюсь, — не желая спорить, кивнул в ответ на сапожное восклицание Мыкола.
— Мы были на волосок от смерти, а если бы еще и сапоги… волосок бы не выдержал. Тем более Боливар, как ему и предписано, сломал-таки ногу.
— Опять латинские цитаты! — снова воскликнул Мыкола, вспоминая студеную воду и то, как шипел вырывающийся из пробитого отверстия воздух.
Но дело не в цитатах. Просто доктор Пржевальский, он же дядько Павло, не очень-то хотел распространяться насчет щедрости бессмертных. Даже на границе людей и леса, на крыше большого и в начале лета пустого сооружения, в разговоре с уже в деле проверенным навигатором.
— И все же, — после некоторой паузы вновь заговорил неугомонный парубок, со звуком "ы" вместо "и" в псевдониме, — почему бессмертные так щедры? На кой черт им этот беглый каторжанин?
В ответ лишь что-то заурчало внутри его ленивого собеседника. Вероятно, это в довольном отдыхом и теплым солнцем теле шевельнулась неудобная, крамольная в этих благодатных местах, мысль. И следующая за ней — а не выдать ли парубку совет в выборе направления движения? Согласно розе ветров, плевков и прочих авиазадач и метеоусловий.
— Что, доктор, кончились цитаты?
— Клизьма ты конторская, мензъюрка непромытая, — беззлобно позлословил дядько. — Что ты хочешь, чтоб я тебе сказал? Какой такой политкаторжанин?
— Дело, конечно, не в нем?
— Изгибы твоих мыслей параллельны шиферным волнам! — снисходительно, а возможно одобрительно усмехнулся дядько Павло. — Ты делаешь успехи. Однако не можешь не понимать, что возня с тобой началась не потому, что ты упустил какого-то там сказочника на какой-то там охоте, а потому, при каких обстоятельствах это произошло.
— Обстоятельства известны, — вроде бы четко ответил Мыкола-Навигатор, и с неявным, но заметным вниманием стал ждать ответа.
— Да? То есть ты знаешь, как он погиб, но не знаешь, как он выжил? Да и выжил ли вообще? Ведь мы до сих пор находили только его рукописные следы.
— Мы по его следам шли, — кивнул навигатор, и взгляд его оживился.
— Следовательно…
— Следовательно, он жив и может быть здоров.
— Следовательно, пули, выпущенные в него добропорядочными потребителями, попали ему в лоб и успешно от него отскочили, чего быть на практике не может, или…
— Или что?
— Или они изменили свои траектории, чего тоже не может быть.
Горячая шиферная крыша, а под ней большое зернохранилище, а перед глазами утопающее в зелени садов селение, живописно выбеленные дома и медлительные в движениях люди, и лес на пологих холмах. Что еще нужно человеку, чтобы в спокойной работе провести весь этот солнечный день, и потом, отужинав того, что растет в огородах, и выпив того, что зреет в садах, уснуть спокойным сном в прохладной толстостенной хате, не думая ни о каких-то там призраках, ни в лесу, ни в садах? Так нет же, неймется! Так и хочется потрепать друг другу нервы, бездумно пользуясь второй сигнальной системой.
— А как же я? Как быть со мною? — возмутился, страшась точного ответа, таким раскладом парубок. — Я же видел продавленный пулей свой собственный бронекостюм!
— Эта пуля была выпущена из карабина Хейлики Бактер, — выдавая врачебную тайну, однако отвечая по существу, или по-мужски, четко произнес жестокие слова участковый, но не слишком участливый доктор, внимательно, и могло показаться, даже сочувственно следя за реакцией пациента. Но…
— Эй, бездельники! — донесся снизу, со стороны запертых в зернохранилище ворот громкий, заинтересованный в ответе, но одновременно властный голос.
— Ну что за пес?! — невольно громко воскликнул, в общем-то, не сильно удивленный услышанным Мыкола. — Кто там тявкнул?
— С тобой, сам бездельник ты собачий, клятый ты москаль, не гавкает, а разговаривает хозяин коней! Папелом фамилия моя.
— Здоровеньки вы булы! Пан вы… ясновельможный! — быстро поднявшись и осторожно прогрохотав по шиферной крыше, поприветствовал пришедшего дядько. — Ну как, труды ваши, не слишком скорбны?
— В попе… что? — тихо буркнул клятый.
— Та как у всих, труды эти — с рассветом встаем да затемно ложимся, — спокойно поделился впечатлениями о повседневной жизни хозяин коней. — Ну а кони что, понадобятся в вечор?
— Конечно, — заверил его доктор, а для всех местных жителей Павло. — Но, только, смирные ли они? Мы ж не ковбои… о, пардон… о, звиняйте, пане — не козаки.
— Самые спокойные, из табуна давно, — примирительно пробурчал, в общем-то, добродушный хозяин, — уж и забыли, что это такое. Только не давайте им нюхать ковыль — слишком уж дикая трава. Но, панове, уж не в акациях ли вы собрались покататься в темноте?
— Да так, проскачимо биля леса, — не стал опираться хитроватый дядько.
— В таку ничь?
— В яку таку ничь?
— А в таку, что и молодые, бывало, становились седыми, — пояснил словоохотливый Папелом, — я вас предупредил.
— Спасибо… э, дзякую, пан хозяин, — поблагодарил его Павло, — на всякий случай мы возьмем с собой ковыль.
Хозяин кивнул, ушел, а доктор и навигатор остались на крыше.
— А кто это такой, клятый москаль? — спросил Павла Мыкола. — Что это, идиома?
— Они сами уже не помнят, что значит это слово. Но в данном случае это ты. Так что впрягайся в работу, Мыкола.
Им нужно докончить и до вечера сходить на ставок. Чтобы смыть пот настоящей работы, чтобы он не разъедал царапины от колючек, а кто знает, возможно, и боевые раны.
— Всегда готов, дядько Павло!
* * *16. Электричка.
— Скажите, а что это за город там, на горе? — медленно отведя равнодушный взгляд от окна, то пыльного от постоянного движения, то в мокрых и от этого же движения, грязных дождевых разводах, поинтересовался некто, незнакомый пассажир, случайный попутчик и, как могло показаться, гадливо при этом усмехнулся.
— Вот так, издеваются над людьми, а потом удивляются — откуда, мол, берутся террористы или революционеры! — не долго думая, запальчиво ответил ему Иммуммалли, и тоже постарался усмехнуться как можно гадливее. Но не получилось — видимо, врожденная интеллигентность не позволила сделать это. И это при всем притом, что ему частенько приходится общаться в электричках с разным, зачастую опасным и далеко не всегда благородным народцем.
