Дылда Доминга - Erratum-2
— Сосуществовать с Богом? — закончил за нее Небирос. — Это старая загадка, на которую нет ответа.
— Но как он может попадать в какие-то ловушки? Будь то кокон или еще что-то. Ведь для него это должны быть лишь детские шалости. Все эти заговоры — он должен глядеть на них с тоской и жалостью…
— А он и глядит. Единственные ловушки, в которые он может попасть — это ловушки его собственного разума. — Ответил Небирос.
— Ты хочешь сказать, что кокон — творение его разума? — поразилась Лили.
— Кокон — это рука создателя, — проскрипел старушечий голос, и затем из тьмы показалась старая демоница.
— Бабушка, — прострекотал Небирос на незнакомом языке, но Лили почему-то поняла это единственное слово.
— Кокон — это рука Бога, которую он протягивает своему ребенку, — повторила она.
— Вы хотите сказать, что он не погиб бы в коконе? — пробормотала Лили, глядя во все глаза на старуху.
— Кто знает, — приподняла и опустила та морщинистые крылья, — это зависит от того, насколько сердит на него отец.
— Вы знаете, где Ник? — ухватилась за ее слова Лили, наконец, придя в себя после внезапного появления старухи.
— Мне кажется, ты уже спрашивала меня, — рассмеялась та, и у Лили похолодело в животе — демоница не могла знать, это было невозможно.
— Он в коконе? Где? В горах Азура? — Лили безумно хотелось, чтобы старуха снова рассмеялась и назвала ее тупицей, но демоница судьбы лишь смотрела на нее своими выцветшими серо-зелеными глазами.
— Я не знаю, где кокон. Что мне до него, — вновь пожала крыльями старуха и пешком двинулась в сторону одного из ходов пещер.
— Небирос, — взмолилась Лили, прося его или остановить старуху или объяснить ее слова, но он лишь молча проводил ее взглядом, не двинувшись с места.
— Ее бесполезно останавливать, — произнес он. — Она всегда обладала своеобразным характером. Все, что она хотела сказать — она уже сказала.
— Но все повторяется, ты понимаешь — он снова в беде, в коконе! Нам нужно узнать, где он.
— И что тогда? — Небирос не отводил взгляда от прохода, в котором скрылась старуха.
— Что значит, что тогда? Попытаться спасти его.
— Лили, — прошелестел он, — это уже было. Да, я могу попытаться, или Саргатанас, или Джаред, но, похоже, мы зациклились, а в этом случае все равно ничего не изменить.
— Но это всего лишь вторая жизнь, — воскликнула Лили, — почему ты считаешь, что мы зациклились? Мы можем хотя бы попытаться! Еще рано судить!
— Нет, — он устало покачал головой, — Маба сказала — ты уже спрашивала ее, ничего не меняется. Все остальное — лишь детали. Ловушка — в его разуме. Этого не остановить.
— Да черта с два! Нельзя так сдаваться! — Лили вскочила на ноги и в сердцах пнула демона, но он даже не шелохнулся, продолжая отстраненно глядеть в пространство.
Тогда она побежала, не разбирая дороги, лишь бы быть подальше от него — вверх, к сияющему водовороту из сфер. Ей нужно было двигаться, что-то делать, что угодно, но только не сдаться еще до того, как все было кончено, даже если это неизбежно. Она переставляла ноги, с трудом дыша, слезы струились по ее щекам. Но не хотела верить, что на этот раз они проиграли даже без войны, без смертей и без сражений. Просто так, лишь на словах какой-то демоницы. Она спотыкалась, падала, подымалась и бежала вновь, мечтая хотя бы о капле света и покоя, которой одаривал ее когда-то Синглаф, капле надежды.
21
— Что с тобой? — спросил Самаэль, когда к нему в комнату влетела Грерия, испачканная в пыли и крови. — Что случилось?
— Я была права, — задыхаясь, произнесла Грерия, — эта подлая тварь давно ждала подходящего момента. Она никогда не готова была довольствоваться положением слуги, всегда мечтая о власти.
— О чем ты говоришь? — глаза Самаэля гневно блеснули.
— О Нитре, об этой проклятой подлой ведьме.
Самаэль зло расхохотался.
— Она порвала тебе платье? Девочки подрались?
— Тут не над чем насмехаться, — Грерия подошла вплотную к нему и выдохнула падшему прямо в лицо. — Они бросили мне вызов. Но я знаю, что за этим стоит. Неуважение к его власти. Они решили, что сами вправе выбрать королеву.
— Я же говорю: девочки подрались, — прошипел Самаэль, и, дернув Грерию на себя, легким движением завалил ее на спину на кровать. — Ты можешь попросить меня о помощи, но это не значит, что ты можешь вваливаться ко мне домой и бесцеремонно нарушать мой покой.
— Ты бредишь, — выплюнула Грерия, пытаясь высвободить свои запястья из его захвата. — Что ты можешь противопоставить ведьмам?
— То, о чем ты даже не догадываешься, — по слогам выговорил Самаэль, и стена огня отгородила их от остальной части комнаты. Жар прошелся по волосам Грерии, и их кончики опалились и свернулись, наполнив пространство запахом гари.
— Самаэль, прекрати, — испуганно вскрикнула Грерия и замерла, глядя на бушующую стену пламени. — Ты… это невозможно.
— Я сошел вместе с ним. Я — падший, как и он. — Произнес Самаэль, не отводя от нее мрачного горящего взгляда. — Ты забываешься, ведьма.
— Но эти бумаги, твои выходки, попойки… — Грерия была растеряна. То, что рассказывали о Самаэле, никак не сочеталось с той мощью, которую она сейчас ощутила. Он превосходил по силе целую толпу жалких ведьм. Он был столпом ада, о которых она слышала еще в детстве. Только об этом было слишком легко забыть, когда он вел себя, как легкомысленный повеса. Грерия не к месту вспомнила, как накинулась на него в первый раз за небрежное ведение дел, и ее ноги похолодели от ужаса.
— Самаэль, — выдохнула она, — прости меня, прошу тебя, Самаэль.
Увидев искреннее раскаяние в ее глазах, ангел ослабил хватку, и огонь отступил, а затем и вовсе растворился в пространстве, будто его и не было.
— Не доводи меня, — мрачно изрек он, вставая с кровати.
— Прости, я забыла, кто ты, — честно произнесла она, подымаясь и поправляя и без того потрепанное платье.
— Кого они хотят видеть в качестве королевы? — спросил он, возвращаясь к столу.
— Это не имеет значения. Марионетку. Главная среди них — Нитра.
— Она не увидит следующего зарева, — отозвался падший, поглядев в окно.
И на этот раз Грерии хотелось склониться перед ним, как перед Абой, и убраться подальше и поскорее. Слишком его вспышка гнева и силы напомнила ей Ника, неудержимого и мощного в своей безраздельной ненависти.
22
Синглаф снова укрылся в уединении, не в силах говорить с братьями о том, что случилось. Он молился и молчал, слушая и внимая Небесам, но ответом ему была лишь тишина. Возможно, оттого, что тьма повредила его восприятие, а возможно, из-за чувства вины по отношению к Икатан, которое не покидало его.
