Рабыня Рива, или Жена генерала (СИ) - Устинова Мария

– У меня подруга их поклонница, – безмятежно ответила я и вернулась к каталогу. – И меня подсадила.

Эмма хмыкнула, но ничего не добавила.

Я старалась выглядеть беспечно и не хмуриться. С легкой полуулыбкой рассматривала цвета и даже ткнула в несколько оттенков алого:

– Как ты думаешь, какой похож больше на иларианский красный?

– Этот, – Эмма ткнула в один из вариантов. Кстати, правильный.

Я лучезарно улыбнулась:

– Его и закажу!

Я рискую. Они могли догадаться. Моя планета проиграла, все знают, что нас поработили, а Эмма способна сложить два и два – мое происхождение и навыки. Она поймет, что я служила у противника, а там и до правды недолго докопаться.

Прежнюю прическу я не носила, а заплетала волосы в тугую косу. Мне не хотелось делать этого, но, может, свести татуировки? Не сейчас, потому что экипаж насчет подозревать, чего это я. Но когда получу новые документы, где-то осяду… Я хотела полностью порвать с прошлым.

Сведу татуировку, остригу и перекрашу волосы. Никогда не буду носить алый и белый, пусть они мне нравятся. Я стану другой и прошлое отпустит меня.

Ах, если бы все было так просто…

Я еще не раз, и не два тренировалась с кинжалом. Эмма оказалась права: с каждым днем становилось лучше, хотя до мастерства далеко. Но я не теряла время зря, азарт полностью захватил меня – я играла с кинжалом для процесса, потому что мне нравилось ловить блик на лезвии, держать его в руках.

Во время стоянок она забирала нож, но однажды забыла. Я даже понадеялась, что может быть, она забудет его навсегда… Добыть другой григорианский кинжал у меня не было шанса, да и привязалась я уже к этому.

Платье курьер доставил на следующий день.

Обновки мы забирали вместе, Эмма и Ю подошли посмотреть на мое платье – сами они заказали более практичную одежду, нужную на корабле.

Я распаковала его, пока не примерила и расстелила на старом ящике, чтобы рассмотреть.

Из-за того, что меня едва не раскрыли, я изменила привычкам. Вместо привычной длины заказала григорианскую – оно было коротким, как туника. У нас такое без низа носить не принято. Но вызывать подозрения я не хотела, а выбор пал на традиции Грига, потому что… больше никакие не были мне близки. Мой муж оттуда.

– Симпатично, – задумчиво протянула Ю.

В голосе слышалось сомнение. Что-то ее в моем платье смущало.

Может быть, яркий иларианский цвет и григорианская длина, едва прикрывающая верх бедер. На Григе яркое не любили. А у нас не любили короткое. Сочетание получилось убойным. Я немного расстроилась: вряд ли я стану его носить. Жаль, оно мне нравилось.

– Странная вещица, – заметила Эмма. – Тебе как будто самой не нравится.

– Рассчитывала на другой результат, – я поджала губы, стараясь не замечать внимательного взгляда. Она о чем-то думала. Но вряд ли платье натолкнуло ее на ненужный ход мыслей?

Чтобы не усугублять, я быстро собрала платье и спрятала в пакет.

Девушки все еще смотрели на меня, словно не могли избавиться от какой-то надоедливой мысли, но постепенно занялись своими нарядами и напряжение спало. Я ушла к себе в каюту и убрала платье под кровать. Хотелось поскорее о нем забыть.

Эмма пришла примерно через пол часа. На ней был новый разгруз, да и майку она уже переодела. Фасон прежний, а цвет другой – серый. Она так плотно облепила грудь, что та даже стала повыше.

– Рива, – задумчиво сказала она, привалившись к косяку моей каюты. Блуждавший по мне взгляд был таким, словно она приценивалась. – Не хочешь поболтать? По-дружески. Как подруга с подругой.

– Конечно, – я улыбнулась, хотя губы едва меня слушались. Слишком характерным был у нее взгляд и слишком подозрительным. Она что-то поняла.

Эмма протянула фляжку, но я покачала головой. Она глотнула сама, вытерла влажные губы и закрутила пробку.

– Слушай, я обратила внимания, – она сложила мускулистые руки на груди. – Ты у нас недавно, но видно, что образованная. Хрупкая вся, маленькая, – она кивнула на мою фигуру, и я удивленно взглянула на себя, словно там что-то не так. – Волосы у тебя черные, татуировки на лице. Ты с Иларии, только это скрываешь? Не ври, подружка, я это поняла.

