Ткань наших душ (ЛП) - Моронова К. М.

Я не позволю ему снова навредить себе.

Выползаю с кровати и натягиваю толстовку. Нет времени искать теннисные туфли, поэтому я надеваю тапочки.

Дверь немного скрипит, когда открываю ее, чтобы выглянуть наружу.

В холле темно и жутко. Знак «выход» в конце светится зловещим красным светом.

Я тихонько выскальзываю из нашей комнаты и подпираю дверь одним из шлепанцев для душа Лиама, которые нахожу у входа.

В спешке бегу по коридору. Должна признаться, я до сих пор удивляюсь, что нас не запирают в комнатах на ночь.

Я знаю, что Джеймс сказал, что это не психиатрическая больница и что она нетрадиционная, но все же, что это за реабилитационный центр, который позволяет людям делать то, что они хотят, в любое время ночи?

Наверное, тот самый, который позволяет пациентам трахаться в душевых и спа-комнатах.

Поворачивая за угол, я замечаю толстовку Лиама, когда за ним закрывается входная дверь. Он вышел через боковую дверь, вероятно, потому, что у главного входа стоит ночной охранник, хотя я не могу представить, чтобы он мешал кому-то делать то, что им заблагорассудится.

Холодный ночной воздух скользит по моим обнаженным лодыжкам, когда я толкаю дверь. Все во мне говорит, что я должна развернуться и вернуться в постель, но я знаю, что не смогу заснуть, зная, что Лиам может снова нанести себе вред.

Он неторопливо прогуливается по полям и направляется к кленовому лесу за усадьбой. Как только он исчезает из поля зрения, я крадусь за ним по полю. Трава мокрая от сегодняшнего дождя, но по крайней мере больше не моросит.

Свежий воздух обжигает кожу. Листья хрустят под моими ногами.

Я останавливаюсь на опушке леса и оглядываюсь на поместье. Луна выходит из-за темных облаков, освещая здание бледным, переливающимся светом. Красный оттенок виноградных лоз, обвивающих стены, делает его похожим на особняк с привидениями, который спит среди ночи и ждет, пока какой-нибудь дурак забредет внутрь.

Ветка ломается, и моя голова поворачивается обратно к лесу.

Лиам стоит передо мной со скрещенными руками и сонной улыбкой на лице. Его темные волосы взъерошены, несколько прядей красиво спадают на лоб. Темные круги под глазами выдают его беспокойство, и мысль о том, что он так же мучается внутри, как и я, разбивает мое сердце.

— От тебя одни проблемы. Ты это знаешь?

Я извиняюще хмурю брови.

— Ну, я не планировала, что меня поймают.

Он смеется, и меня охватывает чувство спокойствия. Уголок моих губ тянется вверх от его соблазнительного голоса.

Лиам протягивает мне руку и кивает головой в сторону леса.

— Тогда пойдем.

Мои глаза округляются, когда лунный свет освещает его теплый взгляд. Он похож на идеального сказочного персонажа.

Такого, которого не существует, но он здесь, в реабилитационном центре для людей с психическими расстройствами. Застрял со мной, как с соседкой по комнате.

Я беру его за руку, тепло быстро вытесняет холодный ночной воздух.

Это на него не похоже. В последнее время он был неумолимо добрым.

— Куда мы идем? — спрашиваю я, затаив дыхание.

Он тянет меня за руку, и мы входим в лес из кленов и сосен, вокруг нас время от времени падают последние капли дождя. Несколько постукиваний по голове, и я осознаю, насколько мокрые мои тапочки. Они уже испортились. С таким же успехом я могла бы идти босиком.

— Вот увидишь, — бормочет Лиам.

Под кронами деревьев темно, но я слышу улыбку в его тоне. Счастлив ли он, что я пошла за ним сюда?

Мы идем молча, пока не выходим на поляну. Не знаю, откуда он знает, куда идти ночью в лесу, но мы на месте. Темная трава колышется под вечерним ветерком. Луна скрыта облаками, но один взгляд на нее говорит мне, что ветер скоро разгонит их с дороги.

Меня окутывает запах мокрых опавших листьев и свежего дождя.

— Это же просто поле, — растерянно бормочу я. Зачем приходить сюда в четыре утра?

Лиам наклоняется и, указывая пальцем, говорит мрачным голосом:

— Посмотри еще раз, солнышко.

