Дженнифер Арминтраут - Жаркий поцелуй
Прямо у меня на глазах моя свобода утекала сквозь пальцы благодаря его самым лучшим намерениям.
— О зомби сегодня никто не узнал!
— Не в этом дело! — рявкнул Эббот. — Ты прекрасно знаешь, к каким серьезным последствиям могло привести твое молчание, не говоря уже о том, что ты рисковала собственной жизнью.
В его голосе отчетливо слышалось разочарование. Я смущенно заерзала в кресле, чувствуя себя лилипутом.
— Этой ночью нужно проверить школу, — сказал Зейн. — Пусть уполномоченный свяжется с директором, скажет, что это обычная проверка, чтобы не возникло никаких подозрений.
— Верное решение. — Эббот одарил сына улыбкой, полной гордости.
Я разозлилась.
— Мне больше нельзя ставить метки?
— Мне нужно подумать об этом, — ответил Эббот.
Мне не понравилось, как это прозвучало. Мне была невыносима мысль о том, что я не смогу ставить метки. Только эта способность искупала присутствие в моей крови демонической крови, ну или по крайней мере помогала чувствовать себя более уверенно. Отобрать у меня это было все равно, что дать мне пощечину. Кроме того, когда я ставила метки, то могла находиться вне дома, что было особенно важно сейчас, когда здесь находится Петр. Я еще раз извинилась и вышла из кабинета. Я готова была разреветься, или закричать, или кого-нибудь ударить.
Зейн вышел за мной в коридор.
— Эй.
Я остановилась возле лестницы, бурля от злости, и подождала, пока он подойдет ко мне.
— Так уж было нужно рассказывать ему об Ищейке? Спасибо, ты мне очень удружил.
Зейн нахмурился.
— Он должен был знать об этом, Лейла. Ты подвергла себя опасности и могла пострадать.
— Тогда почему вместо того, чтобы обсудить это со мной, ты побежал к своему папочке?
— Я ни к кому не побежал. — На его скулах заходили желваки.
Я скрестила руки на груди.
— Да? А по мне именно это ты и сделал.
Зейн одарил меня знакомым взглядом, в котором читалось: ты снова ведешь себя по-детски, и мое терпение уже на исходе.
Я проигнорировала это.
— Зачем ты вообще предложил, чтобы я перестала ставить метки? Ты же знаешь, как это важно для меня.
— Твоя безопасность важнее. Я всегда был против того, чтобы ты в одиночку носилась по Округу, гоняясь за демонами. Это опасно.
— Я ставлю метки с тринадцати лет, Зейн. И у меня никогда не было проблем…
— Пока ты не встретилась с Ищейкой, — перебил он меня, и его лицо порозовело от гнева. Зейн редко терял хладнокровие, когда дело касалось меня, но иногда я его все же доводила. — И дело не только в демонах. Ты юная и хорошенькая. Кто знает, кого и как ты можешь вдруг заинтересовать?
В любое другое время я бы заволновалась, услышав, что он назвал меня хорошенькой, но сейчас мне хотелось швырнуть все вышесказанное обратно ему в лицо.
— Я могу о себе позаботиться.
Зейн внимательно посмотрел на меня:
— То, чему я тебя научил, не поможет при серьезных обстоятельствах.
Вне себя от раздражения и желая доказать, что я вполне способна постоять за себя, не подумав, я брякнула:
— И я знаю, как кого-нибудь прикончить.
Зейн понял, о чем я говорю.
— Это так ты собираешься себя защищать? — Выражение его лица говорило о том, что он не может поверить в то, что услышал. — Забрав чью-то душу? Очаровательно.
Осознав свою ошибку, я сразу постаралась взять обратно свои слова.
— Я это не серьезно, ты же знаешь, Зейн.
Мои слова явно не убедили его.
— Как скажешь. Я должен идти, у меня есть дела.
— Даника, например? — Слова сорвались прежде, чем я успела себя остановить.
Зейн прикрыл глаза, а когда открыл, они были холодными, льдисто-голубыми.
— Очень по-взрослому. Спокойной ночи, Лейла.
Я смотрела, как он уходит, и горячие слезы застилали глаза. Я все порчу, даже особо не стараясь. У меня к этому явный талант. Развернувшись, я увидела стоящего в гостиной Петра. Ухмылка на его лице сказала мне, что он слышал всю нашу перепалку и наслаждался ей.
* * *Я проснулась. Сердце колотилось, горло горело. Запутавшиеся вокруг ног простыни раздражали кожу. Перевернувшись на живот, я посмотрела на горящий неоново-зеленым светом будильник.
2:52 ночи.
Мне нужно что-нибудь сладкое.
Сбросив простыни, я встала. Ночная рубашка прилипла к влажной коже. В коридоре не горело ни единой лампочки, но я и так знала дорогу. Было так много ночей, когда внезапно нахлынувшее острое желание влекло меня по темному коридору на кухню.
Я торопливо спустилась по лестнице и прошла через погруженные в темноту комнаты. Ноги слабели, сердцебиение ускорилось. Так жить невозможно.
Рука подрагивала, когда я потянула дверцу холодильника. Мои ноги и пол залил желтый свет. Я наклонилась, нетерпеливо выглядывая среди воды и молока пакет апельсинового сока. Раздосадованная и уже готовая что-нибудь пнуть, я отыскала сок за яйцами.
Пакет выскользнул из моих дрожащих пальцев, плюхнулся на пол и обрызгал соком ноги. По моим щекам потекли слезы. Черт подери! Я плакала над пролитым апельсиновым соком. Это, наверное, один из самых дурацких моментов в моей жизни.
Я сидела возле липкой лужи, не обращая внимания на холодный воздух, шедший из холодильника. Бог знает, как долго я так сидела, прежде чем захлопнуть дверцу. Кухня сразу же погрузилась в темноту. И это хорошо. Тут была только до нелепости тупая я и еще темнота. И никаких свидетелей моей истерики.
Затем я услышала тихий трепет крыльев, который становился все громче по мере приближения к кухне. Я напряженно ждала, затаив дыхание. Воздух около меня колыхнулся. Подняв взгляд, я увидела желтые глаза и клыки, окруженные кожей цвета гранита, плоский нос с прорезями ноздрей и каскад темных волос, разделенных двумя загнутыми рогами.
В своей истинной форме Даника была такой же неотразимой, как и в человеческой.
Постукивая когтями по кафельному полу, она обошла кухонный островок, взяла рулон бумажных полотенец и остановилась рядом со мной.
— Нужна помощь?
Довольно странно видеть высоченную горгулью, предлагающую тебе бумажные полотенца.
Даника смотрела на меня сверху вниз, изогнув темно-серые губы в нерешительной улыбке. Я поспешно вытерла слезы и взяла у нее рулон.
— Спасибо.
Присев, Даника сложила крылья и вытерла полотенцами большую часть лужи.
— Тебе нехорошо?
— Я в порядке. — Я подняла пакет из-под сока. Он был пуст. Просто отлично.
Даника скомкала бумажные полотенца длинными и изящными пальцами, когти на которых могли пропороть кожу, мышцы и даже металл.
