Страшный Человек - Caged Hearts
— Ты принимаешь лекарства от своей сердечной болячки? — спросила меня Тэдзука так, словно самый вопрос её и не интересовал.
— Ты подслушивала? — Мой тон был более обвиняющим, чем я планировал, будто я на неё ругался. Но если и так, я не хотел об этом говорить. Я только что её встретил и совершенно не знаю её. Это не её дело. Фельдшер, похоже, тоже незнаком с понятием врачебной тайны, раз говорит о таких вещах на людях. Но Рин ведь в этом не виновата. Я поглядел на неё, внезапно почувствовав себя виноватым, но Рин лишь смотрела куда-то через моё плечо, а её голова наклонена как у птички.
Эх.
Не знаю, почему для меня это так сложно. Чувство, будто есть какой-то непостижимый замок, не позволяющий мне быть более откровенным в этом вопросе.
— … да. Они для моего сердца.
— Тебе от них лучше? — уточнила Рин.
— … нет. Не особо. Просто чуть менее плохо, — признался я.
Рин посмотрела на меня ещё немного, ничего не говоря и без каких-либо различимых эмоций. Я был благодарен ей, что она ничего не сказала. Думаю, я ещё не вполне привык ко всему этому. В больнице с этим было проще, но я ещё не разобрался, как жить «нормальной» жизнью со своим недугом.
Мы вышли из главного здания, и Рин повела меня в сторону общежитий по той странной помеси парка и школьного двора. Мы остановились у небольшого клочка зелени перед зданием общежития.
Общежитие было построено на небольшом возвышении, окружено стеной и несколькими деревьями, которые всем каждый раз приходилось обходить вокруг. Выяснилось, что вся стена, построенная из таких же кирпичей, что и само здание, была покрыта своего рода картиной.
Большая её часть была не более, чем наброском, — быстрые мазки, сделанные чёрной и белой красками по серой штукатурке, покрывающей практически всю длину стены, — но некоторые места выглядели более законченными. Тут можно было различить лица людей, ноги и руки. Однако я не мог с уверенностью сказать, что именно изображала картина в целом.
Стопки чего-то, напоминающего банки с красками, штабелями располагаются на земле вдоль стены.
— Видишь, работа над левой частью едва сдвинулась, — указала мне Рин. — Всё потому, что вчера у меня не было настроения, и я сдалась, а взамен пошла медитировать. И тут внезапно настало утро. Надо бы мне над ней поработать, но ребята из кружка рисования помогают с фонами и основными поверхностями лишь от случая к случаю — вот в чём проблема. Легче рисовать большие участки, когда много народу, с руками. Размах шире и дело идёт быстрее.
Совсем отходя от прежней темы, она взмахнула рукой… ну, или той её частью, которая у неё была, чтобы наглядно продемонстрировать, хотя я и так уже всё понял. Её белый рукав развевался по ветру, и мне пришла в голову мысль, что зрелище могло выйти печальнее, чем получалось. Но всё же в течение последних нескольких дней это заставляло меня чувствовать себя не в своей тарелке, как и практически любое напоминание об… особенностях учеников «Ямаку».
Девушка, конечно, не могла заметить моих мрачных чувств, как и того, что я перестал её слушать… и продолжала болтать:
— … и поэтому я пытаюсь выяснить, есть ли что-то, что нужно выяснять, и выяснить это прежде, чем будет слишком поздно, и всякая надежда будет потеряна.
— А почему надежда может потеряться? — тупо повторил я, пытаясь не показать ей, что пропустил её речь мимо ушей.
— Потому что краску надо нанести, потом она должна высохнуть, а потом быть закрашена слоем другой краски. На это нужно время, — Рин, наконец остановилась, по-видимому думая, что пришла к какому-то логическому заключению.
Эх, голова моя садовая… Ведь прослушал всё, совершенно. Попробую начать всё с самого начала.
— Так значит, это твой проект? Ты сделала… это? — я указал на разрисованную стену, чувствуя себя идиотом.
— Да. Да, — монотонно ответила Рин.
— Всё целиком? — моё мнение о собственном интеллектуальном уровне не изменилось ни на йоту.
— Да.
— Очень здорово, но… — я запнулся, вдруг почувствовав, что забрёл прямо в центр минного поля неполиткорректности.
— Всё нормально, можешь это произнести. Может быть, я даже не разозлюсь, — подбодрила меня Тэдзука.
Я сильно покраснел. Даже не знаю, что тут правильнее было бы сказать, если вообще можно было сказать что-то. Однако кажется, я куда более чувствительный, чем Рин. Действительно, очень неловко.
— Ты не хочешь спросить? — Девушка выглядела разочарованной.
— … как ты рисуешь без рук? — выдохнул я.
— Видишь, со мной легко говорить, правда? Рисую ногами, — на лице Рин заиграла улыбка. Вот только её интонации я не смог разобрать: то ли, довольная, то ли печальная, то ли вообще что-то третье…
— Я, в общем-то, догадался, но разве это не трудно? — я соврал. Я вообще об этом не думал. До этого момента.
— Ты догадлив, — я не понял. Это она серьёзно или издевается? — Как бы то ни было, думаю, нетрудно. Но, может быть, я просто уже привыкла.
Я и представить себе не мог, что она может быть художницей, но вспомнив, как мастерски она управлялась с вилкой за поеданием карри, решил, что и рисование, возможно, не представляет для неё проблем.
Больше по поводу нам сказать нечего.
— А при свете дня довольно ничего, — придирчиво оглядела Рин своё творчество. — Я боялась, что будет выглядеть слишком плоско, но в конце концов вовсе нет. Думаю, вполне нормально. Я хотела посмотреть, как она выглядит при тусклом свете. Как, по-твоему — плоская?
— Ээ, ну, картины обычно плоские, выразил недоумение я. Искусством я раньше как-то не особо интересовался, поэтому не был уверен, что уловил суть вопроса.
— Не в этом смысле плоская, — поморщилась Рин. — Понимаешь, плоская. Как некоторые люди — без содержимого, без мяса там, где должно было бы быть. Я знаю нескольких девочек, у которых…
— Ладно, я понял. Но я ничем не могу помочь, потому что не слишком хорошо разбираюсь в искусстве. Я знаю немного художников или специальных терминов. Так что мне нечего сказать, — поспешно прервал я её. В принципе тема женских прелестей мне, как и любому нормальному парню была близка и интересна… Но говорить об их отсутствии, да ещё с девушкой, да ещё с такой — нет, к такому я решительно не был готов.
Рин пожала плечами, как бы говоря: «Ну, как знаешь», — и посмотрела в небо, как будто выискивая там что-то.
— Я не думала, что буду сегодня над ней работать, но если ты мне поможешь с красками, то дотемна успею что-нибудь сделать. Я хотела раздобыть галогенную лампу, как на стадионах, но тут нет ни одной.
Рин быстро привлекла меня к работе, как и Сидзунэ. Складывалось ощущение, что фестиваль — действительно серьёзное мероприятие, для которого была дорога каждая пара рук. В весёлое времечко меня угораздило перевестись, ничего не скажешь. Впрочем, я особо не возражал, хоть и был несколько ошеломлён здешней жизнью после больничной рутины.