Это прозвище так легко слетает с его языка, что я даже не могу делать вид, будто меня это раздражает. Мои глаза поворачиваются к полю, и в этот момент лунный свет проливается на землю, будто бледный свет становится жидким.

Тысяча маленьких белых цветочков вспыхивают одновременно, возвращая свет небу и миру вокруг них.

Мое сердце все еще бьется в груди, тихое, мрачное маленькое создание в эти ночные часы, отчаянно цепляясь за надежду, что дневной свет ускользает от меня.

— Лунные цветы,² — с восторгом говорит Лиам.

Они что-то значат для него, и хотя он выглядит счастливым, глядя на них, в его глазах чувствуется меланхолия.

— Не надо было мне этого показывать. — Я чувствую себя плохо. Кажется, это действительно что-то личное. — Прости, что пошла за тобой сюда. Я не хотела снова видеть, как тебе больно.

Лиам пожимает плечами. Легкий ветерок отбрасывает его волосы влево, и в его глазах отражается грусть, когда он смотрит на цветы.

— Это место никогда не принадлежало мне. Те, кто были до нас…они создали это место.

Те, кто были до нас.

— Что с ними случилось? — бормочу я, не уверена, стоит ли спрашивать. — Те, что были раньше…им стало лучше и они ушли? Они нашли лекарство для своего разума?

Я наклоняюсь и провожу пальцами по краям красивых лепестков, освещенных луной.

Они мягкие и все еще хранят капли блаженной влаги после дождя.

— Надеюсь, они нашли свое лекарство — хочется верить, что им стало лучше, — говорит Лиам, подходя, чтобы стать рядом со мной. — Так или иначе, я наткнулся на это место несколько месяцев назад. Никто за ним не ухаживал, поэтому я подумал, что те, кто ухаживал, давно покинули «Святилище Харлоу». Их отсутствие в этом месте преследует меня, но в то же время дает надежду. Их кольца — символ настойчивости.

Он поворачивается и смотрит на меня усталыми глазами. Я чувствую этот изнурительный для души прилив, изнурительную тягу, бесконечный поиск этой глупой мелочи, называемой надеждой.

Чтобы найти лекарство.

— Их кольца? — оцепенело бормочу я.

Лиам кивает и срывает один из лунных цветков, кладет его мне в руку.

— Ты спрашивала меня о кольце, которое я оставил тебе в больнице, — искренне бормочет он.

Я подумала, что он меня не услышал, потому что смотрел на мою грудь и ничего не ответил.

Я киваю.

— Я нашел три из них. Одно оставил себе, другое у Лэнстона, а потом решил, что последнее должно быть у тебя.

Моя грудь сжимается от его признания, лунный цветок согревает мою ладонь, а сердце бьется быстрее.

— Почему у меня?

Его глаза сужаются от тоски, когда он проводит указательным пальцем по моему запястью. Небольшая волна боли разливается по моему предплечью, и он морщится от того, как я вздрагиваю.

— В тебе есть что-то особенное. Это манит меня, как маяк. Медсестры говорили о том, как им жаль пациентку из сорок седьмой палаты, такую молодую и красивую, но, страдающую ужасным расстройством ума.

Я сжимаю зубы. Все мне сочувствуют, все, кроме…

— Тогда я понял, что должен увидеть тебя собственными глазами. Увидеть, действительно ли тебя стоит жалеть, хотя у меня было предчувствие, что это не так. — Его голубые глаза ласкают мое лицо, будто я потерянное сокровище, которое он ищет на краю света. — Нет, я понял это, как только увидел тебя. Тебя нельзя было жалеть. Твой ум — прекрасная и опасная вещь, Уинн, хоть он и болен. Но твоя душа озаряет мир вокруг тебя, зажигая все вокруг твоим неизбежным страданием.

Мой сжатый кулак душит лунный цветок. Мое сердце замирает и колотится одновременно.

— Я увидел молодую женщину. Растерянный маленький цветок, который пытается расцвести при дневном свете, когда тебе всегда суждено процветать под звездами, в отличие от тех, кто тебя окружает. Ты уже достаточно увяла для этого мира. Ты так не думаешь? — Улыбка и вопрос Лиама наполняют каждую частичку моей уставшей души. — Пришло время отпустить то, что болит.