Я постаралась не показать испуг, но что делать… В глазах Эммы была уверенность в своей правоте. Может, лучше признаться. Иларианок-рабынь много, не факт, что они выйдут на мой след. А если я буду настаивать на обратном, точно потеряю доверие.

– Да, – призналась я и пожала плечами. – Ну и что? Вы нас не любите?

– Что ты, – она покачала головой. – Нам все равно. Вопрос в том, почему ты это скрываешь? Волосы вон, в косе носишь. Врешь, что не с Иларии.

Я облизала губы, глядя мимо нее.

Взгляд Эммы был таким внимательным, что проедал насквозь. Ей бы следователем работать. Нужно что-то, похожее на правду.

– Я боялась, вы донесете на меня хозяину, если я признаюсь, – я взглянула прямо в подозрительно суженные глаза. – Он заставлял меня заниматься тем, чего я не хотела. Я сбежала.

– Это чем же? – усмехнулась она. – Ксено-этика? А он знал, что ты образована? Ксено-этик стоит дороже обычной девушки.

Чем больше я врала, тем сильнее загоняла себя в ловушку. В этом проблема врать экспромтом – сыплешься на деталях.

– У меня нет документов, – напомнила я. – Нет диплома. Он не поверил, что я что-то знаю, думал, просто вру. Иларианок часто заставляют, ты же знаешь.

Я невесело усмехнулась, пытаясь этой болезненной, с трудом выдавленной из себя улыбкой, расположить ее к себе. Зряшное дело. Эмму не проведешь.

– Да, вы девушки красивые… – наконец признала она и взглянула под ноги, растирая подошвой масляное пятно на полу. – Ну, ладно, Рива. Я поняла, – Эмма вздохнула. – Я не знала, что тебе так плохо было.

– Если можешь, сохрани это в тайне, – попросила я. – Не хочу слухов.

Если она отзывчивая, то поймет.

Эмма задумчиво кивнула:

– Конечно, Рива. Конечно… Поверь, в экипаже все через многое прошли. Мы тебя понимаем, и не осудим.

Я сдержанно усмехнулась. Вежливо, но Эмма заметила, как недоверчиво блеснули глаза.

– Ты не веришь?

– Верю, но… – я горько покачала головой. Она была другой. Не такой, как я.

Эмма – женщина крутая, уверенная в себе. Такого, что испытала я она на своей шкуре не испытывала, уверена. Всегда заметно по человеку, что выпало на его долю.

– Мы все нахлебались по полной, Рива. Семья Ю погибла при эвакуации. Корабль, на котором они были, торпедировали по ошибке. Она на него не попала – места закончились. Подарила шанс на спасение матери и младшим сестренкам. Они погибли у нее на глазах. Когда она попала к нам, была ее живой от горя.

Я поджала губы. Ю нравилась мне… Она никогда об этом не говорила, даже во время долгих ночных вахт, когда мы вдвоем были на мостике.

– Теперь Ёж, – продолжила Эмма. – Всех мужчин из его семьи призвали. Живым вернулся только он – в разоренный дом. Он не нашел ни мать, ни сестер, ни друзей, ни соседей. Никого. Поселок был пустым, и что случилось с его жителями, никто так и не узнал. Он до сих пор их ищет.

Странно. Ёж казался мне веселым и уравновешенным.

– Про механика ты знаешь... Он был в партизанском отряде. Когда их разбили, непригодных расстреляли, а его отправили работать в шахтах. В тех шахтах не было ничего, кроме смерти. А у нашего капитана беременная подруга пропала без вести семь лет назад. Он тебе этого не расскажет. Он никому этого не говорит. Но ее фотографию до сих пор носит. Мы все многое потеряли, поверь.

– А ты? – спросила я.

Только о себе она не сказала.

– Я четыре года провела в плену, – она замолчала. Твердо сжала губы и закончила. – Четыре года на дне ямы. Я не буду рассказывать тебе подробностей. Не маленькая, сама догадаешься. Я тебе одно скажу: они меня не сломали.

Я опустила глаза, стыдясь ее открытого, бесконечно сильного взгляда.

– И тебя не сломали, – добавила она. – Иначе тебя бы здесь не было. Поэтому хватит ныть, поняла?